Ирина ГОЛУБЕВА
С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ВОДЫ
* * *
С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ВОДЫ
* * *
Опустошение. Пустошь-бор. Забытый маршрут
в городе, стекающем по обрыву к узкой реке.
Как там живут? – теперь думаю, — и ждут, и мрут?..
Катают детей на единственном в небе облаке,
акварелью раскрашенном в книжке. Еще животные
в энциклопедии, в джунглях. Вглядываюсь: парапет,
нас разделяющий, рассыпается в прах, и вот тебе —
прошлое мигает фарами и включает ближний свет,
тянет, притягивает, словно земля намагничена
на тех берегах, ведет, как слепых поводырь.
Мы это, мы!.. Или что-то неопределенно-личное
с точки зрения воды.
в городе, стекающем по обрыву к узкой реке.
Как там живут? – теперь думаю, — и ждут, и мрут?..
Катают детей на единственном в небе облаке,
акварелью раскрашенном в книжке. Еще животные
в энциклопедии, в джунглях. Вглядываюсь: парапет,
нас разделяющий, рассыпается в прах, и вот тебе —
прошлое мигает фарами и включает ближний свет,
тянет, притягивает, словно земля намагничена
на тех берегах, ведет, как слепых поводырь.
Мы это, мы!.. Или что-то неопределенно-личное
с точки зрения воды.
ЕВРЕЙСКАЯ ПЕСНЯ
Не твоя закипает кровь во мне — не твоя.
Не твои целовала руки и знала – в последний раз.
Ничего общего – ни в разрезе глаз, ни в напеве.
Отчего ж так темно и так горько сейчас?
По статье какой? (Догадалась.) По пятьдесят восьмой.
Где лежит весь год, да за годом год, божьей карой снег.
Не была я там, не жила тогда, но Боже мой,
та иная кровь пополам со слезой в свой зовет ковчег.
Так нечаянно, неожиданно, спотыкаясь на
выговоре, не дворовом, не радостном – не моем,
распевается скрипка, и тянется небо до окна.
Не твоя кровь во мне, но мой ангел в сердце твоем.
Не твои целовала руки и знала – в последний раз.
Ничего общего – ни в разрезе глаз, ни в напеве.
Отчего ж так темно и так горько сейчас?
По статье какой? (Догадалась.) По пятьдесят восьмой.
Где лежит весь год, да за годом год, божьей карой снег.
Не была я там, не жила тогда, но Боже мой,
та иная кровь пополам со слезой в свой зовет ковчег.
Так нечаянно, неожиданно, спотыкаясь на
выговоре, не дворовом, не радостном – не моем,
распевается скрипка, и тянется небо до окна.
Не твоя кровь во мне, но мой ангел в сердце твоем.
СМЫСЛ
Значит смысл – не в событиях, а в тишине,
обволакивающей их,
в светлом оплакивании роли, однажды выстраданной…
Так, наверно, не знаю, помнится на войне
абсолютно счастливый день — без единого выстрела.
Значит смысл — не в письме, а в легком нажиме пера
в тех веках, где меня и не было,
в легком дожде крепдешина танцующих до утра
на легких верандах под небом в акациях – мне бы так!..
И, стало быть, суть не в литой цепи, а в одном звене –
вот неразрывность, найдут археологи, выкопают!
Может, и дом наш, уже приближенный к тишине,
выпорхнул и исчезает пионерским вымпелом,
а конечная точка – только начало парения.
Вихрь, ломающий стрелки компаса и стирающий полюса,
выталкивает в бездну большого времени,
где тишина разложена на голоса.
И наверное, эти длинные строки,
выбивающиеся из ритма, как прядь
из косы, русой, красиво убранной,
лишь приоткроют неисчерпаемое, и опять
обнаружится смысл в долгожданном морозном утреннике.
Как прекрасны мелодии – те, что пока не слышны!
Жизнь — не реклама темпа, нажми на "паузу"!
И вознесется огромный букет тишины,
приглушив фейерверки новогоднего праздника.
обволакивающей их,
в светлом оплакивании роли, однажды выстраданной…
Так, наверно, не знаю, помнится на войне
абсолютно счастливый день — без единого выстрела.
Значит смысл — не в письме, а в легком нажиме пера
в тех веках, где меня и не было,
в легком дожде крепдешина танцующих до утра
на легких верандах под небом в акациях – мне бы так!..
И, стало быть, суть не в литой цепи, а в одном звене –
вот неразрывность, найдут археологи, выкопают!
Может, и дом наш, уже приближенный к тишине,
выпорхнул и исчезает пионерским вымпелом,
а конечная точка – только начало парения.
Вихрь, ломающий стрелки компаса и стирающий полюса,
выталкивает в бездну большого времени,
где тишина разложена на голоса.
И наверное, эти длинные строки,
выбивающиеся из ритма, как прядь
из косы, русой, красиво убранной,
лишь приоткроют неисчерпаемое, и опять
обнаружится смысл в долгожданном морозном утреннике.
Как прекрасны мелодии – те, что пока не слышны!
Жизнь — не реклама темпа, нажми на "паузу"!
И вознесется огромный букет тишины,
приглушив фейерверки новогоднего праздника.
ЯПОНСКИЕ ХУДОЖНИКИ
Мы согревали зиму своим дыханием,
а летом не могли выбраться из долготы дня,
и казалось – ничто не разрушит здания,
созданного воздухом для тебя и меня.
А когда мир сужался до щелочки,
и отрывной календарь замирал на одном листке,
мы добавляли в холст больше нитей шелковых
и пили чуть более крепкий саке.
а летом не могли выбраться из долготы дня,
и казалось – ничто не разрушит здания,
созданного воздухом для тебя и меня.
А когда мир сужался до щелочки,
и отрывной календарь замирал на одном листке,
мы добавляли в холст больше нитей шелковых
и пили чуть более крепкий саке.