Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Татьяна КАЙСАРОВА

Подари мне любовь


СНЕГ ПАДАЛ НА БОЛОТНОЙ И ТВЕРСКОЙ

Все просится на волю, даже снег
летит к земле не для пустых утех:
он кружит над Болотной и Тверской
среди надежды алчущего люда
не для того, чтобы пришла остуда,
а чтобы окунуться в непокой.

И катится тревожная волна
по площади, и скалит сатана
свои насквозь прокуренные зубы…
Ему отраден непокой, как блуд:
лишь заволнуются — он тут как тут.
О, как ему любые смуты любы!

И Божий снег становится тревожен —
он мечется, пречист… Но невозможен
неясный путь в безвыход, в никуда…
Стихает гул толпы, и навороты
речевок, надоевших до зевоты,
уходят в водостоки, как вода.

А мы с тобой уйдем туда, где снова
прильнут друг к другу музыка и слово,
и вечер нашей встрече будет рад,
и память возродит иные встречи,
благословит и примет наши речи,
былых видений открывая ряд.

Ты говори, не ведая печали,
о том, как чайки вольные кричали
и что шептал шиповник у оград,
как к полночи, в копилеще просторном,
лежало небо — черное на черном
морском лугу, забыв про звездопад.

* * *

Чуть светает. Иду сквозь слоистый туман
меж стеклянных стволов, к берегам, валунам
сквозь песчаное время и прошлого хлам,
вопреки предсказаньям и снам.

Воздух бледен и чист, только даль холодна,
и от мысли раздеться сжимается плоть.
но над водами руки возводит Господь,
облака поднимая со дна.

Там, за соснами, сразу качнется вода.
Вижу ангелов белых, летящих ко мне,
сквозь меня… Это блики небес на волне,
или Божьих чудес череда?..

О, бродячий мой ангел — мой маленький Эльф,
мой, летящий, туманный, сквозной,
твое тихое пенье, шептанье, как хмель
ворожит надо мной.

* * *

А вечер был велик, как этот мир,
лишь для него навеки сотворенный.
И падала листва, и длился пир
лесных созвучий в рощах потрясенных.
И разделив ушедших и живых,
ложилась тень, подвижная, как время.
Два голубя — те два сторожевых,
и две сосны — старейшие из древних
на страже встали у ночных ворот:
входите, не забывшие пароля!
Луна полупоклоном позовет,
а остальное — не по нашей воле.

* * *

Деревья без листвы срослись с оградой,
прохожих вовлекая в переплет.
Небесный плащ заштопывать не надо —
пусть снего-дождь метет себе и льет.

Ни нищеты, ни роскоши, ни зги
не разглядеть. Асфальт уныл и сер,
лишь рядом ветхой вечности шаги
подвластны ритму поднебесных сфер.

Что я тебе, потрепанная Вечность:
бродячий арлекин, бездомный волонтер?
Со стершихся подошв соскабливаю нечисть,
не покидая жизни скотный двор.

Бегу, раскинув руки на ветру,
и не могу унять сердцебиенье.
Безумный мир, прости, когда я вру
о прелести щедрот Нечерноземья.

О чем я? Ну, конечно, о любви
той истовой, внезапной и небесной, —
мне лишь ее не стыдно предъявить
пред тем, как раствориться и исчезнуть.

* * *

Кавказ задохнулся от приступов зноя,
над нами качается небо иное,
и галька картавит при встрече с волной.

А руки сходились, как ветви магнолий,
пусть парится Рим и его Капитолий —
нам хватит Кавказа, пока он позволит

сгореть без остатка в тени водопада,
когда бесполезны вода и прохлада
и радуги бриза не надо, не надо…

Мы напрочь забыли слова о разлуке,
теряя себя в заколдованном круге,
сливаясь с землей, пропадая друг в друге.

* * *

Как давно я с тобой говорю, не сказав и полслова,
сквозь ненужные слезы гляжу уходящему вслед:
полумрак, полусвет, ускользающий промельк былого
серебро, седина — совмещенные отсвет и свет.

Снегопад, гололедица, лестница к выходу-входу,
взмах руки растворился. Дымится, сгущается смог…
О какую, Всевышний, ты нам уготовил погоду!
Лишь незрячие звезды ложатся на стылый порог.

Мы с тобой, словно птицы, давно потерявшие зренье —
все вслепую, на ощупь, на оклик случайный, на слух.
Как внезапно белеет, в кромешной ночи оперенье,
и к земной тишине неземной приближается звук.

Заблудись в трех соснах — за спиной все дороги безлики!
Позабудь имена из случайных видений и снов.
Наклонись и отведай с ладоней моих голубики —
и небесным огнем снизойдет, обжигая, любовь.

АПРЕЛЬ

Подари мне любовь — не беги, не прощайся, Апрель.
Пусть уйдут берега, принимая твое половодье.
Я уже пригубила тобой приготовленный хмель,
чтоб сгореть вопреки всей капризной твоей непогоде.

О зачем, мой апрель, я тебя обняла невзначай?
Запылала ладонь и останется след от ожога...
Ты внезапно и нежно дыханьем коснулся плеча,
может быть, потому, что любви я просила у Бога.

Будто снова и снова к тебе прикасаюсь рукой —
пусть огонь и прохлада сливаются в сладкую муку.
Хороня от лукавых… ранимой души непокой,
берегу и лелею тобой опаленную руку.

* * *

Назойлив потолка холодный свет,
Как призрак затянувшейся разлуки,
и сумерки, и скомканный билет
в Великие (и крохотные) Луки.

Но, кажется, сейчас открою дверь
и так внезапно время отодвину,
что сотни верст: Валдай, Торжок и Тверь
спрессую, как податливую глину.

А что там дальше: пригород, свистки,
трамвайные звонки, хмельные грозы…
А, может, просто дрожь твоей руки
и дождь, как неожиданные слезы.

МОРЕ

Ты, море, где-то за налетом речи,
наплывом снов, покачиваешь свод.
Плывущие определят наречьем
смыканье берегов твоих и вод.

А мне не плыть, не ощущать прибоя,
чья ласковая пена солона,
забыть о том, что я была тобою —
морская своевольная волна.

Ты все бунтуешь, извергая смерчи,
срывая дамбы, руша корабли…
тебя считают вольной частью речи
на всех несметных языках земли.

Что до меня, мой поводок свободы
так короток: по кругу, по судьбе
несут, сменяясь, проклятые годы…
Нет, море, я забуду о тебе!

* * *

В предутренний, неповторимый сон
я ухожу по странным лабиринтам:
шаги, нездешним звукам в унисон,
сливаются с потусторонним ритмом

И голос вдруг срывается на крик,
и видятся родные коридоры,
и двери открываются на клик
нетерпеливой мышки монитора.

Там на окне мерещится герань,
полы натерты, кресла угловаты.
В смятенье время перешло за грань
реальную, и бесполезны даты.

Зато я вижу каждую деталь:
пальто в прихожей с ватною подкладкой,
стекло в узорах — за окном февраль,
в стакане чай холодный и не сладкий…

Крест-накрест в окнах — символом война —
вот-вот в подвалы позовет серена…
В простенке фотография видна
того, кому не вырваться из плена.

Но крик вороний обрывает сны…
Харон-провидец размыкает вежды:
усталый мир откинул шлейф войны,
как женщина, совлекшая одежды.