Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»


Аркадий Кутилов

Поэт, дорожи теплом

Россия, год 37

— Яма хорошая.
Только
на дно
набежала лужина...

— Товарищ майор,
но ведь это
не наша вина —
апрелева!..

— Ну, хорошо...
Давайте ужинать,
да надо
людей расстреливать...

Монолог убитого

Я в атаку последнюю шел,
но судьба изменила герою...
Плюс к тому — оказался тяжел
тот снаряд, что упал под горою.

Хорошо! И дымком понесло,
и предсмертные слезы просохли...
Плюс к тому — умереть повезло:
те, кто выжил, в плену передохли.
Плюс к тому — тишина... тишина...
Не слыхать разговора винтовок...

И вползают на грудь ордена,
давят лапками божьих коровок.

* * *

Эта пьеса шла под гром винтовочный,
ухала мортира за горой,
падала под пулями Дюймовочка,
весь дырявый, падал главгерой...

Но вставал и шел шагами быстрыми!
Весь дырявый, песню запевал...
Драматург! не надо много выстрелов,
Лучше — бац! — и сразу наповал.

Нам не надо мокрого и страшного,
нам наскучил пистолетный лай...
Ты слезу у зрителей выпрашивал?
Мы заплачем. Только не стреляй.

* * *

Он лозунги пишет в ОРС
и зябко дует в ладони...
Когда-то, наверное, мерз,
жестоко, до слез и стона...

Жена его — просто смех —
ему изменяет поспешно.
Жена его греет всех,
кроме него, конечно.

Не любит его постель —
работать, товарищ, надо!
И Дима идет, как в степь, —
в холодную ложь плакатов...

Оплеванный сотнями морд,
затертый десятком жохов, —
не обижается, черт,
на жинку и на эпоху!

...Поэт! Дорожи теплом,
как омский художник Дима!..
Когда он рисует дом —
всегда начинает с дыма...

Слово

Час назад (уж целый час натикал...
только час... а кажется — года)
сдавленным и сумеречным криком
прозвучало слово "никогда".

...Д\´Артаньян на помощь не прискачет,
не распорет шпагой темноту...
Никогда "Титаник" не заплачет
в долгожданном розовом порту...

Никогда не выстрелит царь-пушка
для острастки вражеских держав...

...Догорает в памяти избушка,
курьи ножки
                          судорожно
                                                    сжав.

Аутодафе назаретской Маруси

Палач был горбат
                             и воинственно пьян,
за бранным словечком
                                     не лазил в карман.

Он "брил" на лету
                              подмастерьев своих,
Пилату сказал:
                        "Ну, давай на троих!"
Исполнил частушку
                                 для римских кобыл,
хорошим словечком
                                 толпу оскорбил.

(А слов нехороших
                               в истории нет, —
вам скажет любой
                              маломальский поэт.

"Квартира", "машина",
                                      "японский халат",
"Голгофа", "Иуда",
                               "Христос" и "Пилат".

А слово "Мария" —
                                совсем красота!)

...Давайте вернемся
                                 к подножью креста...

Смертельным квадратом
                                        бессменно стоят
четыреста римских
                                угрюмых солдат.

Простой автокран,
                              задыхаясь в пыли,
Христоса подъемлет
                                 на метр от Земли.

На метр от планеты
                                 и жадной толпы,
превыше Голгофы
                               и бренной судьбы...

Бессмертье открыто!
                                  Вот только успеть...
И надо всего лишь —
                                  чуть-чуть потерпеть.

А гвозди тупые
                         и лезут не так...
И плещет в глаза
                            ослепительный мрак.

...Палач был горбат
                                 и воистину пьян,
он лишние гвозди
                              засунул в карман.

"Сгодятся потом —
                               ремонтировать мост, —
а может, объявится
                               новый Христос..."

...В кольце волосатых
                                    солдатских сердец
Христос звал отца...
                                Не услышал отец.

Но, только закат
                           захлебнулся собой, —
испуганный шепот
                               вспорхнул над толпой:

"Мария! Мария!
                          Мария пришла!..
Ну, та, что Его,
                         говорят, родила...

Глядите, Он жив!..
                              Он увидел ее
и ей посвящает
                         страданье Свое..."

"Зачем опоздала?..
                               Ведь слышала гром —
то пьяный Иосиф
                             махал топором.

Громил он цистерны
                                  с водицей святой
и Риму грозил
                        Вифлеемской звездой..."
...Мария бесслезно
                              на Сына глядит:
"Мой мальчик,
                         ты вправду опасный бандит?.."

Грядущей Мадонны
                                 нелепый вопрос
ударил, как выстрел,
                                 и вздрогнул Христос...

Прочувствовал крест
                                  онемевшей спиной
и плюнул в Марию
                               кровавой слюной.

Любовь и долг

Звучи, мой стих, во храме и в овине!
Про верность долгу слушайте рассказ.
Он токарь был, она была графиня,
и вот судьба свела их глаз на глаз...

Шальная ночь гудела соловьями,
и месяц млел от призрачной тоски.
"Мне хорошо, — она сказала, — с вами!"
Он промолчал, лишь стиснул кулаки.

Она цвела заманчиво-жестоко,
ее желал и мертвый, и живой.
Но он был токарь, первоклассный токарь,
и секретарь ячейки цеховой!

Вуаль графиня скинула не глядя,
но он угрюм, как танковый завод.
Графиня рвет с себя тугое платье,
но он угрюм... Графиня дальше рвет.

Графиня бьется, стонет, свирепеет
в почти предсмертной чувственной тоске.
Он членский взнос (четырнадцать копеек)
в кармане сжал до хруста в кулаке.

Графинин вид чертей ввергает в трепет!
Бог очумел от шелковой возни!..
Сам Луначарский, вдруг явившись в небе,
ему вскричал: "Возьми ее, возьми!"

Но он ее окинул гордым глазом,
и — "Нет! — сказал, — Хоть жгите на огне!"
Она лежала в стадии экстаза,
а он стоял немного в стороне.

Не сдался он, так чист и неповинен!
Бушуй, наш враг, от ярости бушуй!
Он токарь был, она была графиня...
Он — просто токарь, а она — буржуй!

* * *

Скелет звезды? Паучьи ножки?
Корона древнего вождя?..
Да нет, я пальцем на окошке
рисую атомы дождя.

Я знаю все! Ничуть не меньше.
Я свой в космических краях.
На Марсе — явно нету женщин.
А наше Солнце — в лишаях.

Рисую знаки Зодиака...
(И вдруг подумаю о том,
куда
          бежит
                        вон та
                                      собака —
с таким торжественным хвостом?!)

Аркадий Кутилов (1940 — 1985) — поэт. Родился в таежной деревне Рысьи; большая часть детства и юность прошли под Омском, в поселке Бражниково: здесь окончил школу, занимался живописью, начал писать стихи. Армейские годы проходили в Смоленске, где поэт, выступая со своими стихами на областном семинаре молодых литераторов, получил лестные оценки А. Твардовского. Комиссован в тяжелом состоянии (отравление антифризом после групповой попойки, закончившейся смертью для пяти его сослуживцев). Пробует зарабатывать журналистским ремеслом, но не задерживается ни в одном издании. С конца 60-х и до конца жизни — семнадцать лет — бродяжничает. Погиб в Омске, место захоронения неизвестно. Стихи А. Кутилова вошли в антологии "Русская муза XX века", "Русская поэзия XX столетия" (Лондон, на английском языке), "Строфы века", публиковались в различных изданиях. Посмертно вышла первая книга поэта "Скелет звезды" (Омское книжное издательство, 1998).