Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»


Родион ВЕРЕСК

Родился в 1984 году в Саранске. В раннем детстве переехал в Петербург, окончил факультет журналистики СПбГУ. С 2005 года живёт в Москве, работает продюсером на телевидении. Пишет стихи и прозу. Публиковался в журналах "Нева", "Волга", "Урал", "Сибирские огни", "Север", на порталах "Сетевая словесность", "Точка.Зрения", "Ликбез". Участник Форумов молодых писателей в Липках и Совещаний молодых писателей СПМ.


"Улыбайся, девочка, улыбайся…"


Сепия

Нет, не нужно прокуренных кухонь, оборванных струн,
Отцветающих клёнов и в лужах расплывшихся лун,
Ветра ночного за пазухой, пустых берегов,
Семенящих по тротуару знакомых шагов.
И не нужно заглядывать в окна, под парапет,
Прижимаясь холодной щекой к водосточной трубе.
В облупившихся коридорах поскрипывают полы,
Кораблю в тарелке до берега не доплыть.
Только цапает объектив захламлённый балкон,
В стиле сепия улицу и облетающий клён.
И подстреленным голубем, оборванной тетивой
Падает скомканный снимок, катится по мостовой.
Нет, никто не убит, и никто не забыт наперёд,
Лишь над ветреным городом разворачивается самолёт,
И остывшие шпили выныривают из-под крыла,
И вода в затонах блестящая, как смола.
Разгоняясь на взлёт и готовясь держать удар,
Накрывает волна невидимый ординар.


24 мая 2011 года


Март

Улыбайся, девочка, улыбайся,
Я куплю тебе шелестящий букет,
Положу на крашеный табурет
Рассохшийся, у твоего изголовья,
Где трепещет солнечный свет
И недосмотренный сон
Обрывается на полуслове.

Поднимись с подушки,
Протри кулаками глаза.
Вот он, я, за широким немым окном,
Я бегу нараспашку
Мимо цветочных ларьков,
Потому что восьмое марта:
Город усыпан жёлтой мимозой,
И слежавшийся снег белёсый
Топорщится недотаявшим леденцом…
Вон он, девочка, веснушчатый юноша
С твоим лицом.

Продавщица в куртке
Докуривает сигарету,
Разнимает обнявшиеся тюльпаны,
Кладёт на газету,
Словно ребёнка замёрзшего
Собирается пеленать,
А ты смотришь и смотришь оттуда,
Из-за стекла,
На нескончаемый весенний базар
И мечтательно улыбаешься,
Вглядываясь в синеющий март.

Потому что липа
Ещё не вымахала выше крыши,
И церковь напротив, с лепниной,
Пока не разрушена.
И жива прабабушка,
И не умер от рака дед,
Потому что я ещё
Не свалился на руки вдруг,
Не стоптал ботинки,
Не отбился от рук,
Не потерял от дома ключи,
Не разбил фамильное блюдце,
Не уехал с потрёпанной сумкой,
Пообещав не вернуться…
Солнечный зайчик прыгает,
Собирая в охапку лучи.
Смейся, девочка, хохочи!


12 марта 2012 года


Капитан очевидность

Дальше Яндекса не уплыть,
Дальше пыльной вешалки не достать рукой.
Ветер бьётся о борт
Твоей подмосковной пятиэтажки.
На щербатом асфальте, как на рампе, белеет соль.
Выходи в воробьиное поле, к опушке лосячей,
Где из рыхлого снега растут корабельные мачты –
Неприступные сосны с изумрудной хвоёй парусов.

Выходи в наступающий вечер. Шаг торопливый сбавь.
Скоро звёздный медведь засветит ночным кораблям.
До Лапландии не дойти, до Рейкьявика не добраться вплавь –
Капитан Очевидность, покуривая, стоит у руля.
Возвращайся в тусклый подъезд,
К своему этажу, к своему началу,
Повторять про себя задумчиво: "нам бы, нам бы…"

Расчешешь мокрые волосы, ляжешь под одеяло
И заснёшь, отвернувшись от света настольной лампы.
Увидишь во сне что-то яркое: красное солнце застыло
Над бугристыми льдами. Заваленный горизонт засветился…
Откроешь глаза и спросишь растерянно: "Что случилось?"
Ничего не случилось. Декабрист на окне распустился.

Вот он, город у белой бухты,
Всплывающий на страницах Яндекса,
В мониторной яви.
Ты снова заснёшь, а я буду тебе на ухо
Шептать: Рейкьявик, Рейкьявик


18 января 2012 года



* * *

Только и остаётся – ухмыляться утру, которое превращается в день,
Наблюдать, как за гаражами испаряется последний снег
И как над головой выравнивается крыльев грачиных крен,
Говорить "ерунда", "посмотрим", "да" или "нет" -
Будто бы шёл на свадьбу, а попал на поминки,
Не успев улыбку стереть с напряжённых губ,
Будто бы едешь в центр, а всё время Кузьминки –
Извержения полосатых труб.
Забредаешь туда, где вытоптаны газоны
И откуда бежит народ,
Переступая ржавые рельсы, продираясь через промзоны,
Между бамперов, загораживающих переход.

Может, дым рассеется к вечеру, а пока
Иди и не останавливайся, вдоль изгороди бетонной,
Кулаки сжимая в карманах и пугаясь звонка –
Не то трамвайного, не то телефонного.


23 апреля 2012 года



Дед Мороз

Шарик падает, разбивается в пыль, в серебристую блёстку,
"А вот это – смотри – на ветке – то ли снегирь, то ли дрозд!
Не хнычь! А то заберёт тебя Дед Мороз!.."
Степь да степь, снег да снег, воздух да воздух
В приоткрытую форточку. "Ну что ты разинул рот?"
Сумерки. Собирается хоровод
На чёрно-белом экране.
Останавливаясь у обрыва,
Мчится олень из Лапландии,
Старуха пишет послание на сушёной рыбе,
Снежная королева поднимает фату.
Снег идёт в комнате – синий, оранжевый, жёлтый,
Ярко-сиреневый… "Ёлки зелёные! Ёлки!" -
Сыплется, сыплется, сыплется в ровный сугроб.

Неподвижная ветка прибитого в коридоре оленьего рога.
"А теперь укрывайся, как следует, одеялом и спи!"
В чёрном ветреном воздухе, в снегу, в степи…
А проснёшься не здесь, не на стоптанном этом пороге.
Жёлтый альбомный лист. Дым из трубы. Незаточенный карандаш.
Дед Мороз, я тебя никогда не предам!
От Астаны до Лапландии только пару градусов вниз.
Сумерки. Утро. Гаснут в степи огни.


2 декабря 2012 года