2013/01.jpg)
Бернар Вербер: «Мой русский читатель – это молодёжь»
Бернар Вербер, к имени которого публика и СМИ неизменно добавляют эпитет «культовый», – cверхпопулярный французский автор странных и забавных книг, повествующих о том, что до недавних пор было вне сферы внимания самых дерзновенных фантастов. Родился в Тулузе в 1961 году. Мировую известность Верберу принесла трилогия «Муравьи», на написание которой он потратил 11 лет. Ныне книги Б. Вербера выходят огромными тиражами. Их читают охотнее, чем постмодернистскую заумь. Интеллектуалы его не жалуют (хотя и не жалят, как гламурных писак), зато любит широкая публика. Особенно пылко любят Бернара Вербера в двух странах – Южной Корее и России, где он – частый и желанный гость. Ежегодно, и обязательно 2 октября у Вербера выходит по книге. Вот и в этом году в издательстве «Альбен Мишель» появились его «Микро-люди» (Micro-humains), второй том трилогии «Третье человечество». Однако ещё в сентябре Вербер посетил Московскую международную книжную ярмарку, где предъявил «Третье человечество» в русском переводе (издательство «РИПОЛ-Классик»). Такое явление Бернара Вербера читающему народу изрядно порадовало его российских поклонников, имя которым – легион. Вербер пишет парадоксально, но удобоваримо. И при этом он на полном серьёзе чувствует себя благодетелем, властителем дум – если не всего человечества, то своего читателя точно.
Его просторное жилище в 16-м округе Парижа поразительно нейтрально. Ни пылинки, как в операционном зале. Мебель high tech – стекло, белая кожа, металл. Ничего лишнего. Ничего личного. На стенах ни одной картины. Лишь в кабинете над письменным столом на деревянном щите закреплён рыжий муравей величиной с собаку – угрожающе реальный!
Его просторное жилище в 16-м округе Парижа поразительно нейтрально. Ни пылинки, как в операционном зале. Мебель high tech – стекло, белая кожа, металл. Ничего лишнего. Ничего личного. На стенах ни одной картины. Лишь в кабинете над письменным столом на деревянном щите закреплён рыжий муравей величиной с собаку – угрожающе реальный!
– Вы любите муравьёв?
– Мне действительно интересно разглядывать этот мир, существующий параллельно с нашим. В своей квартире-студии, где я некогда обитал, я даже оборудовал муравейник (диаметром в 3,5 м). Его обитатели – древесные муравьи – работали, размножались, даже вели захватнические войны! А потом они все куда-то разбежались.
– Личное любопытство: отчего презентация ваших романов непременно проходит 2 октября? Это случайная дата? Или она что-то значит для вас?
– Эта дата ничего особенного для меня не представляет. Просто к этому времени уже отобраны книги для литературных премий, а их вручение ещё впереди. И наступает период затишья, похожий на «глаз» тайфуна. Ну а ещё это организует мою работу, сообщает ей необходимый ритм. Я знаю: надо к 2 октября выпустить книгу. И точка.
– Насколько я знаю, в России в течение нескольких последних лет вышли практически все ваши книги вплоть до нынешней. Чем вы можете объяснить такую любовь? И в чём отличие вашего читателя в России и во Франции?
– В первую очередь налицо возрастное отличие. Мой русский читатель – это в основном молодёжь. Молодые российские читатели любят мои книги оттого, что они обогащают их представление о связи науки и мифологии, рассказывают о путешествиях и возвращениях, о смешном и печальном, об ангелах и Боге. В России у меня читателей больше, чем во Франции, поскольку в России люди вообще больше читают. У нас в метро, например, редко увидишь молодого человека, уткнувшегося в книгу. А в России они повсюду.
– В ваших книгах часть западной критики смущает то, что вы не соблюдаете границу между жанрами. У вас коктейль из науки, научной фантастики (исконной вотчины англосаксов) вкупе с фантастикой-барокко; всё это – в одном флаконе с приключенческим романом и философским эссе.
– Ну и что тут такого? Я начинал как журналист, публиковавшийся в научно-популярных изданиях. И то, что теперь у меня научные сведения смешиваются с вымыслом, физика с метафизикой, математика с мистикой, не смущает ни меня, ни моего читателя. Я пишу о муравьях, пишу о Боге, ангелах, букашках. Смешение – не размытость. Я как писатель имею право на всё. А уже дело издателей – выпускать мои книги, а критиков – любить их либо не любить.
– А как российская критика относится к вашим книгам? Принимает ли она их?
– Российская критика принимает мои книги прекрасно. Она вообще гораздо более добросовестная, нежели французская. Главное отличие российских критиков в том, что они читают книги, о которых пишут. А во Франции критики попросту халтурят – пролистают книгу, потом слегка поехидничают, подпустят пару-тройку шпилек – и готово. Открываешь такую статью и видишь, что автор не прочёл из рецензируемой книги ни строчки!
– А в философском плане – ощущается ли в воззрениях российского читателя пресловутая русская «мистичность»?
– Я не люблю слово «мистичность». Ему я предпочитаю «духовность». Именно духовность, духовная глубина характерна для читателей в России. И это умение задавать краеугольные вопросы бытия – то главное, что отличает русского читателя от французского.
– Можно измерить читательский интерес к вам в каких-то конкретных цифрах или фактах?
– Суммарный мировой тираж моих книг превышает 10 миллионов. Примерно треть от этого числа приходится только на Россию. А в Южной Корее и того больше. Мои зарубежные тиражи выше, чем во Франции, – и меня самого это порядком изумляет и восхищает. Вообще в данный момент что-то такое волшебное происходит сразу в трёх этих странах. Мой успех в России – это что-то феноменальное. Ведь здесь нет никакой широкой кампании, раздутой рекламы, гиперпиара. Весть передаётся из уст в уста. Люди чувствуют новые веяния, буквально ловят их «с воздуха» и не хотят упустить.
– У писателей вообще и у писателей-фантастов в особенности нередко наблюдается стремление нести миру некую философскую мысль – даже если его книга о роботах или о марсианах. За подобное стремление к мессианству искренне презирал Достоевского Набоков. Как сочинитель чувствуете ли вы себя носителем «месседжа» – иначе говоря, философского послания людям? И что это за «месседж»?
– Люди хотят быть ведомыми. Моя первая задача – развлечь их, вторая – научить, и третья – дать им надежду. И мне доставляет удовольствие делиться с читателями своими откровениями. Но при этом, разумеется, я стремлюсь привлекать и тех читателей, которым интересны такие сочинители и описатели, как Бальзак. Что касается «месседжа» как такового – я уже писал, что человеку так же трудно осмыслить весть и новость о Боге, как атому из поджелудочной железы кота понять вестерн, идущий по телевизору. И я как писатель стремлюсь помочь своим читателям разобраться во всём этом.
– Читая ваши книги, средний читатель чувствует себя «продвинутым», чуть не избранным – и от этого впадает в эйфорию. Ваши книги нарасхват, а критика их не жалует, считая, что вы пудрите мозги обывателю. Тем самым критика ставит на одну доску занимательное чтение и чтиво. Поэтому «вечный» вопрос: что делать? Писать для элиты либо нравиться всем?
– Это «вечная» проблема не моя, а критики. Чем выше тиражи, чем больше писатель нравится читателю, тем меньше он нравится критике.
– Всё-таки поговорим о второй книге вашей трилогии «Третье человечество». Там вы касаетесь будущего – в том числе и в физическом плане. Предрекаете пришествие «уменьшенного» человека. По-вашему, эти новые люди, «микрочелы», если позволите, идут на смену нам, обычным человекам. Однако, согласно статистике, человечество, как раз наоборот, растёт. В среднем люди последнего поколения выше на 17 сантиметров. Чем вы объясняете такое противоречие?
– Противоречия нет. Мы проживаем эру Второго человечества. Одна эра была до нас. И после нас будет ещё одна. Люди этой эры станут меньше, уязвимее, женственнее и солидарнее.
– Вы, значит, верите в женскую солидарность?!
– Я верю, что со слабостью и беспомощностью можно справиться, лишь действуя сообща. И в новой эре это неминуемо произойдёт.
– Как вам пишется? Испытываете ли вы пресловутые муки творчества?
– Я пишу и веселюсь. Писать вообще нужно весело. Чувствовать себя свободным и оттого счастливым.
– Ваши любимые книги предшественников и современников?
– «Путешествие к центру земли» Жюля Верна. «Основание» Айзека Азимова. «Божественное вторжение» Филиппа Дика. «Саламбо» Гюстава Флобера.
– Мне действительно интересно разглядывать этот мир, существующий параллельно с нашим. В своей квартире-студии, где я некогда обитал, я даже оборудовал муравейник (диаметром в 3,5 м). Его обитатели – древесные муравьи – работали, размножались, даже вели захватнические войны! А потом они все куда-то разбежались.
– Личное любопытство: отчего презентация ваших романов непременно проходит 2 октября? Это случайная дата? Или она что-то значит для вас?
– Эта дата ничего особенного для меня не представляет. Просто к этому времени уже отобраны книги для литературных премий, а их вручение ещё впереди. И наступает период затишья, похожий на «глаз» тайфуна. Ну а ещё это организует мою работу, сообщает ей необходимый ритм. Я знаю: надо к 2 октября выпустить книгу. И точка.
– Насколько я знаю, в России в течение нескольких последних лет вышли практически все ваши книги вплоть до нынешней. Чем вы можете объяснить такую любовь? И в чём отличие вашего читателя в России и во Франции?
– В первую очередь налицо возрастное отличие. Мой русский читатель – это в основном молодёжь. Молодые российские читатели любят мои книги оттого, что они обогащают их представление о связи науки и мифологии, рассказывают о путешествиях и возвращениях, о смешном и печальном, об ангелах и Боге. В России у меня читателей больше, чем во Франции, поскольку в России люди вообще больше читают. У нас в метро, например, редко увидишь молодого человека, уткнувшегося в книгу. А в России они повсюду.
– В ваших книгах часть западной критики смущает то, что вы не соблюдаете границу между жанрами. У вас коктейль из науки, научной фантастики (исконной вотчины англосаксов) вкупе с фантастикой-барокко; всё это – в одном флаконе с приключенческим романом и философским эссе.
– Ну и что тут такого? Я начинал как журналист, публиковавшийся в научно-популярных изданиях. И то, что теперь у меня научные сведения смешиваются с вымыслом, физика с метафизикой, математика с мистикой, не смущает ни меня, ни моего читателя. Я пишу о муравьях, пишу о Боге, ангелах, букашках. Смешение – не размытость. Я как писатель имею право на всё. А уже дело издателей – выпускать мои книги, а критиков – любить их либо не любить.
– А как российская критика относится к вашим книгам? Принимает ли она их?
– Российская критика принимает мои книги прекрасно. Она вообще гораздо более добросовестная, нежели французская. Главное отличие российских критиков в том, что они читают книги, о которых пишут. А во Франции критики попросту халтурят – пролистают книгу, потом слегка поехидничают, подпустят пару-тройку шпилек – и готово. Открываешь такую статью и видишь, что автор не прочёл из рецензируемой книги ни строчки!
– А в философском плане – ощущается ли в воззрениях российского читателя пресловутая русская «мистичность»?
– Я не люблю слово «мистичность». Ему я предпочитаю «духовность». Именно духовность, духовная глубина характерна для читателей в России. И это умение задавать краеугольные вопросы бытия – то главное, что отличает русского читателя от французского.
– Можно измерить читательский интерес к вам в каких-то конкретных цифрах или фактах?
– Суммарный мировой тираж моих книг превышает 10 миллионов. Примерно треть от этого числа приходится только на Россию. А в Южной Корее и того больше. Мои зарубежные тиражи выше, чем во Франции, – и меня самого это порядком изумляет и восхищает. Вообще в данный момент что-то такое волшебное происходит сразу в трёх этих странах. Мой успех в России – это что-то феноменальное. Ведь здесь нет никакой широкой кампании, раздутой рекламы, гиперпиара. Весть передаётся из уст в уста. Люди чувствуют новые веяния, буквально ловят их «с воздуха» и не хотят упустить.
– У писателей вообще и у писателей-фантастов в особенности нередко наблюдается стремление нести миру некую философскую мысль – даже если его книга о роботах или о марсианах. За подобное стремление к мессианству искренне презирал Достоевского Набоков. Как сочинитель чувствуете ли вы себя носителем «месседжа» – иначе говоря, философского послания людям? И что это за «месседж»?
– Люди хотят быть ведомыми. Моя первая задача – развлечь их, вторая – научить, и третья – дать им надежду. И мне доставляет удовольствие делиться с читателями своими откровениями. Но при этом, разумеется, я стремлюсь привлекать и тех читателей, которым интересны такие сочинители и описатели, как Бальзак. Что касается «месседжа» как такового – я уже писал, что человеку так же трудно осмыслить весть и новость о Боге, как атому из поджелудочной железы кота понять вестерн, идущий по телевизору. И я как писатель стремлюсь помочь своим читателям разобраться во всём этом.
– Читая ваши книги, средний читатель чувствует себя «продвинутым», чуть не избранным – и от этого впадает в эйфорию. Ваши книги нарасхват, а критика их не жалует, считая, что вы пудрите мозги обывателю. Тем самым критика ставит на одну доску занимательное чтение и чтиво. Поэтому «вечный» вопрос: что делать? Писать для элиты либо нравиться всем?
– Это «вечная» проблема не моя, а критики. Чем выше тиражи, чем больше писатель нравится читателю, тем меньше он нравится критике.
– Всё-таки поговорим о второй книге вашей трилогии «Третье человечество». Там вы касаетесь будущего – в том числе и в физическом плане. Предрекаете пришествие «уменьшенного» человека. По-вашему, эти новые люди, «микрочелы», если позволите, идут на смену нам, обычным человекам. Однако, согласно статистике, человечество, как раз наоборот, растёт. В среднем люди последнего поколения выше на 17 сантиметров. Чем вы объясняете такое противоречие?
– Противоречия нет. Мы проживаем эру Второго человечества. Одна эра была до нас. И после нас будет ещё одна. Люди этой эры станут меньше, уязвимее, женственнее и солидарнее.
– Вы, значит, верите в женскую солидарность?!
– Я верю, что со слабостью и беспомощностью можно справиться, лишь действуя сообща. И в новой эре это неминуемо произойдёт.
– Как вам пишется? Испытываете ли вы пресловутые муки творчества?
– Я пишу и веселюсь. Писать вообще нужно весело. Чувствовать себя свободным и оттого счастливым.
– Ваши любимые книги предшественников и современников?
– «Путешествие к центру земли» Жюля Верна. «Основание» Айзека Азимова. «Божественное вторжение» Филиппа Дика. «Саламбо» Гюстава Флобера.
Беседовала Кира САПГИР
Три обязательных вопроса:
– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?
– Об этом надо спрашивать у читателя! Я – по ту сторону баррикады! Но, перевоплотившись в читателя, я скажу: всё – вопрос времени. Если XIX век – время реалистического «большого романа», будь то Бальзак или Толстой, то следующий за ним ХХ – век новаторства, век поисков, век авангардизма. А наш XXI век – это век «хип-хопа», «хитовый» век. Нельзя сказать, какой лучше. Просто все – разные.
– Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?
– Уверяю вас, даже если я окажусь на необитаемом острове, я буду продолжать писать! Я не могу не писать. Это вошло в меня, стало частью меня, всего моего существования. Если я не буду писать, я задохнусь!
– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задала?
– Когда я вновь приеду в Россию! И я хочу туда приехать как можно скорее!
– Об этом надо спрашивать у читателя! Я – по ту сторону баррикады! Но, перевоплотившись в читателя, я скажу: всё – вопрос времени. Если XIX век – время реалистического «большого романа», будь то Бальзак или Толстой, то следующий за ним ХХ – век новаторства, век поисков, век авангардизма. А наш XXI век – это век «хип-хопа», «хитовый» век. Нельзя сказать, какой лучше. Просто все – разные.
– Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?
– Уверяю вас, даже если я окажусь на необитаемом острове, я буду продолжать писать! Я не могу не писать. Это вошло в меня, стало частью меня, всего моего существования. Если я не буду писать, я задохнусь!
– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задала?
– Когда я вновь приеду в Россию! И я хочу туда приехать как можно скорее!