Потусторонний мир был близок поэтам всех времен. Гомер невидящими очами наблюдал, как античные боги участвуют в битвах Троянской войны. Для героев Шекспира смерть – участник семейных разборок; Гамлет разговаривает  с  черепом  Йорика, как с живым человеком, и безусловно верит призраку своего отца. В прагматическом ХIХ веке атеист (“афей”, как тогда говорили) Пушкин призывает умершую подругу: “Явись, возлюбленная тень, как ты была перед разлукой, бледна, хладна, как зимний день, искажена последней мукой...” Лермонтов в стихах “Выхожу один я на дорогу” поведал нам, что хочет “уснуть” в могиле, но при этом слушать песню о любви. Тургенев, которого называют реалистом, слышал голоса иного мира в шелесте деревьев и трав. Его поздние повести полны мистических видений, но они так же достоверны, как знаменитые тургеневские девушки.
Конец XIX столетия и начало нового века подняли волну мистицизма. Научные открытия в технике и медицине позволили заглянуть внутрь живого организма. Психологи открыли в человеке незнакомого двойника – подсознание. Спиритические сеансы, ожившие тени кинематографа, голоса, живущие на валиках фонографа... Почему и душе не странствовать отдельно от тела? Почему бы телу без души не бродить по ночным улицам? Дракула Стокмана и вампиры Олшеври – “живые усопшие”, носферату – пугали, но и привлекали сознание, утратившее детскую веру в Бога.
Для Александра Блока потусторонний мир начинался прямо за линией заката: “Солнце – как медный шлем воина, обращенного ликом печальным к иным горизонтам, к иным временам”. Небо сожжено пожаром зари, “не различимы заря и зарево – тишь и страх”. В этом неживом ослепительном сиянии красная роза видится черной, а вино принимает цвет неба белой петербургской ночи: “Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, аи”.
Белая летняя ночь и белая зимняя снежная метель – два лика таинственной незнакомки – смерти. Бульвары, где “морозной пылью серебрится” бобровый воротник Онегина, замело теперь “кокаина серебряной пылью”. У Снежной маски привкус кокаина. Это всеобщая игра – свобода от повседневных забот, символ парения духа, мистических озарений. Никто еще не думает о банальности этих “откровений” и их оборотной стороне – наркотической зависимости. Но для поэта дверь в иной мир всегда приоткрыта и без этих веществ. Он постоянно ощущает присутствие потустороннего наблюдателя. Кто-то задувает свечи, стоит за плечом, «кто-то третий, незнакомый, кротко смотрит в купола”. Этот двойник-наблюдатель также “безумный друг”, “обманутый Пьеро”, путник, озаренный закатом, отражение: “И будет в зеркале без тени отображенье пришлеца”; “мой странный, мой близкий – черный монах”.
Все помнят и цитируют наизусть строки “ночь, улица, фонарь, аптека”, но не все помнят, что оно из цикла “Пляски смерти”(1912-1914 гг.). “Как тяжко мертвецу среди людей живым и страстным притворяться”, – это первое стихотворение цикла. Туманный “кто-то” из стихов начала века обрел плоть (не душу). Он утром встает из гроба, как настоящий вампир, “и в банк идет, и в суд идет, в сенат...” Вечером он едет на бал, танцует с влюбленной в него женщиной. В ее ушах “нездешний странный звон”, но это уже не те романтические голоса и шорохи, а лязганье костей.
“Двойник” 1903 года – дряхлый нищий старик, который неотступно следует за поэтом – Арлекином. Спустя шесть лет это стареющий юноша с нахальной улыбкой, который к тому же жалуется на жизнь. Поэту не страшен такой двойник. Да это и не двойник, а отражение: “Быть может, себя самого я встретил на глади зеркальной?” Поэт спокоен, но это спокойствие сродни повторяющемуся ночному кошмару: “Пробудился: тридцать лет, хвать-похвать, а сердца нет”. Зеркало для него как роковой портрет для Дориана Грея. Поэт холодно наблюдает за своим двойником, ведь он сам уже пережил свою смерть и наблюдал свои похороны: “помню я звук похорон: как гроб мой тяжелый несли, как сыпались комья земли” (4 ноября 1905 г.). Согласно эстетике декадентов воспевание смерти – стильно. Смерть – холодная бледная дева, озаренная адским пламенем, манящая и пугающая. Такова Незнакомка Блока. Он встречает ее каждый вечер в назначенный час (только она может назначать встречи!) в ресторане, подобном преддверию ада. В то время как женщины отказываются от корсетов, курят, ездят на велосипедах, посещают пляжи вместе с мужчинами в смешных купальниках, Незнакомка подчеркнуто женственна: “девичий стан, шелками схваченный”, шляпа со страусовыми перьями и вуалью, кольца на узкой руке. Но на деле это самая крутая эмансипантка, она сама выбирает, за ней право первой встречи и последней ночи. Ее нельзя соблазнить и невозможно от нее отделаться. Под темной вуалью нет лица, только очи “синие, бездонные” где-то далеко-далеко, хотя сама она так близко, что траурные перья ее шляпы качаются, кажется, прямо в мозгу у поэта. Она тоже отражение. Появляется в туманном окне, садится у окна, но только приблизишься, она растворится в душистом тумане.
Незнакомку-смерть можно увидеть в зеркале, вампир же, согласно преданию, в зеркале не отражается. Александр Блок родился под знаком Скорпиона (16 октября по ст. стилю). Его стихия – вода, а вода – это зеркало. В 29 лет Александр Блок совершил свое “сошествие в ад” именно под знаком Скорпиона (30 окт. 1909 г.). “Адские песни” (в рукописи есть подзаголовок “Вампир”) написаны дантовскими терцинами. Сначала создается впечатление, что это просто перевод “Божественной комедии”, но по-современному энергичный, сжатый до клипа. Сумерки, острые скалы, подземные круги, поток, несущий тела грешников. Но затем герой попадает в бесконечный зал, где аромат роз, зеркала, сброшенные маски. Этот зал напомнил поэту его земную жизнь – “страшный мир, где я бродил слепой, как в дикой сказке”. И вдруг из зеркала навстречу ему выходит двойник – юноша во фраке с увядшей розой в петлице. Увядшая роза – символ смерти: “Вчерашний бледный бутон стал сегодня черным, как кровь”, – слова из драмы “Роза и Крест”. Черная роза – чернее крови горит на груди у мертвого рыцаря Бертрана (вспомним также черную розу в бокале). Юноша рассказывает поэту свою историю: он в порыве страсти растерзал возлюбленную и выпил ее кровь, за что обречен каждую ночь снова и снова совершать кровавый обряд. “Песнь Ада” есть попытка изобразить... вампиризм нашего времени”,
таким примечанием сопровождалась публикация текста.  Но есть еще одно стихотворение, помеченное тоже октябрем 1909 г., восьмое в цикле “Черная кровь”. Оно как бы запрятано среди стихов 12-14-го годов. В нем описана та самая ночь, о которой потом рассказывает двойник в аду. На пальце вампира кольцо с аметистом  – знак таинственного брака. Здесь
“померкший алмаз” на руке возлюбленной. Кольца – символ обручения со смертью. В поэме “Возмездие” герой пытается снять кольцо с руки умершего отца, но оно выскальзывает из пальцев и падает в гроб.
Потусторонний мир Блока – “отчизна скрипок запредельных” – наполнен светом, сиянием, которое страшнее темноты: “ужасней дня, страшнее ночи сияние небытия”. Он чувствует ледяное дыхание грядущих войн и революций. Снежная маска и черная роза объединятся в смертельном танце на долгие годы. Уже совсем скоро озверевшие толпы будут врываться в имения и бить зеркала, будто вампиры, которые боятся разоблачения. Но у поэта есть выбор: