Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

АЛЕКСАНДР ГУН

КАК ОДЕССА «КИНУЛА» ПАРИЖ
 
История одной авантюры-мистификации

Прошедшим летом, будучи в Одессе, я познакомился с очень интереснымчеловеком. Александр Гун,так зовутмоего нового знакомого и земляка, как истинный одессит, влюблен в море и всю жизнь плавал на кораблях советского торгового флота.
Будучи увлеченным человеком, он всегда интересовался историей родного города, судьбами людей, прославивших его. Однажды ему в руки попалась небольшая, но занятная книга “Поддельные шедевры. Страницы истории искусств”. В ней он наткнулся на упоминание знаменитого до революции одесского ювелира Израиля Рухомовского, своим мастерством и талантом посрамившего авторитет многих западноевропейских экспертов античного искусства.
К сожалению, имя Рухомовского современным одесситам, даже старшего поколения, ничего не говорило. Это обстоятельство разожгло любопытство моряка. Александр по крупицам начал добывать сведения о земляке.
По-настоящему историей ювелира Рухомовского он занялся, выйдя на пенсию. Были задействованы бтблиотеки, музеи, университеты и культурные центры России, Израиля, Украины, Беларуси. Александр собрал обширный историтеский материал, который лег в основу его книги.
“Тайна золотой тиары” - так называется исследование Александра Гуна, изданное в Одессе более года назад при поддержке сына автора - московского бизнесмена Юрия Гуна. Оригинально оформленное издание вышло в свет крохотным тиражом и немедленно стало раритетом.
Мне завидуют многие друзья-одесситы потому, что в моей домашней библиотеке есть экземпляр книги с дарственной надписью автора.
При поддержке одесских общественных организаций и главного раввина города Абрама Вульфа он предпринял шаги по увековечиванию памяти знаменитого одесского ювелира. В частности, по инициативе Александра Гуна мэром города принято решение установить мемориальную доску на доме номер 6 по улице Осипова, бывшей Ремесленной, где жил мастер. Памятный знак заказан известному одесскому скульптору Александру Князину.
Мемориальная доска будет изготовлена на пожертвования одесситов. Свою лепту в это внесла и редколлегия нашего журнала. Планируется, что открытие памятного знака состоится в канун 70-летия освобождения Одессы от фашистских оккупантов. Мы предлагаем читателям “Времени и места”журнальную версию истории, сделавшей имя одесского мастера Израиля Рухомовского известным в мире самых авторитетных антикваров.

ИгорьШихман

Весной 1896 года парижский Лувр приобрел новый ценный экспонат. В зале античного искусства одного из лучших музеев Европы была выставлена для обозрения редчайшая находка – золотая тиара скифского царя Сайтоферна, правившего скифскими племенами в третьем веке до нашей эры и получившего ее в дар от жителей Ольвии. По любопытному стечению обстоятельств день, когда имело место это событие, был первым апреля 1896 г.
Тиара – головной убор античных царей – представляла собой парадный шлем в виде высокого купола из золота. Бесценную реликвию, обнаруженную на юге России при раскопках могильника древнегреческой колонии на берегу Бугского лимана – Ольвии, ввиду ее уникальности трудно было оценивать в денежном эквиваленте.



Немного истории.

Античная Ольвия была основана примерно в шестом веке до нашей эры в устье Буга, недалеко от нынешнего Очакова. Благодаря своему выгодному географическому положению, развитию торговли и промышленности, богатая Ольвия занимала одно из первых мест среди греческих городов Понта Эвксинского (Черного моря). Но спустя почти тысячу лет, в середине третьего века н.э., одна из крупнейших греческих колоний в Северном Причерноморье была разорена и разрушена племенами готовдаков.
В девятнадцатом веке благодаря раскопкам русских археологов на месте древней Ольвии были обнаружены богатейшие погребения и клады. Из небытия возвращались творения античных мастеров: скульптуры, расписные вазы, золотые и серебряные украшения, мраморные плиты с текстами на древнегреческом языке. Среди находок оказалась и плита-колонна из белого мрамора, которая была обнаружена в 1822 году и вошла в историю под названием «Декрет Протогена» (ныне находка хранится в Петербурге). Надпись на ней гласила, что ольвийский гражданин Протоген, чтобы защитить город от разорения, преподнес скифскому царю Сайтоферну 900 золотых монет. Нижний кусок плиты, увы, был отбит и при раскопках не найден. Это обстоятельство сыграло ключевую роль в нашей истории.
Что было изображено на недостающей части колонны, оставалось загадкой… Но только до тех пор, пока миру не была явлена тиара. Куполообразный чеканенный шлем-корона из тонкой золотой полосы весом 486 граммов, высотой 17,5 см и диаметром 18 см, был безупречен. Главное место среди горизонтальных орнаментов занимала широкая полоса с изображениями сцен из «Илиады» и «Одиссеи» Гомера. А между фризами по кругу шла надпись древнегреческими буквами, гласящая: «Сенат и народ Ольвии почитают великого и непобедимого царя Сайтоферна».Шрифт надписи на тиаре во всех деталях совпадал со шрифтом декрета Протогена. Ученые сделали вывод: это и было написано на отбитом куске плиты!
Вот какой ценной покупкой мог похвастаться Лувр. Этому приобретению предшествовала многодневная работа представительной комиссии, состоявшей из искусствоведов с мировыми именами во главе с директором Лувра господином Кемпфоном. Проведя тщательные исследования, ученые мужи подтвердили, что тиара изумительной работы и превосходной сохранности является выдающимся произведением искусства древности.



Цепочка фигурантов

Золотая корона вызывала восхищение. Но цена, которую запросили продавцы, была фантастической для тех лет – двести тысяч франков!
Такую сумму мог выделить только французский парламент, но он в это время был на каникулах. Выручили богатые меценаты. Они дали музею необходимую сумму в долг для покупки бесценного экспоната, но при условии, что эти деньги им вернет правительство Франции. Сделка состоялась. На основании заключения комиссии парламент Франции для приобретения тиары выделил двести тысяч франков, что по курсу конца девятнадцатого века превышало сто тысяч российских золотых рублей. Лувр приобрел головной убор скифского царя и тут же выставил древний шедевр на обозрение публики. Занявшая почетное место в зале античного искусства тиара вызывала восторженное удивление специалистов, знатоков и многочисленных посетителей знаменитого музея. Корона-шлем стала предметом гордости парижан. Откуда же прибыл в Париж бесценный дар ольвийских греков? Его привезли из Вены антиквар Антон Фогель и его компаньон маклер Шиманский. А те, в свою очередь, получили тиару из рук предприимчивого коммерсанта из Одессы – Шепселя Гохмана, уроженца Очакова.
Надо сказать, Лувр был не первым музеем, которому предложил эту находку знаток древностей Гохман. Немногим ранее приезд последнего наделал много шума в Венском императорском музее. В качестве экспертов пригласили лучших венских археологов и искусствоведов. И почти все они в один голос подтвердили, что тиара скифского царя Сайтоферна – подлинное творение античного художника высокой ценности. Но уплатить огромную сумму, которую потребовал очаковский негоциант, музей не смог. И тогда Гохман обратился за содействием в Вене к частному антиквару Антону Фогелю. Так корона-шлем отправилась в Лувр.
После сделки в Лувре удачливые продавцы тиары получили немалые барыши: Шиманский – сорок тысяч франков, Фогель – семьдесят четыре тысячи. Но более всех, разумеется, заработал купец из Очакова. Гохман увез на родину восемьдесят шесть тысяч франков.

В родном Очакове Шепсель Гохман и его брат Лейба выделялись из среды обычных торговцев особой предприимчивостью и сметливостью. Круг их интересов был необычайно широк, включал все, что сулило приличную прибыль. Но, спустя время, они отдали предпочтение древним артефактам и старинным украшениям. Шепсель Гохман был довольно образованным человеком, неплохо разбирался в предметах старины, и торговля шла весьма успешно. К тому времени, когда происходили описанные события, братья Гохманы в Одессе держали магазин в доме на улице Херсонской, 17 (ныне Пастера), в витринах которого были выставлены ожерелья, перстни, диадемы, серьги. Откуда же были все эти драгоценные товары?
Тем же вопросом были озадачены директоры и эксперты Венского императорского музея: откуда взялась у очаковского купца тиара скифского царя Сайтоферна?
Гохман объяснил: античная Ольвия совсем неподалеку от Очакова, там в о вр емя раскопок обнаружили скифскую могилу с богатым кладом. Это оказалось захоронение царя Сайтоферна и его жены. Вот откуда взялись прекрасно сохранившиеся тиара и дорогие украшения. Гохман добавил, что вложил в приобретение этих сокровищ все свои сбережения. Все выходило ск ладно…
Визит Гохмана в австрийскую столицу был не случаен. За несколько лет до приезда в Вену коммерсант поставил наширокую ногу продажу богатым невеждам «археологических находок», в основном фрагментов мраморных плит с надписями на древнегреческом языке. Надо признать, что расцвету «античной лихорадки» способствовало то, что при раскопках в Ольвии в те годы не велось никакого государственного контроля. Но очень скоро интерес коллекционеров к этим плитам иссяк. И тогда расчетливые братья р ешили обратить внимание на золотые изделия и поработать за границей. Вот т ак негоциант из Очакова появился в Вене...
…А французы упивались ценным приобретением. Отдельные голоса серьезных специалистов, сомневавшихся в подлинности купленного Лувром раритета, не принимались во внимание. История о скифском царе и его легендарном головном уборе вошла во все солидные энциклопедии.



Дым без огня

Прошло семь лет, и неожиданно для всех разразился грандиозный скандал.
Подделка! Фальшивка! Фальсификация! Мистификация! О чем это?! Представьте себе, о шлеме-короне царя Сайтоферна. Невероятно!
О том, что тиара Сайтоферна – не та, за которую себя «выдает», уже через месяц после покупки Лувром, в мае 1896 года, писал видный русский ученый, профессор Петербургского университета А.Н. Веселовский. В частности, в письме в газету «Новое время» он заявил, что «эта тиара могла быть просто сфабрикована в Очакове, где имеются специалисты по этой части».
Сомнения, что тиара настоящая, высказал и директор Одесского археологического музея Эрнст фон Штерн. Приглашенный в Одессу преподавать классическую филологию в Новороссийском университете, он вскоре активно включился в работу Одесского общества истории и древностей. А немного позднее был приглашен возглавить работу Одесского музея древностей. Одним из направлений его работы стало разоблачение развившихся в ту пору на русском Юге фальсификаций античных памятников.
И 2 августа 1896 года, спустя всего четыре месяца с того момента, как Лувр выставил свое бесценное приобретение, Эрнст фон Штерн выступил на десятом съезде археологов в Риге, где прочел реферат «О подделке предметов классической древности на Юге России» и высказал вполне аргументированные сомнения в подлинности тиары.
Но на мнение русских ученых французы не реагировали…
Кстати, годом ранее, в 1895 году Эрнест фонШтерн без труда разоблачил подделку – золотые кинжал и корону, которые николаевский коллекционер Фришен приобрел у неких «крестьян», якобы обнаруживших древний клад. Находки обошлись доверчивому любителю древностей в десять тысяч рублей. Крестьяне, «открывшие» клад, оказались подставными лицами. Следы вели к тем же братьям Гохманам.
Тревожным сигналом послужили и высказывания признанного авторитета в научной среде генерала Александра БертьеДелагарда, русского ученого французского происхождения. Историк, археолог, непревзойденный нумизмат, в 1889 году он был избран вице-президентом Одесского общества истории и древностей и оставался им пожизненно. Вклад Бертье-Делагарда в изучение истории и древностей Тавриды поистине неоценим. Он был страстным коллекционером, до тонкостей знал золотые изделия древних ювелиров. В Эрмитаже не боялись заполучить подделку, если вещь осмотрел Бертье-Делагард.
Узнав в подробностях о приобретении Лувром тиары, он пишет в записках Одесского Императорского общества истории и древностей:
«Вероятно ли, даже возможно ли, чтобы ольвийцы осмелились грозному царю написать на лбу такую штуку? Поистине, подобная идея может прийти в голову только современному поддельщику». Когда же Бертье-Делагард побывал в Париже и осмотрел тиару, то его подозрения только укрепились:
«Я с особым удовольствием готов был бы признать свое мнение ошибочным, а тиару подлинною, но довольно тщательный осмотр не поколебал моего мнения. И мне остается сделать лишь следующее дополнение – работа тиары вообще превосходна, самого тонкого чекана и лучше, чем было все до сих пор виденное в поддельных вещах. Едва ли такой рисунок и чекан возможны в Одессе, так что поневоле приходиться придать значение ходящим у нас слухам, указывающим на Вену как на место подделок». (А вот с Веной уважаемый господин Бертье-Делагард ошибался...)
Резче всех выступил один из крупнейших исследователей своего времени – мюнхенский ученый Адольф Фуртвенглер. В августе 1896 года вышла его статья в журнале «Revue Cosmopolis», посвященная тиаре скифского царя. Он согласился, что тиара является произведением ювелирного искусства, но… не более того. И привел следующие доводы:
«Прежде всего, – объяснял Фу ртвенглер, – всмотритесь в фигу ры короны, в их движения, жесты, лица, одеяния. Разве это стиль античной пластики? Ведь это провинциальные актеры, подменяющие врожденную грацию и благородство древних героев театральным пафосом».
Но наиболее весомым аргументом ученого было то, что он нашел прототипы целого ряда персонажей тиары. Они оказались на произведениях разных эпох и из разных, зачаст ую весьма отдаленных друг от друга, мест. Например, на ожерелье пятого века до н.э., найденном в Тамани; на вазах из Южной Италии, на украшениях из Керчи, на так называемом щите Сципиона, хранящемся в Лувре; других изделиях античных мастеров.
Из истории было известно, что ольвийцы действительно откупались от воинственного Сайтоферна 900 слитками чистого золота. Но когда и этого показалось мало алчному скифу, греки вынуждены были укреплять стены своих крепос тей, а не дарить тиару своему недругу.
В конечном итоге после всех критических замечаний Фуртвенглер так распалился, что, упрекнув ученых мужей в невежестве, пожелал им поскорей заменить находку настоящим греческим произведением искусства, а тиару предложил выбросить… в плавильную печь.
Фуртвенглера во Франции знали, и обойти его мнение молчанием было невозможно. Пытаясь, как говорится, сохранить честь мундира, против него ополчились хранитель Лувра Эрон де Вильфос и братья Рейнаки. Много остроумия и еще больше язвительности было в их споре с немецким ученым…
Тиара привлекла внимание общественности. 28 ноября 1896 года Паскаль Груссе, депутат от департамента Сены, сделал запрос в Национальном собрании: сомнительные вещи не должны покупаться и экспонироваться в Лувре. Результатов этот запрос не имел.
Постепенно споры и дискуссии улеглись, тиара продолжала изумлять своей красотой посетителей Лувра, и все бы позабылось, если бы…
Спустя семь ле т после того, как тиара утвердилась в Лувре, произошло событие, ко торое потрясло не только европейские, но и мировые музеи и научные центры, занимающиеся древними произведениями искусства.
20 марта 1903 года во французской газете «Le Matin» появилось сообщение, имевшее эффект разорвавшейся бомбы. Скульптор с Монмартра Эллина-Майянс, привлеченный к судебной ответственности за подделки картин художника Пийя, неожиданно заявил судебному следователю, что намерен отомстить «миру художественных экспертов, торговцев и антикваров» и разоблачить все подделки. Он сообщил курьезнейшие подробности о том, как пополняются коллекции меценатов. И не только. Даже в самом Лувре, по его словам, имеются поддельные картины и древности. Эллина заявил, что знаменитая тиара Сайтоферна является его творением, что он якобы в 1894 году изготовил золотую корону по заказу некоего господинаШпицера, уплатившего за нее четыре тысячи пятьсот франков.
«Наши национальные музеи вместо подлинных предметов искусства закупают подделки. Знаменитая тиара скифского царя Сайтоферна – тоже подделка. Я сделал макет этой короны, а золотых и серебряных дел мастер Бэрон сделал эту корону из чеканного золота под моим руководством».
Вот так конфуз!
Ученые Лувра поначалу встретили заявление скульптора снисходительными улыбками, заявляя, что Эллина – не более как мистификатор. Однако после ошеломляющего зпризнания скульптор был вызван на допрос к следователю, где вновь подтвердил сказанное. Мастера Бэрона уже не было в живых. Встал вопрос о наложении ареста на тиару и проведении дополнительной экспертизы.



Разоблачительное письмо

23 марта 1903 года «Одесские новости» перепечатали из «Le Matin» письмо русского ювелира, жившего в Париже, Соломона Лифшица, главному редактору газеты. Лившиц, живший прежде в Одессе, решительно оспаривал авторство Эллины-Майянса. Более того, он предал огласке имя главного персонажа этой детективной истории, настоящего автора тиары Сайтоферна. Им, поведал Лифшиц, является никто иной, как одесский золотых дел мастер Израиль Рухомовский, с которым он знаком лично. Вот фрагмент этого письма:
«Решаюсь писать вам в целях восстановления истины. Я могу вас уверить, что тиара была сработана моим другом Рухомовским. Мы познакомились в Киеве, затем встретились в Одессе, где я жил в 1895 году и до мая 1896 года. Я часто навещал моего друга и видел много раз, как он работал в своей мастерской над этой пресловутой тиарой, от начала до конца, и не подозревал тогда, что она произведет столько шума. Я очень хорошо помню греческую книгу, украшенную иллюстрациями, с которых были воспроизведены сцены, которые фигурируют на тиаре».
Вслед за сообщением Лившица парижские газеты опубликовали письмо бывшей одесситки госпожи Нагеборг-Малкиной, подтвердившей его слова.
Выяснилось, что на изготовление знаменитой короны у одесского самоучки (!) ушло восемь месяцев. И получил за нее этот виртуоз своего дела всего одну тысячу восемьсот рублей.
Что тут началось! Так опростоволоситься! Одесский ювелир обвел вокруг пальца Париж, да что там – Европу. Как такое было возможно?! Толпы любопытных осаждали Лувр, но злополучной тиары Сатоферна там уже не было. Сотрудники музея поспешили убрать «виновницу скандала» в запасники.
Между тем, французское правительство вынуждено было назначить специальную комиссию для расследования всех обстоятельств дела. Ее возглавилШарль Клермон-Ганно, известный археолог, член Академии наук, профессор одного из старейших учебных заведений Франции «Колледж де Франс». В свое время, являясь французским консулом в Иерусалиме, именно Клермон- Ганно доказал, что глиняные моавитские «древности», найденные на юговостоке отМертвого моря, – не что иное, как бесстыдная подделка. А Париж бурлил, плакал и смеялся, расколовшись на два лагеря – «сайтофертистов» и «антисайтофертистов». Имя одессита было у всех на устах. Парижан волновал вопрос – в Париже или в Одессе была сфабрикована «древняя» тиара и как ее теперь называть: «Tiare de Monmartre, Paris ou Tiare de Odessa»?
Газетчики, наперебой изощряясь в сарказме и острословии, ринулись в Одессу. Они нашли мастера. Рухомовский, чье имя было у всех на устах, оказался немногословным человеком небольшого роста, с редкой растительностью на лице и темными, так, что глаз не было видно, очками. Жил он в более чем скромной квартирке на третьем этаже, под самым чердаком, дома Якобсона №36 по Успенской улице. Стены маленькой комнаты были увешаны множеством рисунков, снимков, фигур и форм. Сюда-то в 1903 году и началось настоящее паломничество.



Homo incognito

Так кто же он такой – Рухомовский, этот одесский гений?
Я думаю, уважаемый читатель, что вы ближе познакомитесь с Израилем Рухомовским, если удастся найти и прочесть его мемуары «Моя жизнь и моя работа», написанные в 1927 году в Париже на идиш и позднее переведенные на русский. Ну, а пока сообщу некоторые интересные сведения о его жизни.
Он родился в 1860 году в Мозыре в ортодоксальной еврейской семье. У ребенка с детства проявился талант к искусству. Он самостоятельно овладел граверным и ювелирным делом. Его приняли в одну из лучших ювелирных мастерских Киева. Ему доверяли выполнять самые изящные работы для утонченной публики. Он женился. В 1893 году молодые супруги обосновались с детьми в Одессе. Вот как вспоминает этот период своей жизни будущий творец тиары:
«Одесса славится как город бездельников, где царствует ад. Но я уже тогда не слишком страшился ада. Город большой и требующий больших денег. Главное, что Одесса – город еврейский с замечательными школами, значит дети смогут получить пристанище и достичь желаемого».
Переехав в Одессу, Рухомовские сначала поселились в гостинице на Екатерининской улице, затем сняли двухкомнатную квартиру на Ремесленной улице в доме №6. Одну из комнат оборудовали под мастерскую. Квартира находилась недалеко от Бродской синагоги, и Рухомовский за три рубля купил себе место у дверей, где молились бедняки. Заявить о себе как о хорошем специалисте новичку в Одессе было непросто. Нужен был аттестат, да где его взять, если Израиль был самоучкой. Пришлось держать экзамен. Он сделал отличную гербовую печать, получил аттестат подмастерья и пошел работать гравером на фабрику жестяных изделий и французской ваксы в Одессе «Жако». Постепенно талант и упорство сделали дело. Умелец изМозыря вскоре добился известности и завоевал авторитет ювелира-чеканщика. Слава об искусном ювелире распространялась довольно быстро. Рухомовский научился артистически подражать и изготовлять «шедевры» по старинным образцам и оригиналам. К нему стали обращаться с заказами крупные фирмы. Но они ставили условием, чтобы не было никакого упоминания имени автора. Его, как и многих других способных мастеров, эксплуатировали, пользуясь его талантом.
Вот тогда-то к нему впервые явился с заказами изделий под старину житель Очакова Шепсель Гохман, главным занятием которого была торговля древностями. Он быстро разобрался, что золотых дел мастер Рухомовский – мастер от бога, и при этом весьма скромный и наивный человек. Это очень устраивало предприимчивого коммерсанта, ведь Рухомовский самостоятельно выполнял работу художника, ювелира, чеканщика, гравера.
Редкий случай, когда человек мог все…
И в 1895 году последовал заказ на изготовление золотой тиары. Восемь месяцев упорного труда, и тиара была готова. Гохман забрал заказ и заплатил мастеру тысячу восемьсот рублей…
Рухомовский был несказанно рад: «Впервые в моей жизни я сразу получил столько денег. Вместе со сбережениями у меня стало три тысячи рублей. Значит, я почти богат!..»
Когда разразился скандал, и газетчики наперебой атаковали Рухомовского, он по поводу авторства отвечал уклончиво: «Талмуд говорит, что для каждого человека в свое время наступит его час. Для меня мой час наступил теперь. Я получил несколько телеграмм с предложением приехать в Париж от таких редакций, как «Figaro», «Matin», «Petit Journal» и многих других. Я не отрицаю своего участия, но вместе с тем не могу подтвердить, что эта тиара – та самая, которую делал я».
Короче, «может, я, а, может, и нет».



Звездный час

Ювелир выразил готовность приехать в Париж, чтобы удостовериться, что это «его» тиара, и представить доказательства своего авторства, но при одном условии – если ему дадут средства на поездку в размере 1200 франков. Рухомовского вызвал к себе французский консул в Одессе и выделил деньги на поездку, но тоже поставил условие: «Никто не должен знать, что вы едете в Париж». Однако газета «Одесские новости» оповестила горожан о планах Рухомовского и привела дословно слова ювелира по этому поводу: «На этих днях я выезжаю в Париж, по собственному моему желанию, когда увижу тиару, тогда все кому следует расскажу…»
Выполняя условия Лувра и французского консула, из Одессы выехал Израиль Рухомовский, а во французскую столицу въехал господин Барде (Бардес?). Вещи таинственного господина отправили как дипломатический багаж. А с него взяли слово, что он не будет иметь никаких контактов с прессой.
И вот 5 апреля 1903 года Израиль Рухомовский инкогнито ступил на землю Парижа. Ювелир вез с собой в качестве доказательства модели, рисунки и формы тиары. Кроме того, по просьбе Рухомовского в Париж были высланы некоторые его работы:
маленький медальон – шедевр, принадлежащий директору фабрики жестяных изделий и французской ваксы в Одессе «Жако», два драгоценных дворянских герба из золота и серебра, барельеф-портрет, отчеканенный из золота и четыре сионистских жетона художественной работы.
Одесский чеканщик под чужой фамилией поселился в отеле «Централь». Его принял французский министр просвещения и искусства. Далее он посетил министерство иностранных дел, где получил пакет с документами по тиаре, и только затем отправился в Лувр.
Расследование проводилось в изолированной комнате Лувра под руководством Клермона-Ганно. Несколько дней прошли в беспрерывных вопросах и ответах. Но вездесущие газетчики очень скоро нашли Рухомовского. Факт прибытия одесского ювелира в Париж стал известным. Гостиницу буквально осаждали толпы корреспондентов, охотников за автографами и просто любопытных зевак. Его портреты появились во всех французских газетах. Каждый шаг чеканщика фиксировался неусыпными журналистами и предавался огласке:
«Г-нъ Рухомовский значительную часть дня проводит в Лувре, где ведется следствие по поводу тиары. Остальное время Рухомовский проводит в осмотре художественных сокровищ и произведений искусств национального луврского музея. В письмах к родным г. Рухомовский не находит выражений для своего восторга перед тем, что в столице мира и ее художественных галереях открылось глазам талантливого гравера, прозябавшего до сих пор в Одессе». («Одесские новости» от 22 апреля 1903 г.)
Когда дотошные репортеры стали расспрашивать ювелира о предстоящем расследовании, которое Клермон-Ганно держал в строжайшей тайне, Рухомовский неожиданно ответил: «Это не искусство, это мелочь, это ничего… Видели бы вы мой саркофаг!» Так родилась новая тема разговоров с репортерами.
Знаменитый саркофаг со скелетом автор называл «шедевром своей жизни». Изготовление саркофага явилось следствием тяжелой болезни, которую перенес Рухомовский. Свои мысли о бренности земной жизни и земного счастья, что «суета сует – все суета», и все, что он передумал и перечувствовал за время болезни, он выразил в этой работе, занявшей несколько лет.
Трудно описать это чудо тончайшей техники, филигранного искусства из золота и серебра.



«Лавры» победителя

Но вернемся к тиаре. Расследование проводилось комиссией около двух месяцев. Рентген-анализов в то время еще не проводили. И от Рухомовского требовали очевидных доказательств его авторства. Как выяснилось на первом «допросе», Рухомовский мало что смыслил в античной археологии. Тогда члены комиссии, не показывая мастеру тиару, предложили на память повторить какой-нибудь ее фрагмент. Наблюдать за этим процессом в Лувр пригласили известных археологов, лучших ювелиров, ученых. Вот как вспоминал эту проверку сам Рухомовский:
«Еще не видя самой тиары, я этим господам описал ее самым подробнейшим образом, указав все изъяны, специально мной сделанные; представил фотографические снимки, которые заказал в Одессе после того, как ее изготовил; представил даже гипсовые модели горельефов, указав при этом, в каких именно книгах они помещены. Я, наконец, по их требованию выписал из Одессы свои инструменты и у них на глазах этими инструментами точнейшим образом воспроизвел один из рисунков на тиаре. И всего этого этим господам мало! Неужели я должен сделать новую тиару, чтобы они поверили? Я сомневаюсь, впрочем, что эти господа и тогда убедятся – по той простой причине, что они просто не хотят быть убежденными».
На глазах пораженных членов комиссии Ру хомовский отчеканил частьь фигурного фриза, которая оказалась полностью идентичной фрагмент у тиары. А потом точно назвал старинный рецепт металлического сплава, из которого сделана тиара. После этого «следственного эксперимента» комиссия признала: автор тиары – одесский гравер, и представила министру изящных искусств Франции доклад, в котором в самой категорической форме выразила свою убежденность в поддельности тиары. Экспертизу посчитали оконченной.
Дар ольвийских греков скифскому царю оказался изделием одесского резчика виртуоза Израиля Рухомовского.
Несколько месяцев подряд в Париже не проходило и дня без сообщений в прессе, статей, карикатур и даже процессий студентов-художников по улицам города, связанных с фальсификацией в Лувре. Насмешливые парижане в кабаре, а за ними и все уличные мальчишки задорно распевали веселые куплеты о царской короне и ученых мужах, севших в калошу. В продажу даже поступили открытки с юмористическими изображениями и стихами, посвященными археологической мистификации.

Газета «Одесский листок» от 12 апреля 1903 года сообщает: «Один из парижских ювелиров с Больших Бульваров предложил Рухомовскому сто тысяч франков за право выставить его имя на вывеске своего магазина».
Какой-то богатый импресарио предложил двести тысяч франков за турне Рухомовского по Америке, конечно, вместе с тиарой Сайтоферна. Единственное условие, которое поставил бизнесмен, была гарантия, что он имеет дело с «настоящим фальшивым» произведением.
А американский музей Барнума и Ашлея, по сообщению немецкой газеты «Berliner Tageblatt», предложил французской казне 250 тысяч франков за тиару, если она действительно окажется поддельной! Если же ученые расследования все-таки докажут ее подлинность, то она никакой ценности для Барнума не представляет, и они охотно оставляют ее Лувру. Что ж, возможно, это была газетная утка.
Не упустила такого беспримерного повода позабавиться и сама Одесса. Вот какой стихотворный опус был опубликован в те дни в «Одесском вестнике»:

«Какой скандал! Весь новый свет
Взволнован беспримерно,
И воспевает хор газет
Тиару Сайтоферна.
Большой скандал в Европе всей
Наделал много шуму:
Дал за тиару Лувр-музей
Громаднейшую сумму.
И вслед за ней молва пошла,
Раздался голос прессы:
Тиара сделана была гравером из Одессы.
Скандализирован Париж,
Краса земного шара.
Сгубила Лувру весь престиж
Поддельная тиара.
Какой скандал! И как тут быть,
Вопят археологи,
Вконец нас могут погубить
Подобные подлоги».

А что же художник с Монмартра, с которого и начался весь сыр-бор? Долго меняя показания и окончательно в них запутавшись, Эллина, наконец, вынужден был признаться, что лгал и никакого отношения к тиаре не имеет.
Газета «Eclair» напечатала письмо Эллина-Майянса, в котором тот признался, что свое заявление сделал радишутки, но надеется, что ему эту шутку простят, хотя бы ради той истины, которую ему косвенно удалось открыть. Суд не смог привлечь к ответственности монмартрского лгунишку. Он удостоился лишь насмешек своих сограждан.
Шепселя Гохмана «афера века» сделала скандально известным, что не отразилось, однако, на его доходах. Клиентами фирмы братьев Гохманов по-прежнему оказывались частные коллекционеры (по большей части из США), а также музеи России, Германии, Франции, Англии, Греции, Италии. «Товар» поставлялся через подставных лиц. Гохман готов был назвать «действующих лиц» истории с тиарой, а также пролить свет на происхождение других «древностей», но при условии полной гарантии, что его не привлекут к ответственности. В противном случае он собирался выждать, когда истечет десятилетний срок давности. Фогель и Шиманский предпочли скромно держаться в тени.
А сам Рухомовский перед правительственной комиссией не стал упоминать имя инициатора этой аферы. Он лишь поведал туманную историю о неизвестном господине из Керчи, заказавшем ему тиару якобы в качестве юбилейного подарка какому-то видному ученому-археологу. Этот же заказчик будто бы снабдил Рухомовского необходимым «подручным материалом»: всемирно известными «Русскими древностями» Толстого и Кондакова, атласом к «Древней истории» Вейссера, репродукциями со щита Спициона, гравюрами Джулио Романо с фресок Рафаэля. Из этих источников и черпал Рухомовский сюжеты для создания своего шедевра.
Вот что писала петербургская газета «Новое время» 7 мая 1903 года:
«О Рухомовском говорит весь Париж, печатают его портреты, его зовут в компаньоны известные купцы, его произведения принимают в Салон и становятся приманкой для толпы, его провозглашают чуть ли не современным Бенвенуто Челлини! Это сказка из «Тысячи и одной ночи». Но мораль ее так не моральна, что может привести в уныние кого угодно. В самом деле, что это такое! Пока человек честно и с любовью трудился, на него никто не обращал внимания. А сделал подделку, и земные блага посыпались на него, как из рога изобилия. Между тем, обрати люди вовремя должное внимание на этого даровитого самоучку, из него вышел бы выдающийся художник. Теперь, боюсь, он не сделает другого шедевра, кроме поддельной тиары Сайтоферна…»
А что же сама тиара? Нет, она не пылилась в запасниках, а была передана из зала античного в зал современного искусства, на ней было выгравировано: «Сделал Рухомовский» (fecit Ruchomovsky). В Париже с прославившимся одесским чеканщиком пожелал встретиться коллекционер старины и очень богатый человек Рейтлингер. Он поинтересовался у Рухомовского, что еще тот сделал кроме тиары.
«Колье с мифологическими сценами, статуэтку «Ахиллес и Минерва», золотую вазу, из которой два скифа пьют вино…, – стал перечислять ювелир.
«Не могли бы вы нарисовать их?»
Рухомовский не заставил себя долго упрашивать и стал рисовать перечисленные предметы. Рейтлингер побледнел. Оказалось, все это коллекционер приобрел как археологические находки. 26 мая 1903 года открылся Парижский салон декоративных искусств. Там и были выставлены шедевры из собрания Рейтлингера и работы Рухомовского, доставленные через дипломатическую почту в Париж из Одессы. Общество французских деятелей искусств наградило Рухомовского медалью третьей степени.
Но главной сенсацией салона стал привезенный Рухомовским в Париж миниатюрный «саркофаг со скелетом». Вот как описывали это событие парижская «Le Matin» и «Одесские новости»: «Рухомовский счастлив. К нему все тянутся. Вчера это неизвестный труженик, живущий в степях на Черном море с заработком в 50 копеек в день, тридцать пять су. Сегодня он знаменит, принят Парижем, им восхищаются, его лелеют…
Он великолепен, его саркофаг…. Из него бы получилась превосходная спичечница. Тем более что он изображает изменчивую судьбу человека. Спичка – это символ. Немного огня, немного золы, вот и все. На крышке саркофага представлен персонаж в длинном одеянии с косой на плече. За ним – целая процессия людей. Сначала полный мужчина в черном костюме и высокой шляпе, потом элегантные дамы с перьями на шляпе, мужики, оборванцы, калеки, сеньоры.
На сторонах саркофага шесть миниатюрных сцен отображают человеческую жизнь с детства и до смерти. Поднимая крышку, видим золотой скелет, искустно собранный. Коробка украшена цветами, гирляндами, черепами, выполненными с большим изяществом.
Давайте поздравим Рухомовского за его талант и за его порядочность. Он мог бы заставить нас поверить, что эта вещь была найдена в могиле восьмого века до нашей эры в Ялте. Мы бы за нее очень дорого заплатили, а археологи сделали бы ученые сочинения о костюме скифов во времена Навуходоносора. Очень вероятно, что после этой чудесной вещи остальная часть салона вам покажется бледной…»



В ореоле славы

В 1903 году Париж тепло проводил гостя. Рухомовский вернулся к себе на Успенскую улицу.
Одесса шумно встретила нашего героя. Репортеры не отставали ни на минуту, писали о нем всякие были и небылицы.
Творчеству прославленного необычным образом соотечественника был посвящен иллюстрированный критико-биографический очерк «Израиль Рухомовский и его работы», выпущенный в Одессе издателем Сапожниковым в его «Коммерческой типографии». Брошюра вышла ограниченным тиражом и скоро стала редкостью. Посыпались заказы. Но ювелир понимал, что горячая пора скоро пройдет. Разве ценили его прежде, до скандала с тиарой?
«Так, из неизвестности, уже в зрелом возрасте, проявился талант-самородок. Где же до сих пор были одесские археологи и ценители искусств, в холодные аристократические двери которых напрасно и робко стучался скромный, низенького роста, человек в темных очках? Необходим был всемирный скандал, чтобы люди могли оценить в Рухомовском то, что даровала ему судьба». («Одесские новости»).

В думах и работе шло время. Но после известных событий 1905 года Рухомовский все чаще задумывается о Париже. И в 1909 году со всей семьей покидает Одессу.
В Париже, куда он эмигрировал, в первое время небольшие заказы поступали от случая к случаю. Он сделал еще несколько тиар меньшего размера в подарок своим детям, они не потеряли ни одной детали (размер тиар 1,5-2 см). Вскоре его работы стали успешно экспонироваться в Салоне французских художников, откуда отправлялись в Женеву, Берлин, Нью-Йорк. Рухомовский устроился работать в реставрационных мастерских при Лувре.
Профессор Клермон-Ганно представил одесского чеканщика банкиру и филантропу барону Эдмону Ротшильду. Своеобразной проверкой для Рухомовского стал его заказ – изготовление пьедестала для древнегреческого флакона. Ротшильд остался доволен работой, и заказы пошли за заказами. Рухомовский писал: «Счастье улыбнулось мне. Словом, повезло. Я получил хорошего клиента, а Ротшильд – хорошего мастера.Мы нашли друг друга: он – красивую работу, а я – хороший заработок».

Израиль Рухомовский был счастливым отцом и дедом. Он гордился, что сын Соломон превзошел его в мастерстве, что развились таланты Якова и Леона, других детей и внуков, ставших известными ювелирами, художниками, литераторами. Сегодня потомки Рухомовского живут во Франции, Израиле, США, Германии, Аргентине.
Его ювелирное искусство получило широкое признание. Кроме Лувра, работы Рухомовского имеются во многих музеях мира, в частных собраниях Европы и Америки и иногда появляются на престижных аукционах Лондона и Парижа. В иных условиях он был бы не менее знаменит, чем великий Фаберже.
Израиль Рухомовский умер в Париже в 1934 году.