Внятное "мяу" о чем? — О кошачьей жизни! А кто сочинил? —
Толмач, переводчик по имени Элизбар, по фамилии Ананиашвили.
Учитель, друг, собеседник, поэт. Дюжину лет уж ни позвонить,
ни заглянуть на огонек к седому грузинскому князю.

Русский душой, — да и по языку, — дважды русский, как он умел
сочно, емко мысль чужедальнюю в стих воплотить или в прозу.
Ну, а стишок про "мимо идущую кошку" — не подтверждение ли,
что у нас с ней один эсперанто…

Спросишь себя: чему старики нас учили? На личном примере Мильтона,
Мастерса или Ли Бо? — Стих переводчика стать должен русским
по плоти, по сути. Сам хоть умри, но останься при этом китайцем:
кисточку в пальцах зажми и немного сощурься. Дзэн изучи (или
старогрузинскую вязь)…

И тогда спорить не будет никто, что стихи — это лишь переводы.
А поэт — это толмач, в глушь, в чужие края уводящий учиться диковинной
речи птиц, зверей или рыб, причащаться человеческим тайнам…
И не чудо ли, что Элизбар для меня стал Мафусаилом?

Царит повтор, Мафусаил, он заплетен в узор.
Под пеной проступает ил и дегтем вяжет взор.
Все — крики чаек, ракушек изломанных края
Имеет смысл, особый шик в себе самих тая.
Не намекая ни на что, быть только тем, что есть,
Как этой пены решето и брызг летучих взвесь.
Вдавившись животом в диван, ловлю их языком.
Кто это пламя раздувал и разжигал тайком?
Не все равно ли мне кто Он, я сам вплетен в узор
Той паутины на песке и вырезанных гор.
Смывает след босой волна, и пена вновь и вновь
Плетет узор, подняв со дна ил — чью-то плоть и кровь.
Мафусаил, хоть триста лет живи, все будет так, —
Колючих раковин скелет, песка сухой наждак.