* * *

Скорченный, вялый кленовый листок
Долго за мокрую ветку цеплялся,
Не удержался! И сам ты, браток,
Долго ль на ветке качаться собрался?

Как заклинанье, стишки бормоча,
В страхе повисший над мокрым оврагом?
Дождь, ритуально по листьям стуча
Пальчиком чутким бича-палача,
Шепчет впотьмах: "Как дела, доходяга?"

Как я мечтал отложить на потом
Мысли о смерти… Гулял да смеялся.
Скорченным, вялым кленовым листом
С ветки озябшей сорваться боялся.

В мокрый, осенний, страдальческий час,
Черствого мира познав бессердечность,
Тихо шептал: "Не сейчас, не сейчас…
Завтра… потом…через год…через вечность".


* * *

В этом царстве шмелей и жуков,
Там, где голос кузнечика тонок,
Как ребенок, ты был бестолков,
И смеялся, как малый ребенок.

В государстве берез и ракит
Ты в ребристом своем бересклете
Среди пеночек стал знаменит,
А не в жалком каком интернете.

После смерти — компьютерный рай.
А пока поживи нараспашку —
Все, что нравится, сам выбирай:
Хочешь — клевер, а хочешь — ромашку.

Дует ветер, поет козодой,
Желтой пижмы качаются гроздья.
Этот мир — он такой молодой,
И звенит над притихшей водой
Еле слышная песня стрекозья.


* * *

Как Петя и Гаврик в Одессе рябой,
В палящее солнце и море влюбленный,
Я так был доволен своею судьбой!
Я мидии чистил в Аркадии сонной.

На стройных шелковицах — стайки галчат,
В приморских садах — разжиревшие розы,
В степи аккерманской цикады трещат,
Мадам Стороженко кричит на привозе,

Закройщик Паценкер кроит лапсердак,
И августом пахнут созревшие дыни.
Страны олигархов, страны доходяг —
Вы мне не поверите! — нет и в помине.

Неужто все это привиделось нам?
Сгибались биндюжников потные спины,
Мятежный "Потемкин" блуждал по волнам,
А нынче чубастый мираж Украины,

Горилки нажравшись, пужает бродяг.
А ласточка, вспомнив свой дом глинобитный,
Червонный менять и не думает флаг
На тот, опереточный, жовто-блакытный.

И Вечный огонь, словно факел, горит
Над городом русской поруганный славы,
И дюк Ришелье на бульваре стоит,
И едет по площади Пушкин кудрявый.


ЖАТВА

Вдохновенную жизнь вспоминаю,
Словно висельник, мрачно шучу.
Ничего-то я толком не знаю,
Да и знать ничего не хочу.

Стало весело мне отчего-то!
Депутат ли навешал лапши,
Затянуло ль по горло болото.
…Наступает пора обмолота.
Это жатва. Садись и пиши.

Проступает бессмертное слово
Не на час, а на все времена.
Это время колосьев свинцовых,
Золотого сухого зерна.

Гулкий звук пионерского горна
Возвращает в свою колею
И тяжелые, плотные зерна
Тяжко падают в землю свою.

Голубые партийные елки.
В небе — облака белый тюрбан.
Это мальчик в дырявой футболке
В пионерский стучит барабан.

Чувство локтя и верного друга
Под советским асфальтом растет,
Не с того ли хлорозная вьюга
По артериям детским, упругим
Леденистый несет кислород?

Не с того ли сгущаются тени
С каждым мигом темней и темней,
Не с того ли краснеют колени
От ожогов крапивы моей?

Грош цена мне, коль ловкую стаю
Точных слов, что смелы и горды,
Как наследство отцов, промотаю
С гулким вихрем проточной воды.

Грош цена, если быстро, проворно
Сноп не свяжешь умелой рукой,
И тяжелые, темные зерна
Белоснежной не станут мукой.

В упоительный час обмолота,
Необычной судьбы господин,
Ощутишь неземную заботу —
Быть со словом один на один.


* * *

Снова мертвое русское поле,
Снова вечный, безудержный снег.
В этом снежном, бескрайнем просторе
Потерялся чудак-человек.

Где же вы, соловьиные трели,
Майских дней золотая пора?
Здесь лишь снежные воют метели
Да хрипят кочевые ветра.

В том краю до скончания века
Темной ночью не видно ни зги.
Как же просто пропасть человеку
Средь безжалостной русской пурги!

Сквозь бескрайних полей опустелость
Было трудно по снегу идти.
Почему мне так сильно хотелось
Чудака-человека найти?

Окончательно сбившись с дороги,
На ветлужском крутом берегу
Я нашел его в старом, убогом,
Запорошенном снегом стогу.

Чуть маячил пейзаж деревенский,
Частокола сквозной лейтмотив.
"Как зовут тебя, парень?" "Флоренский", —
Он ответил, глаза опустив.


* * *

Вдоль деревни — штакетник понурый,
Кособокие избы подряд.
Анемичных березок фигуры,
Тополей криворуких парад.

Молодая краснеет рябинка,
От поленниц сереют дворы.
Вглубь оврага сбегает тропинка —
Там шальные свистят комары.

Там сплетаются дикие травы,
Деловые ползут муравьи
И трещат в бересклете корявом
Дорогие мои соловьи.

Не подумай, что это случайно!
Не ошибочно чувство мое.
Есть в оврагах какая-то тайна —
Разгадать невозможно ее.

Божьи люди, бомжи, доходяги —
Кто не бродит по нашей стране!
Всех нас тянет в такие овраги —
Будто спрятано что-то на дне.

Будто в мокрой, холодной ложбине
Ты сокровища мира найдешь.
…Поскользнешься на розовой глине
И в болото лицом упадешь.

Обожжет малолетка-крапива,
Что в овраге дрожит сиротливо,
Вся в трухе да в болотной пыли.
…Отодвинешь траву боязливо —
Ничего, кроме мокрой земли!


* * *

Муравей по травинке ползет –
Все мечтает до неба добраться.
Неужели ему повезет?
Он упрямый, он будет стараться.

Я ведь тоже старинных кровей,
Я ведь тоже двужильный, упорный
И упрямый, как тот муравей,
И кривляке-судьбе не покорный.

И пускай меня сдунет во тьму
Сиплый ветер, играющий в прятки,
Я с собой свое небо возьму,
Отраженное в утлой сетчатке.

Упаду в ледяную росу,
В подорожник — рябой, аскетичный,
И до смерти своей пронесу
Ощущенье судьбы необычной.

Ощущенье такого родства
С этой яркой, цветущей планетой,
Что не скрыть своего торжества –
Даже там, за притихшею Летой.