Михаил Юрьевич Лермонтов согласно выписке из метрической книги церкви Трех Святителей у Красных ворот родился 2 (15) октября 1814 года в Москве в доме покойного генерал-майора и кавалера Федора Николаевича Толя, бывшего обер-полицмейстера Москвы.
Отец Лермонтова — Юрий Петрович Лермонтов (1787–1831), капитан в отставке, был потомком знатных представителей рода Лермонтовых: воевод, стольников, государственных и губернских деятелей, предводителей дворянского собрания. К моменту рождения поэта Лермонтовы относились к среднепоместным дворянам и владели имением Кропотово Ефремовского уезда Тульской губернии. Однако, оставшись вдовой в 1799 году с семью детьми: шестью дочерьми и одним сыном, Анна Васильевна Лермонтова (1757–1827), урожденная Рыкачева, бабушка поэта, испытывала существенные материальные трудности.
Мать Лермонтова — Мария Михайловна (1795–1817) — принадлежала к зажиточной знатной дворянской семье Арсеньевых, а по линии матери Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, урожденной Столыпиной, относилась к знатному и влиятельному роду Столыпиных.

Лермонтов родился от брака по любви. Его отец, Юрий Петрович Лермонтов (1787–1831), никогда не женился после скоропостижно скончавшейся в возрасте двадцати одного года супруги и до конца своих дней сохранил глубокое чувство к обожаемой им матери поэта. Об искреннем и сильном чувстве Марии Михайловны к отцу поэта свидетельствуют строки из стихотворения, написанного сразу после замужества, в ее альбоме:

И если браки свершаются на небесах, то договор о браке имеет вполне земное происхождение. Дворянские семьи Лермонтовых и Арсеньевых были знакомы, по крайней мере, с 1798 года, когда одиннадцатилетний Юрий Лермонтов, будущий отец поэта, поступил в 1-й Кадетский корпус в Петербурге под начало тогда ротного командира Никиты Васильевича Арсеньева (1775–1847). Все двенадцать лет, сначала пять лет учебы, а потом семь лет службы в Кадетском корпусе в Петербурге, Юрий Петрович Лермонтов находился под покровительством генерала Н. В. Арсеньева. Никита Васильевич приходился родным братом Михаилу Васильевичу Арсеньеву (1768–1810) — отцу Марии Михайловны Арсеньевой. С семьей Арсеньевых из Васильевского была близко знакома Анна Васильевна Лермонтова, мать Юрия Петровича. К моменту отставки в 1811 году капитана Лермонтова Марии Михайловне исполнилось шестнадцать лет — возраст, когда родители в дворянских семьях задумываются о замужестве дочери. Михаил Васильевич Арсеньев, отец Марии Михайловны, трагически скончался в начале 1810 года. Елизавета Алексеевна Арсеньева осталась вдовой в сравнительно молодом возрасте — тридцати семи лет — с горячо любимой дочкой на выданье и хозяйкой богатого имения в Тарханах.

Капитан в отставке Юрий Петрович Лермонтов, образованный офицер с манерами столичного жителя, к тому же с очень привлекательной внешностью, покорил сердце молодой впечатлительной провинциальной барышни Марии Михайловны Арсеньевой. Юрий Петрович пленился и приятной внешностью, и образованностью, и музыкальностью Маши Арсеньевой, которую он мог знать с детства: ведь их родители были так давно знакомы. Елизавете Алексеевне, матери Марии Михайловны, могли импонировать светские манеры Лермонтова и его покладистый характер, о котором она могла осведомиться у своего деверя Никиты Васильевича Арсеньева. Пусть небогатый, но покладистый зять, которым можно управлять и помыкать, вполне мог соответствовать властному характеру Елизаветы Алексеевны. Вероятно, поразмыслив над всеми обстоятельствами, практичная Елизавета Алексеевна уступила своей дочери, видя действительно взаимную влюбленность молодых людей. Сговор между родителями, без которого тогда не совершались браки в дворянских семьях, а именно между Анной Васильевной Лермонтовой и Елизаветой Алексеевной Арсеньевой, мог произойти в 1811 году. Вероятно, тогда же осуществилось и обручение родителей поэта. Отечественная война 1812 года прервала планы Лермонтова и Арсеньевой о женитьбе. Юрий Петрович Лермонтов ушел сражаться за Отечество командиром батальона Егерского полка Тульского ополчения. Он вернулся домой в свое имение Кропотово в конце ноября 1813 года, после почти шестимесячного пребывания в Витебском госпитале.

Венчание Марии Михайловны Арсеньевой и Юрия Петровича Лермонтова состоялось в начале февраля 1814 года. Заметим, что у Елизаветы Алексеевны было время около полутора лет изменить намерения о выдачи замуж дочери за Лермонтова, но она этого не сделала. Оригинальным было решение и о приданом Марии Михайловны. Проанализировав финансовые отношения между Елизаветой Алексеевной и Юрием Петровичем в 1815–1819 годах, можно с уверенностью утверждать, что Мария Михайловна имела в качестве приданого 25 000 рублей — деньги, которые она получила за долю своего отца в имении Арсеньевых Васильевское после смерти отца. Елизавета Алексеевна не дала ни денег, ни собственности дочери в приданое из своего имения в Тарханах. Однако эти деньги Юрий Петрович Лермонтов не получил сразу после женитьбы на Марии Михайловне, как это следовало из общих соображений о заключении брака в дворянских семьях. Это приданое на протяжении нескольких лет, до и после смерти Марии Михайловны, было инструментом манипулирования и удерживания Юрия Петровича Лермонтова в зависимости от властной Елизаветы Алексеевны Арсеньевой. Полная сумма приданого 25 000 рублей была выплачена Юрию Петровичу только в мае 1819 года. Важно отметить, что после окончательного раздела и продажи имения Кропотово в 1836 году сестре отца, Елене Петровне Виолевой, Михаил Юрьевич получил 25 000 рублей — точно такую же сумму, какую Юрий Петрович получил в качестве приданого за Марией Михайловной Арсеньевой. Отец вернул долг сыну.

Выбор имени поэта — это первый знак в его судьбе отстранения от рода Лермонтовых. В Измайловской ветви рода Лермонтовых, к которой принадлежал поэт, в шести поколениях, начиная с Петра, сына основателя рода Лермонтовых Георга, или Юрия, Лермонта, чередовались имена Юрий и Петр. По традиции лермонтовского рода новорожденного должны были назвать Петр, но назвали Михаил. Почему Юрий Петрович отступил от традиции своего рода? Объяснение кроется в его завещании. Юрий Петрович всегда был готов любить Елизавету Алексеевну как мать обожаемой им женщины, своей супруги. Михаил было имя скоропостижно скончавшегося мужа Елизаветы Алексеевны и отца Марии Михайловны. Юрий Петрович из любви к жене и из уважения к теще уступил им обоим и согласился назвать сына в память о его деде по линии Арсеньевых — Михаиле Васильевиче Арсеньеве. Это был поступок покладистого, но благородного человека. Интересно, что когда в 1824 году десятилетнего Мишеля Лермонтова встретил в гостях у Никиты Васильевича Арсеньева его шестиюродный брат Иван Николаевич Арсеньев (1810 — после 1882), из Острожниковской ветви рода Лермонтовых, то принял Лермонтова за Арсеньева.

Следующим знаком отстранения Михаила Юрьевича Лермонтова от его родового происхождения являлось завещание бабушки Елизаветы Алексеевны после скоропостижной смерти матери Лермонтова в 1817 году, когда Мишелю исполнилось всего два с половиной года. Арсеньева после своей смерти завещала внуку своему Михаилу Лермонтову свое имение Тарханы с деревнями только в том случае, если «оной внук мой будет по жизнь мою до времени совершеннолетнего его возраста находиться при мне, на моем воспитании, попечении, без всякого на то препятствия отца его, а моего зятя, равно и ближайших г. Лермонтова родственников, и коим от меня внука моего впредь не требовать до совершеннолетия его». При этом условии бабушка обещала, «что попечения мои сохранят не только должное почтение, но и полное уважение к родителю его и к чести его фамилии». Дальнейшая история отношений бабушки и отца поэта показала, что в кругу, близком к семье Столыпиных, Юрия Петровича Лермонтова называли «странный и, говорят, худой человек» (М. М. Сперанский). Бабушка также старалась создать различные препятствия на пути общения сына с отцом. Ни о каком совместном воспитании или об участии отца в воспитании сына в завещании речи нет. Елизавета Алексеевна намерена — имеет право — безраздельно заниматься воспитанием и образованием внука, а если Юрий Петрович ей такого права не даст, то внук лишается наследства и вообще какой-либо поддержки со стороны богатой бабушки. Так Елизавета Алексеевна на всю оставшуюся жизнь Михаила Юрьевича связала его финансовой зависимостью и практически изолировала от тесного общения с отцом, его многочисленными близкими и дальними родственниками Лермонтовыми, современниками поэта.

Юрий Петрович Лермонтов, находясь в стесненных материальных обстоятельствах, глубоко переживал разлуку с сыном: «тебе известны причины моей с тобой разлуки, и я уверен, что ты за сие укорять меня не станешь. Я хотел сохранить тебе состояние, хотя с самою чувствительнейшею для себя потерею, и Бог вознаградил меня, ибо вижу, что я в сердце и уважении твоем ко мне ничего не потерял». Проникновенные, полные горечи и скорби стихи поэта, написанные на смерть отца в 1831 году, тому истинное свидетельство.

Несмотря на фанатичную любовь и преданность внуку, счастливое детство в Тарханах, прекрасное образование, которое получил Михаил Юрьевич благодаря стараниям Елизаветы Алексеевны, несмотря на искреннюю любовь Мишеля к бабушке, семейная трагедия — распря между самыми близкими и любимыми людьми, бабушкой и отцом, за право его воспитания надломила юную душу поэта. О семейной трагедии юный Лермонтов, вероятно, узнал в 1830 году, когда ему исполнилось шестнадцать лет. Ведь в завещании Арсеньевой говорилось о воспитании внука до совершеннолетия, до шестнадцати лет. Пришло время узнать правду о бабушкином завещании. Тогда он, видимо, и выяснил истинный характер отношений между отцом и бабушкой, узнал о жестком условии бабушки, поставившем небогатого отца в практически безвыходное положение. Свои чувства и переживания Лермонтов, с присущей ему чувствительностью и страстью, глубоким анализом и болью, отразил в драмах «Люди и страсти» (1830), «Странный человек» (1831).

В эти же годы Михаил Юрьевич начал интересоваться своими родовыми корнями. Сиротство фамилии Лермонтов среди великосветской дворянской столыпинской родни побудило Лермонтова изучать свое происхождение. Он уже знал свою генеалогию вплоть до основателя рода, о чем было написано в его прошении при поступлении в университет в 1830 году: «свидетельства о роде... прилагаю». Эти свидетельства Лермонтов мог получить от отца. Юрий Петрович в 1829 году, подавая прошение о занесении его с сыном в дворянскую книгу Тульской губернии, прилагал родословную своей ветви рода Лермонтовых.

В 1830–1831 годах, находясь на летних каникулах в усадьбе Середниково, Лермонтов пишет два вдохновенных стихотворения «Гроб Оссиана» и «Желанье», в которых называет Шотландию родиной своих предков. Оба стихотворения — свидетельства того, что Лермонтов знал о шотландских корнях своего лермонтовского рода. Стихотворение «Гроб Оссиана» сопровождалось комментарием: «узнав от путешественника описание сей могилы». Кто был этот путешественник, установить не удалось. И неважно, что могила Оссиана на самом деле находится в Северной Ирландии, — важно, что Лермонтов проникся духом легендарного кельтского поэта, жившего в III веке. В стихотворении Лермонтова «Гроб Оссиана», несомненно, звучат и перепевы со строками из романа Гёте «Страдания юного Вертера», в котором Гёте вложил в уста Вертера поэмы Оссиана Макферсона: «Оссиан вытеснил из моего сердца Гомера». Сравните письмо Вертера от 12 октября: «Блуждать по равнине, когда кругом бушует буря и с клубами тумана… И вот я вижу его, седого странствующего барда, он ищет на обширной равнине следы от шагов своих предков, о, увы, находит лишь их могилы... и в душе героя оживают минувшие времена, когда благосклонный луч светил бесстрашным в опасности и месяц озарял их увитый цветами победоносный корабль…» — с лермонтовским:

В тетрадях Лермонтова в 1831 году есть запись, свидетельствующая, что он читал роман Гёте «Страдания юного Вертера».
По воспоминаниям А. П. Шан-Гирея, Лермонтов в 1830-е годы читал поэтические произведения Вальтера Скотта. Колдовством и таинствами наполнены поэмы Вальтера Скотта, воссоздающие шотландские сказания о менестрелях. Вальтер Скотт был очень популярен в России в 1820-х годах. Поэмы Вальтера Скота не могли не затронуть впечатлительную романтическую душу юного поэта и навеяли строки стихотворения «Желанье», написанного на бельведере главного здания усадьбы Середниково, где, стоя на высоте птичьего полета, так и хочется воскликнуть: «Зачем я не птица!» В этом стихотворении Лермонтов передал в поэтической форме свою духовную связь с родиной предков Шотландией. С удивительной нежностью и утонченностью пишет он о звуках древней шотландской арфы — инструменте шотландских менестрелей. Как трогательны строки «Я стал бы летать над мечом и щитом, / И смахнул бы я пыль с них крылом» тоскующего по замку своих предков поэта. Так на кладбище мы заботливо смахиваем пыль с памятников своих родных.

сопровождает каждого представителя рода Лермонтовых, путешествующего по лермонтовским местам в Шотландии. Особенно оно созвучно бескрайним полям Приграничной Шотландии и величественному таинственному замку Бэлкоми в графстве Файф на берегу Северного моря, на арке ворот которого сохранился древний герб рода Лермонтов, унаследованный российским родом Лермонтовых. Вероятно, из этого замка отправлялся Георг Лермонт на военную службу в Европу, откуда в 1613 году перешел на службу в Московское государство и стал основателем одного из самых древних и значимых родов России — рода Лермонтовых. Гениальный провидец юный поэт, прямой потомок Георга Лермонта, в тонкостях распознал родовую связь своей фамилии Лермонтовых с шотландскими Лермонтами, придав ей мистический оттенок.

В ранних произведениях Лермонтова также ярко отразился интерес к испанской теме. В 1830 году он пишет трагедию «Испанцы», где отображены события в Испании в XV–XVI веках, в период особенно жестокой инквизиции. С испанской тематикой связывают появление подписи Лермонтова «M. Lerma» в письмах с 1832 года. До этого Лермонтов подписывался как «Лермантов», то есть писал свою фамилию через «а», как это было принято во всех лермонтовских бумагах того времени. В результате каких событий или размышлений могла появиться эта подпись M. Lerma? Изучая историю Испании, Михаил Юрьевич мог прочитать об известном испанском государственном деятеле времен испанского короля Филиппа III (1598–1621) герцоге Лерма, полное имя Гомес де Сандоваль-и-Рохас (1552– 1623/1625). Не имея сведений о подмоченной репутации герцога Лерма как казнокрада, юный Лермонтов мог спроецировать написание фамилии Лермантов как происходящей от испанского гранда, что, конечно, распалялось богатым воображением и самолюбивым стремлением Лермонтова найти великосветские корни своего возможного предка. Но такое умозрительное толкование поэта происхождения фамилии Лермонтовых удивительным образом согласовалось с версией, распространенной с 1830-х и вплоть до 1917 годов в другой — Острожниковской — ветви рода Лермонтовых. Эта версия впервые была озвучена в 1873 году, со ссылкой на старые фамильные бумаги, Иваном Николаевичем Лермонтовым, деятелем дворянского собрания Задонского уезда Орловской губернии. Иван Николаевич писал, что «род Лермонтовых происходит от испанского владетельного герцога Лерма, который после воздвигнутого им гонения на мавров сам был изгнан из Испании и поселился в земле шкотов и пиктов (в Англии), где жил в бедности и утратил герцогское достоинство; а в первую половину XVII века потомок его был вызван в Россию, куда и прибыл в 1633 году мастером пушкарского дела под именем генерала Юрия Матвеевича, или Андреевича, Лерма». На основании этой гипотезы Лермонтовы Острожниковской ветви рода упорно писали свою фамилию через «а» — Лермантов, вплоть до начала XX века.

Эта версия вполне совмещалась с шотландским происхождением Лермонтовых, о котором писал поэт в 1831 году. Поэтому позволю себе предположить, что юный Михаил Юрьевич, скорее всего, почерпнул испанскую версию происхождения фамилии от герцога Лерма от кого-то из своих родственников по Острожниковской ветви. Возможно, от самого Ивана Николаевича, общавшегося с поэтом. Несостоятельность этой гипотезы быстро разбивается о факты из биографии герцога Лерма и Георга Лермонта. Герцога Лерма вынудили уйти в отставку в 1618 году, но, имея кардинальский сан, он пребывал при испанском дворе вплоть до 1624 года и никогда не был сослан в страну шкотов и пиктов — Англию. С лермонтовской подписью «M. Lerma» связана другая загадочная история. Лермонтоведы утверждают, что в 1832–1833 годах Михаил Юрьевич написал портрет-голову своего предполагаемого предка герцога Лерма. Портрет сохранился до настоящего времени в Пушкинском Доме в Петербурге.

Сохранился личный лермонтовский автограф по поводу этого портрета. В письме из Петербурга от 2 сентября 1832 года к Марии Александровне Лопухиной Лермонтов пишет о безымянной голове: «знаменитую голову на стене не стерли!.. — Жалкое честолюбие! Это меня обрадовало и еще как! Вот смешная страсть везде оставлять следы своего пребывания» — и подписал письмо M. Lerma. Сведения о «знаменитой голове» сообщил А. Бильдерлингу со слов отца Александр Алексеевич Лопухин, сын Алексея Лопухина, друга Лермонтова: «…одно время он (Лермонтов. — Т. М.) исключительно занимался математикой… Приехавши однажды в Москву, до поздней ночи сидел над разрешением какой-то математической задачи, не решив ее, Лермонтов измученный заснул. Тогда ему приснился человек, который указал ему искомое решение; проснувшись, он тотчас же написал на доске решение мелом, а углем нарисовал на штукатурной стене комнаты портрет приснившегося ему человека. ‹...› Лопухин призвал мастера поместить портрет под стекло, а неумелый мастер его разрушил. Но Лермонтов успокоил его словами: — ничего, мне эта рожа так врезалась в голову, что я тебе намалюю ее на полотне-. Через некоторое время Лермонтов прислал Лопухину писанный масляными красками, в натуральную величину, поясной портрет того самого ученого, в старинном костюме, с фрезой и цепью на шее, который приснился ему для решения математической задачи. …Портрет этот в старинной дубовой раме, постоянно висел в кабинете Лопухина, и по наследству перешел к его сыну, который любезно предложил его в дар Лермонтовскому музею», в Николаевском кавалерийском училище в Петербурге (1887). Лермонтов никогда сам не называл этот портрет портретом герцога Лерма. Более того, Лермонтов вряд ли мог назвать «голову» непочтительно «рожей», если бы речь шла о его мнимом предке. Впервые в оборот «Портрет герцога Лерма» ввел как название этой картины биограф Лермонтова П. Висковатый, принимавший фрезу за кружевной воротник, а цепь назвал — цепью Золотого Руна. Так создаются мистификации о самом мистическом русском гении.

Еще более туманна история о написании Лермонтовым своей фамилии через «о», появившейся как подпись в письмах в январе 1836 года. Если бы Лермонтов читал третью часть баллады Вальтера Скотта «Томас Раймер», или «Thomas the Rhymer», появившуюся в издании «Ballads and Lyrical Pieces», by Walter Scott, printed by James Ballantyne and Co, Edinburgh, в 1806 году, то его внимание привлекло бы не просто написание фамилии Томаса — Learmont, но сам образ шотландского менестреля-пророка. Можно не сомневаться, что мистический гений Лермонтова непременно откликнулся бы на возможное дальнее родство поэта с шотландским бардом Томасом Лермонтом, жившим в XIII веке, творчество которого было созвучно пророческой поэзии самого Михаила Юрьевича. Однако ни в литературном творчестве Лермонтова, ни в его дневниках и письмах мы не находим упоминания имени шотландского чернокнижника. Но «вопросы крови — самые сложные вопросы в мире», как писал Михаил Булгаков в своем знаменитом романе «Мастер и Маргарита». Лермонтов неосознанно на высшем духовном уровне был наследником легендарного шотландского поэта-пророка Томаса Раймера-Лермонта. Такая связь свершается на небесах, вне пространства и вне времени. Каким бы образом ни узнал Михаил Юрьевич о правильном написании своей фамилии, он и в этом вопросе оказался провидцем. Фамилия Лермонтов с правильным правописанием через «о», происходящим от имени основателя рода Георга Лермонта — George Leirmont, прочно заняла свое место в генеалогиях рода Лермонтовых с конца XIX столетия.

Лермонтов, страдавший от якобы «захудалости» своего лермонтовского рода, в поисках своих шотландских предков интуитивно и настойчиво шел по пути сближения с исторической правдой, установленной уже после его смерти, о происхождении рода Лермонтовых — одного из старейших в России, а по своим шотландским корням почти тысячелетнем.

Трагические обстоятельства жизни Лермонтова разобщили его с более чем полутора десятком блестящих родственников Лермонтовых — его современников. Вот только краткий перечень тех Лермонтовых, кто жил в Петербурге одновременно с поэтом:
Михаил Николаевич Лермонтов (1792–1866), герой Отечественной войны 1812 года; в 1837 году капитан первого ранга (впоследствии адмирал), занимал пост вице-директора Гвардейского экипажа и также служил в инспекторском ведомстве Морского министерства, жил в Петербурге.
Владимир Николаевич Лермонтов (1796–1872) — генерал-майор, в 1837 году служил помощником директора Института корпуса инженеров путей сообщения. Жил в Санкт-Петербурге. В 1830–1833 годах был близким другом Ольги Сергеевны Павлищевой, урожденной Пушкиной, родной и любимой сестры Александра Сергеевича, с которым неоднократно встречался и общался.
Дмитрий Николаевич Лермонтов (1802–1854), в 1837 году капитан-лейтенант флота (впоследствии генерал-майор), служил в кораблестроительном и учетном комитете строительного департамента Морского министерства, жил в Петербурге. Всеволод Николаевич Лермонтов (1812–1877), в 1837 году служил в чине подпоручика в лейб-гвардии Егерском полку (впоследствии генерал-лейтенант), полк квартировался в Петербурге.

Лермонтов Григорий Николаевич (1814–1872) в 1837 году подпоручик, вместе с братом Всеволодом Николаевичем Лермонтовым служил в лейб-гвардии Егерском полку.
Ростислав Матвеевич Лермонтов (1810–1877) в 1837 году служил в чине поручика в Финляндском полку. Полк квартировался на Косой линии Васильевского острова в Петербурге. Ушел в отставку в чине генерал-майора.
Владислав Матвеевич Лермонтов (1818–1891) в 1836–1838 годах учился в Санкт-Петербургском инженерном училище, размещавшемся в Михайловском замке в Петербурге.
Александр Андреевич Катенин (1803–1860) — сын Ирины Юрьевны Лермонтовой (1771–1818) и Андрея Федоровича Катенина из усадьбы Клусеево Чухломского уезда. Александр Андреевич Катенин в 1837 году служил в чине капитана в лейб-гвардии Преображенском полку, состоял при его величестве князе Михаиле Павловиче.
Кто знает — «пути Господни неисповедимы», — как сложилась бы судьба великого поэта, если бы Лермонтов знал, что он не «младая ветвь на пне сухом», а младая ветвь мощного и знатного рода Лермонтовых. Мистический гений так рано покинувшего земной мир поэта продолжает своим талантом освещать путь благодарных потомков.