Мне предстояло решающее, третье, свидание с брюнеткой Настей. Для эффективного соблазнения я решил сделать «крышеснос» (так в pick-up’е называется сюрприз, ускоряющий переход из вертикального в горизонтальное положение).
Нужна была не просто романтика, — вроде ужина при свечах — а возвышенный символ. Нет ничего символичнее дерева, и нет ничего возвышеннее любви.
Дерево любви — куст неизвестного происхождения — я выкопал рядом с университетом. Дома прикрепил к нему красную атласную ленточку. На ней маркером написал «дерево любви». В парке у моря выбрал место посадки и, дабы не портить сюрприз, спрятал лопату (руками копать неприлично), розу и дерево в кустах.
Настя опоздала и, сославшись на болезнь, предложила посидеть в кафе.  Едва ли не силой я все же притащил ее в парк. Поднялись к месту посадки. С моря дул наглый холодный ветер. Оставив Настю мерзнуть, я отправился за сюрпризом.
Увидев меня с лопатой, она побледнела. Я успокоил ее и стал копать яму. Затем вознес на руках дерево любви и продекламировал заготовленную речь. Настя нахмурилась, как шарпей, и я подумал, что только такое бессердечное чудовище, как она, не в силах оценить масштаб замысла.
Молча, мы спустились с пригорка. Дерево осталось на вершине, лопата — у меня в руках. Попросив подождать, я вновь скрылся в кустах. На этот раз при моем появлении Настя не стала бледнеть, а только взяла розу и пошла прочь.
Я решил разрядить обстановку шутками. Благо, лопата расширяла возможности юмора. Я танцевал стриптиз на черенке, пел «Love me tender» в импровизированный микрофон, изображал первобытного охотника и гонялся за совершающим пробежку качком (сначала я за ним, потом он за мной).
Настя попросила вызвать такси. Я решил не сдаваться. К тому же на такси не было денег. Вспомнив еще один пикаперский совет «умей показать ей свое презрение», я сменил тактику и, взвалив на плечо лопату, с каменным лицом зашагал впереди.
Вскоре Настя не выдержала и спросила: «Ты идиот?». Я резко развернулся, чтобы произнести пламенную речь о неблагодарных женщинах. И, не рассчитав угла, — на садовом инструменте, как на башенных кранах, надо писать «Берегись поворота» — врезал Насте по лицу лопатой. Она ахнула и без чувств упала на землю.
С тех пор мы не виделись, а дерево любви по-прежнему растет. Его легко узнать по той самой алой ленточке, которая, правда, несколько выцвела со временем.

Сделав стремительную, как бразильский форвард, карьеру, Эдик Голубицкий, урожденный Голубев, остановился на должности депутата Киевского горсовета. Дальше не пускали.
Помыкавшись в кабинетах, послушав людей, Эдик рассудил, что дела пойдут лучше, если вступить в тайное общество. Основные требования он уже выполнил: отыскал в роду потомков Моисея, стал ходить в синагогу и сделал обрезание. Рекомендацию в общество дал начальник отдела культуры.
Так Эдик Голубицкий стал членом «Ордена Соломона», где познакомился, а чуть позже сделал предложение Лиле Бланк.
Жили дружно. Планировали свадьбу, обсуждали политику. Лиля доносила на мужа. Голубицкий делал карьеру. Но после Пасхи Лиля пропала, оставив записку из одного слова «Гой!». Почти сразу же Голубицкого без объяснений вышвырнули из «Ордена Соломона», а его карьера резко пошла на спад.
Раздавленный, он, по обыкновению, приехал за утешением к маме. Та к карьерным неурядицам отнеслась просто, а вот из-за пропажи Лили расстроилась.
— Такая хорошая была девушка, — причитала мама, — так внимательно смотрела твой детский фотоальбом, когда вы приезжали на Пасху…
— Какой фотоальбом, когда? — напрягся Голубицкий, натренировавший маму, встречая Лилю, играть роль правоверной еврейки.
— Я ей показывала, когда ты за молоком ходил, — принесла мама фотоальбом. — Она вот эту фотографию особенно внимательно рассматривала…
Голубицкий взглянул на фото. На нем он был совсем маленький и совершенно голый.

Место занял с вечера. Чтобы наверняка. Взял пива, сигарет, семечек — скрасить ожидание. Жаль только, что опоздал. У «Техномаркета» уже караулило трое.
Ночь не спал — ждал, когда откроют. Очередь росла. Некоторые занимали место, молча, не спрашивая. Это бесило и волновало.
В шесть начали бороться за место у входа. Помогли навыки самбо. Открыли без десяти восемь. Одним из первых ворвался в «Техномаркет». Куда бежать знал — заранее изучал планировку. Схватил первым. Бросился к кассе сквозь бегущую навстречу толпу. Успел!
Розовощекая девушка, пробивая товар, едва ли не пропела:
— Добрый день! Вы стали участником акции от «Техномаркета». Пять первых человек, купивших айфон, получают скидку пятьдесят процентов…
Домой шел через Трехсвятительскую. У Михайловского собора толпился народ. Подошел, спросил:
— Чего стоим? Что дают?
Старушка в сером платке, перекрестившись, ответила:
— К иконе стоим чудотворной, приложиться хотим…
Покраснел, потрясая айфоном:
— Ууу, сектанты проклятые…

Говорят, что сменить можно работу, девушку, но не любимый футбольный клуб. Вот и Саня Смирнов не смог. Переехав из Москвы в Киев, он продолжал болеть за родной «Спартак».
Интернет в съемной квартире был слабый, а украинское телевидение российский футбол не показывало. Поэтому Саня смотрел онлайн-трансляции матчей «Спартака» на работе. Благо, что играли по вечерам или на выходных. Смотрел под пиво, рыбку и — в особо напряженные дни — под водочку.
Офис, где работал Смирнов, располагался в одном здании с израильским посольством. Охрана была серьезная. Шерстили этажи. Проверяли пропуска. Вели видеонаблюдение.
В тот месяц «Спартак» играл совсем плохо, и Саня пил, в основном, водочку. Пьяный он, как истинный русский, был небрежен в туалетах, резок в высказываниях и эмоционален в поведении. Чем, собственно, приходя в нерабочее время, и вызвал подозрение у охраны…
Пять лет понадобилось Сане Смирнову, чтобы стать Александром Юрьевичем Смирновым и претендовать на пост генерального директора крупной компании. Пятнадцатого ноября правление должно было сделать окончательный выбор. Но десятого Смирнова вызвал к себе председатель правления Николай Платонович Майчук.
— Александр Юрьевич, мы определились с кандидатурой гендиректора, — сразу же начал он, — и боюсь, это не вы.
Смирнов обмяк, сил хватило только на:
— Но почему, Николай Платонович?
— Ну, если вам, действительно, интересно, — Майчук подошел к ноутбуку и щелкнул мышкой, — то смотрите…
 На экране Смирнов увидел человека, сильно похожего на него самого, но с животом поменьше и шевелюрой попышнее. Человек сначала заливал туалет мочой и пивом, а после танцевал, размахивая красно-белым шарфом, и безумно орал:
— Хохлы сосали, сосете и будете сосать! «Динамо» Киев, отсоси у красно-белых!
Смирнов вздрогнул и вспомнил отборочный матч «Спартак» — «Динамо» пятилетней давности. Голос Николая Платоновича прозвучал, словно издалека:
— Я, видите ли, с пяти лет болельщик киевского «Динамо», так что, боюсь, отсасывать придется вам…