Людмила Уфимцева
Письмо поэту
* * *
Письмо поэту
* * *
Закуталась осень озябшая
в дымку,
Листвою осыпалась. Прочь
невидимкой
Ушла. Обернулась холодным
туманом,
Поземкою первой нежданно-
обманной,
И яркие краски сменив на
белила,
Тончайшим узором на землю
стелила
Снежинки…
в дымку,
Листвою осыпалась. Прочь
невидимкой
Ушла. Обернулась холодным
туманом,
Поземкою первой нежданно-
обманной,
И яркие краски сменив на
белила,
Тончайшим узором на землю
стелила
Снежинки…
* * *
При луне от песни родника
человек становится мыслителем…
Святой ключ г. Нижнекамск
человек становится мыслителем…
Святой ключ г. Нижнекамск
Потоком шумным ключ
С крутой горы стремится
К реке, где солнца луч
Играет в прятки с птицей.
Несет ручей, шутя,
Покачивая, Кама,
Как малое дитя, —
Заботливая мама.
А на виске скалы
Прозрачной жилкой биться
Родник начнет с горы,
Чтоб путник смог напиться.
С крутой горы стремится
К реке, где солнца луч
Играет в прятки с птицей.
Несет ручей, шутя,
Покачивая, Кама,
Как малое дитя, —
Заботливая мама.
А на виске скалы
Прозрачной жилкой биться
Родник начнет с горы,
Чтоб путник смог напиться.
* * *
Мороз задернул полынью,
перекроив ее границы,
И хлеба крошки на краю
клюют притихшие синицы.
Метлой широкою метель
погонит их, прибивши к дому,
И превратит сугроб — в постель
и в одеяло — клок соломы…
А город мой в снегу увяз,
не в силах победить стихию,
Где белый столб растет, как вяз,
что ветки вывихнул сухие.
Линейкой частой провода
уходят в ночь, чуть провисая.
Цепляет нотный стан звезда,
в небесной прописи сверкая.
В дрожащем круге фонаря —
в огне сигнальном над кормою
Оттаивают якоря,
прикованные злой зимою.
Побудкой застучит капель,
сосульки с крыши половиня.
И, солнцем балуясь, апрель
одно-единственное имя
Напомнит…
перекроив ее границы,
И хлеба крошки на краю
клюют притихшие синицы.
Метлой широкою метель
погонит их, прибивши к дому,
И превратит сугроб — в постель
и в одеяло — клок соломы…
А город мой в снегу увяз,
не в силах победить стихию,
Где белый столб растет, как вяз,
что ветки вывихнул сухие.
Линейкой частой провода
уходят в ночь, чуть провисая.
Цепляет нотный стан звезда,
в небесной прописи сверкая.
В дрожащем круге фонаря —
в огне сигнальном над кормою
Оттаивают якоря,
прикованные злой зимою.
Побудкой застучит капель,
сосульки с крыши половиня.
И, солнцем балуясь, апрель
одно-единственное имя
Напомнит…
Письмо поэту
А. Ц.
Эту фамилию я знаю давно, она написана на учебнике химии.
А стихи прочитала недавно (очень понравились!).
Трудно сказать, что именно хорошо:
То ли то, что Вы знаете правила замещения водородного
катиона (и это нас роднит),
То ли то, что стихи Ваши «в двухмерном мире
провинции» благовесту сродни.
Быть или не быть учителем химии
в школе с углубленным изучением других предметов?
Одна радость, знаете ли, поговорить с коллегой тихо после
уроков.
Давайте Вашу чашку, я налью Вам чаю «Бодрость»,
но сначала сполосну ее,
Как бы они (дети) не отравили: капнут, купороса (сульфата
меди)
И проведешь остаток дня в тесной комнате (1 на 1).
Вообще-то, Алексей, (можно я буду Вас так называть?)
химия — это стихия
такая же, как музыка и поэзия. Сейчас — май, время
сирени и аллергии.
Приезжайте-ка к нам в июне, когда зацветут липы
и закончатся ЕГЭ,
И пишите свои стихи где-нибудь на школьном дворе,
А я их наберу и распечатаю (обещаю!). Людмила.
А стихи прочитала недавно (очень понравились!).
Трудно сказать, что именно хорошо:
То ли то, что Вы знаете правила замещения водородного
катиона (и это нас роднит),
То ли то, что стихи Ваши «в двухмерном мире
провинции» благовесту сродни.
Быть или не быть учителем химии
в школе с углубленным изучением других предметов?
Одна радость, знаете ли, поговорить с коллегой тихо после
уроков.
Давайте Вашу чашку, я налью Вам чаю «Бодрость»,
но сначала сполосну ее,
Как бы они (дети) не отравили: капнут, купороса (сульфата
меди)
И проведешь остаток дня в тесной комнате (1 на 1).
Вообще-то, Алексей, (можно я буду Вас так называть?)
химия — это стихия
такая же, как музыка и поэзия. Сейчас — май, время
сирени и аллергии.
Приезжайте-ка к нам в июне, когда зацветут липы
и закончатся ЕГЭ,
И пишите свои стихи где-нибудь на школьном дворе,
А я их наберу и распечатаю (обещаю!). Людмила.
* * *
Гудит, разогнавшись,
автобус,
Пассажиров качая
в люльках.
Снует по салону
кондуктор,
Будит,
считает мелочь.
Растет какофония
звуков.
Сжимаюсь в комок
от фальцета.
Двери открылись —
вдох,
Закрылись —
выдох.
автобус,
Пассажиров качая
в люльках.
Снует по салону
кондуктор,
Будит,
считает мелочь.
Растет какофония
звуков.
Сжимаюсь в комок
от фальцета.
Двери открылись —
вдох,
Закрылись —
выдох.
* * *
Сверху луна
отдыхает,
Наблюдая
за гусеницей,
Ползущей
по яблоку
С неоновой
подсветкой.
Яблоко-шар —
игрушка
На дереве
Мирозданья.
Механический шар
незаметно
Набирает
обороты-века.
Любая игрушка
рано
Или поздно
ломается.
Гусеница не знает
об этом.
Она питается
пищей,
Которой хватит
по прогнозам
Лет на семьдесят.
Луна улыбается
загадочно…
отдыхает,
Наблюдая
за гусеницей,
Ползущей
по яблоку
С неоновой
подсветкой.
Яблоко-шар —
игрушка
На дереве
Мирозданья.
Механический шар
незаметно
Набирает
обороты-века.
Любая игрушка
рано
Или поздно
ломается.
Гусеница не знает
об этом.
Она питается
пищей,
Которой хватит
по прогнозам
Лет на семьдесят.
Луна улыбается
загадочно…
* * *
Расти деревом, подпирая музей.
Рассыпать по осени лотошные желуди
и наблюдать с болью, как на них
наступают спешащие мимо прохожие,
или с восторгом, если их собирают дети.
Жить в городе и тянуться к солнцу,
заглядывая через крышу, на лице которой
знаком каждый гвоздь, каждая трещинка.
Ночь — самое хорошее время суток —
тихо. Мои листья и ветви пьют влагу
земли и лакомятся живительным газом.
Я разговариваю со своим соседом —
старцем, одетым в камень. Писатель,
чье имя носит музей, сильно окает.
Наши беседы заполняют длинные
зимние сумерки, благоухающие майские
вечера и благодатные июльские ночи.
Нам знакомы лица посетителей,
сочиняющих стихи и прозу.
Это они, подобно стае птиц,
слетаются сюда в конце недели.
Только мы различаем их в толпе
по известным нам приметам.
Завсегдатаи мужали на наших глазах
и уходили в мир иной, чтобы вернуться.
По ночам мы слышим их диалоги
на языке рифмы.
Сосед называет меня «мудрым», а я его —
«крепким», но дни наши сочтены.
Рассыпать по осени лотошные желуди
и наблюдать с болью, как на них
наступают спешащие мимо прохожие,
или с восторгом, если их собирают дети.
Жить в городе и тянуться к солнцу,
заглядывая через крышу, на лице которой
знаком каждый гвоздь, каждая трещинка.
Ночь — самое хорошее время суток —
тихо. Мои листья и ветви пьют влагу
земли и лакомятся живительным газом.
Я разговариваю со своим соседом —
старцем, одетым в камень. Писатель,
чье имя носит музей, сильно окает.
Наши беседы заполняют длинные
зимние сумерки, благоухающие майские
вечера и благодатные июльские ночи.
Нам знакомы лица посетителей,
сочиняющих стихи и прозу.
Это они, подобно стае птиц,
слетаются сюда в конце недели.
Только мы различаем их в толпе
по известным нам приметам.
Завсегдатаи мужали на наших глазах
и уходили в мир иной, чтобы вернуться.
По ночам мы слышим их диалоги
на языке рифмы.
Сосед называет меня «мудрым», а я его —
«крепким», но дни наши сочтены.
Осень
Желуди падают на мокрую мостовую
и катятся под колеса машин,
какая была бы дубовая роща…
и катятся под колеса машин,
какая была бы дубовая роща…
* * *
Природа теснится городом, сохраняя отдельные острова.
Кольцевая дорога запружена автомобилями, сверкает
заново отлитым асфальтом, скалится нанесенной разметкой
и похожа на гигантский бублик с маком.
Река обнажилась из-под снега, не в силах сбросить
тяжелый мост, нависший над ней, так и течет,
разделенная пополам на две круглые чаши —
две пиалы с остывшим зеленым чаем.
На озера вернулись чайки. Утиная стая
кружит над стекляшками болот, перелетает с места на место,
как хозяин, покрасивший в доме пол,
шагает с кирпича на кирпич.
Город растет и строится, готовя птицам сюрпризы.
Летит стая привычным маршрутом, надо бы
спуститься на отдых. Только на знакомом месте —
здание с вывеской, а озеро с камышом стало лужей.
Сидит пернатый разведчик у воды, изучает обстановку,
не может взять в толк, почему это водоросли с кормом
превратились в пластиковые бутылки и бумажные
пакеты с буквой, напоминающей опору моста…
Кольцевая дорога запружена автомобилями, сверкает
заново отлитым асфальтом, скалится нанесенной разметкой
и похожа на гигантский бублик с маком.
Река обнажилась из-под снега, не в силах сбросить
тяжелый мост, нависший над ней, так и течет,
разделенная пополам на две круглые чаши —
две пиалы с остывшим зеленым чаем.
На озера вернулись чайки. Утиная стая
кружит над стекляшками болот, перелетает с места на место,
как хозяин, покрасивший в доме пол,
шагает с кирпича на кирпич.
Город растет и строится, готовя птицам сюрпризы.
Летит стая привычным маршрутом, надо бы
спуститься на отдых. Только на знакомом месте —
здание с вывеской, а озеро с камышом стало лужей.
Сидит пернатый разведчик у воды, изучает обстановку,
не может взять в толк, почему это водоросли с кормом
превратились в пластиковые бутылки и бумажные
пакеты с буквой, напоминающей опору моста…