Искренним светом
в душу запало — так ярко,
что не заметил
черной каемки по контуру счастья,
Проснись…

Ангел сказал мне,
когда стало все белым-белым:
Еще не наступила
торжественная минута…
А я не хотел
возвращаться обратно,
Но все почернело,
и я почувствовал запах.
Меня обрекли:
снова выплюнули, как при рождении,
В океан таких же, как я —
инфузорий-плевков…
Но мы называем себя
не задумываясь, зато гордо:
Разумное человечество

Сжечь страницы
и прожитый день,
пусть развеется
боль вместе с пеплом,
дневники не для чтенья,
в них тень,
отраженная манией
света

Скупая слеза пробороздит
морщину на лице помнящего,
Ты с нами даже сейчас —
когда тебя нет,
Моросящий дождь пропоет
твоим голосом песню страждущего,
И я буду петь вместе с ним,
как с тобой: тет-а-тет.

Орошу молчанием, сидя
на мокром погосте посаженное дерево,
Мысли оно взрастит к небу,
сказать, что я — здесь,
Ветвями моей собственной жизни
расскажет о памяти искренней;
Откинув с глаз серебро —
дай Бог — я скажу просто:
Здравствуй…

Украли ночь.
Опустошили
устами солнца
красноречивого,
сулили:
будет тень…
Поверил:
наивности удел,
сожгли… —
пустыня света,
верните ночь,
мой дом — аскеза

Мне не хватает золотого —
слов простых,
Мне даже не известно,
кто их скажет,
Надеюсь, что когда-нибудь,
в ночи,
Услышу голос ласковый —
расскажет:
Обо всем

За ресницами не укроешь,
Пламя Сверхновой звезды,
За ресницами не упрячешь,
И тускнеющий блик искры.
За ресницами — правда

Комната.
Угол трех плоскостей;
зеркальные стены —
снаружи все видно,
с растерзанной сути
безжалостным эхом,
крадут мои чувства,
для смеха…

Пропустите меня без очереди,
я очень хочу уйти,
не нужны мне райские почести,
только покой. И цветы
пусть растут диким садом
вокруг гранитного бытия…

Раскрашу траур
в яркие цвета,
и по себе носить
не сменно буду,
и эпитафии сложу
бессмертные слова:
Я умер, но — живой…

Театром в неволе
открылся мне истинный мир,
как долго скитался я
в сумерках самообмана?
Правды властитель —
желаний порочных сатир
над разумом правит;
мечта проиграла —
Устала

Осенний снег — кружит листва,
бросая шорохи печали,
внезапно ветер все круша,
вскричал от боли. Замолчали
мысли жуткие…
Прощай…

Тяжесть — где
она спрятана?
А если дверцу
открыть в груди?
Если острым
кинжалом все вырезать?
Легче станет
без гири-души?

Сумерки. Странная меланхолия ветра
усыпила все чувства, бросила в хаос
омертвевших мыслей, в колодец звенящего
опустошения; нет больше души?

Разочарованность в свете. Безликие лица
в мертвом тумане преследуют девственность
одиноких существований, разрывают на нервы
главную суть; конец бытия?

Безразличные. Украли надежду на личное,
липким потоком мелочной прихоти
залили последние чистые всходы светлого
разума; остался ли смысл?

Смерть стала удачей. Смешная теория
вечного странствия рассыпалась в прах,
оставив чью-то тоску под руинами тлеющего
сознания; вот он — крах.

Сумерки…

Гирлянды в небе.
Их свет пылает вам словами:
уж лучше б вы меня не знали,
зачем вам боль?
Страницы выцвели.
Но роль своей судьбы
сыграть придется до конца…
Сценарий прост:
делить
на ноль
нельзя