Конечно, Маяковский лукавил, заявляя: «Я поэт. Этим и интересен». Я думаю, что еще он был интересен как мужчина — своей крепкой статью, высоким ростом, любовными похождениями, славой отменного любовника. А еще он был интересен как чтец. А еще — как актер. И — как мастер эпатажа (вспомним знаменитую историю с Овсянико-Куликовским). Так что «в загашнике» у поэта имелись не только стихи.
В этом отношении некрасивые, низкорослые поэты, поэты с плохой дикцией вынуждены компенсировать свое имиджевое отставание от более одаренных природой товарищей другими достоинствами. Например, качеством стихов и собственным вниманием к барышням (стихи в альбом), как Пушкин; героикой, романтикой, организаторскими способностями, настойчивостью, как Гумилёв — и прочими «своеобразиями».
Так что поэтов, даже самых слабых, всегда есть за что любить. Поэты ведь всегда нуждаются в любви, может быть, даже больше, чем другие люди. Но эти «дополнения» к стихам подчас не видны на расстоянии — и мы тогда недоумеваем, почему тот или иной поэт пользуется успехом у публики. Подобный успех кажется нам оскорбительным по отношению к более сильным, на наш взгляд, стихотворцам. И мы цитируем Пастернака: «Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех». Однако любая известность, популярность чем-то да вызвана. Пусть даже это будут скрытые, не видимые нам достоинства, зачастую не имеющие никакого отношения к поэзии. Ибо жизнь — всегда многоборье. Известными становятся только наиболее разносторонние, комплексно одаренные люди.
Вообще, конечно, по отношению к любви вопрос «за что» странен. Это Муму немым собачьим укором вопрошала Герасима: «За что??» Любят же обычно, не за что-то, а просто так. Конечно, если речь идет о любви к человеку, а не к поэту. Марина Цветаева как-то популярно объяснила, за что следует любить человеков и поэтов: «Послушайте! Еще меня любите… за то, что я умру». Наверное, эти цветаевские строчки — одна из эмоциональных вершин русской поэзии. А еще поэтов любят за схимничество и скоморошество — в одном флаконе, за свободу быть верным самому себе — в слове… Да мало ли за что! Поэт — это воплощенное наитие и тихое, невидимое, не объявленное миру священнодействие. Поэт сам устанавливает над собой законы, которым он следует, повинуясь воле Слова, и никому не позволяет указывать, как ему писать. И в этом есть данность, непреложность, судьбинность. В этом есть священный произвол, заточенный в немыслимо четкую форму. Вдохновение поэта бывает так велико, что его импровизации достигают уровня высшей продуманности. Это можно обнаружить по минимальному количеству исправлений в тексте только что написанного стихотворения. Кто ему диктует эти строки? Слово, которое — Бог. Бог, который — Слово.