Стихи Ирины Асоянц необычны, и уже этим интересны. Поэт, родившийся в Кишиневе, с 1991 года живет и работает в Канаде. Творческая профессия наложила немалый отпечаток и на стихи. Судите сами: преподавательская деятельность на кафедре русского языка и литературы Йорского Университета в Торонто, работа в университетской библиотеке… С 1996 по 2004 годы Ирина Асоянц трудилась Генеральным менеджером Artville Academy, а с 2005 года — в Russian Classical Ballet Academy. Жизнь в чужой стране, тем не менее, постоянно соприкасающаяся с русской культурой и литературой, давала плоды. В 1997 году в киевском издательстве вышел сборник стихотворений Ирины Асоянц «А было так…» В 2012 году автор представляет на суд читателей новую книгу: «Стихи стихий» (М.: «Вест-Консалтинг», 2012).
История искусств и живопись, которые Ирина Асоянц преподает в академии, проникают в строчки стихов, стихии оживают, становятся трехмерными; они переливаются красками, оттенками и создают ту самую единственную стихию (из множества стихий), тот самый мир, где существует автор. Книга поэзии — дверца в этот мир, Ирина Асоянц приглашает туда читателя. Что он увидит, перевернув первые странички сборника?
…Образы пытаются выйти за пределы видимого и осязаемого, точнее: словами Ирина Асоянц пытается приблизиться к ощущениям, которые выразить иначе, чем на уровне чувств — крайне сложно.

Картинка парадоксальная и многомерная — для понимания, для осознания, для ощущения. Мы чувствуем разгул стихий: суровую, но справедливую мощь океана («Предмет туземный перейму / Я у песка и океана…»), чувствуем дождь — кипарисовый, что бы это ни значило; но семантика слова добавляет оттенок, ощущение, которое не надо постигать логикой — чувствовать! Наконец — связь мира и миров, наций и национальностей, когда с Кубой ассоциируется не только Яна (обнимая Кубу, сам становишься частично ею), но и прочие интернациональные герои стиха: жиголо Родригас (с которым первоначально у читателя связывается самость Кубы), канадка Синди, немка Рута, француженка Кати, русская Анюта… Это — мозаика: цветов, вкусов, послевкусия. В сальсе, танцуемой Родригасом, тоже ведь смешано очень многое, в широком смысле, сальса — сама по себе мозаика, ибо сказано в энциклопедической статье: «термин можно использовать для практически любой музыки кубинского происхождения (к примеру, ча-ча-ча, болеро, мамбо)».
Итак, в стихах Ирины Асоянц органическим образом переплетаются запахи, звуки, культуры разных стран и народов, поданных все-таки в русскоязычном воплощении. Однако вот какая штука. Читая, никак не можешь отделаться от ощущения, что слова — всего лишь способ выражения, что сами по себе они значат не столь много, как стихийность чувства и свобода стихии.
Подтверждение этому находим в другом стихотворении:

Думаю, Ирина Асоянц в самом деле могла бы обходиться без слов, если бы сумела передать эманации эмоций другим способом. Но способы человеческих коммуникаций бедны и будничны, и пространство сужается до физического воплощения чувства. Тогда и появляются стихи странные, неожиданные, но: обволакивающие, погружающие в свое пространство, в систему образов поэта. И уже там разворачивающиеся во всю мощь.

Приведенный фрагмент стихотворения «Над морем — облака…» — не случаен. Мне хотелось показать еще одну особенность поэтики Ирины Асоянц — своеобычную пунктуацию, которая, кажется порой, и не пунктуация вовсе, а интонационно-графический прием.
Вообще, о пунктуации можно много и долго спорить. Часть поэтов, видимо, не очень хорошо понимающая ее законы, и вовсе отказалась от этих значков, но Ирина Асоянц на свой страх и риск расширяет известные представления о пунктуации. Так, например, она вводит в поэзию такой специфичный знак, как запятая и две точки (кто с уверенностью скажет, что этот знак не приживется? Но и осудить — проще простого). Правила русского языка отступают на полшага: таким образом, Ирина Асоянц приближается к стихийности текста (собственно, тому, что было заявлено в заглавии). А знаки — течения, дуновения, части — природной стихии, а языка — во вторую очередь.
Стихия всепобеждающа, и заключенная в стихотворные строчки, пытающаяся вырваться из них, лишь подтверждает свое могущество и власть над сущим. В том числе и над Словом.