ЛИТЕРАТУРА ДРУГИХ РЕГИОНОВ. Перекличка поэтов
Дети Ра ЗАМШЕВ
СРОК ЛЮБВИ
* * *
Опавший лист — всего лишь лист опавший,
В прожилках, в нездоровой желтизне.
Вчерашний день — всего лишь день вчерашний,
Всего лишь длинный отблеск на стене.
А на столе стоит всего лишь ваза
А на постели — тела легкий след.
И с губ твоих летит всего лишь фраза,
О том, что счастья не было и нет.
В твоих глазах сомненье и тревога,
Твои слова на звуки разделю,
И мне тогда останется немного:
Всего лишь вспомнить, что тебя люблю.
Не трогай розы с острыми шипами,
И срок любви по ним не измеряй,
Ты знаешь, наша жизнь — всего лишь память,
Потерянная по дороге в рай.
В прожилках, в нездоровой желтизне.
Вчерашний день — всего лишь день вчерашний,
Всего лишь длинный отблеск на стене.
А на столе стоит всего лишь ваза
А на постели — тела легкий след.
И с губ твоих летит всего лишь фраза,
О том, что счастья не было и нет.
В твоих глазах сомненье и тревога,
Твои слова на звуки разделю,
И мне тогда останется немного:
Всего лишь вспомнить, что тебя люблю.
Не трогай розы с острыми шипами,
И срок любви по ним не измеряй,
Ты знаешь, наша жизнь — всего лишь память,
Потерянная по дороге в рай.
* * *
Поднимаются в небо чумазое
Постаревшие за ночь дома.
Никогда никому не рассказывай,
Что по осени сходишь с ума,
Что не в силах кружить с листопадами
В промотавшейся сирой стране.
Даже лица, как листья здесь падают,
И неловко лежат в стороне.
Даже мысли бессвязны и пасмурны.
Им бы с ветром пройтись налегке,
Но лохмотья от желтого паруса,
Уплывают по черной реке.
И, конечно, не чувствуют холода:
У природы свое торжество.
А дома проплывают над городом,
И не помнят о нас ничего.
Постаревшие за ночь дома.
Никогда никому не рассказывай,
Что по осени сходишь с ума,
Что не в силах кружить с листопадами
В промотавшейся сирой стране.
Даже лица, как листья здесь падают,
И неловко лежат в стороне.
Даже мысли бессвязны и пасмурны.
Им бы с ветром пройтись налегке,
Но лохмотья от желтого паруса,
Уплывают по черной реке.
И, конечно, не чувствуют холода:
У природы свое торжество.
А дома проплывают над городом,
И не помнят о нас ничего.
* * *
Как шар, под музыку Массне
Вращалось горькое житье.
Бросали молодость на снег
И забывали про нее.
И уходили за другой,
Бочком протискивались в зал,
И выгибался пол дугой.
И потолок дугой свисал.
И надо было проскочить,
Покуда полдень не ослеп,
Но воробьишки-трюкачи
Склевали молодость, как хлеб.
И солнце разбегалось вновь,
И задыхалось на бегу,
И чья-то первая любовь
С утра валялась на снегу.
Пустой рассыпчатый ковчег,
Шальное лакомство детей.
Мы все бросали в этот снег,
По-барски, щедро, без затей.
Мы думали, что снег хотел
Устроить белый карнавал.
А он летел, с небес летел
И нас в лицо не узнавал.
Вращалось горькое житье.
Бросали молодость на снег
И забывали про нее.
И уходили за другой,
Бочком протискивались в зал,
И выгибался пол дугой.
И потолок дугой свисал.
И надо было проскочить,
Покуда полдень не ослеп,
Но воробьишки-трюкачи
Склевали молодость, как хлеб.
И солнце разбегалось вновь,
И задыхалось на бегу,
И чья-то первая любовь
С утра валялась на снегу.
Пустой рассыпчатый ковчег,
Шальное лакомство детей.
Мы все бросали в этот снег,
По-барски, щедро, без затей.
Мы думали, что снег хотел
Устроить белый карнавал.
А он летел, с небес летел
И нас в лицо не узнавал.
* * *
Если это весна, то скажи, почему корабли
К золотым берегам безнадежно прижались боками,
Почему поутру мы своих же следов не нашли,
Почему на заре не беседуем больше с богами?
Если это весна, почему не поешь серенад
И не шепчешь стихов восхитительным звонким подругам?
Нашу жизнь раздавили в руках, словно спелый гранат,
И она потекла по каким-то невидимым трубам.
Утекла и досталась, наверное, тем журавлям
Что летят в темноте, созывая собратьев пропавших.
Олимпийские боги гуляют по черным полям,
И бессмертье свое раздают молодым землепашцам.
К золотым берегам корабли прислонились тесней,
По следам незнакомым куда-то уходят мужчины.
Если это весна, почему ты не знаешь о ней,
Почему не достанешь из глаз постаревшие льдины?
Почему не насмотришься в даль, не хлебнешь тишину,
Не уронишь скупую слезу над младенческим писком?
Почему ты не скажешь, что просто придумал весну,
Как печальные греки когда-то богов олимпийских.
К золотым берегам безнадежно прижались боками,
Почему поутру мы своих же следов не нашли,
Почему на заре не беседуем больше с богами?
Если это весна, почему не поешь серенад
И не шепчешь стихов восхитительным звонким подругам?
Нашу жизнь раздавили в руках, словно спелый гранат,
И она потекла по каким-то невидимым трубам.
Утекла и досталась, наверное, тем журавлям
Что летят в темноте, созывая собратьев пропавших.
Олимпийские боги гуляют по черным полям,
И бессмертье свое раздают молодым землепашцам.
К золотым берегам корабли прислонились тесней,
По следам незнакомым куда-то уходят мужчины.
Если это весна, почему ты не знаешь о ней,
Почему не достанешь из глаз постаревшие льдины?
Почему не насмотришься в даль, не хлебнешь тишину,
Не уронишь скупую слезу над младенческим писком?
Почему ты не скажешь, что просто придумал весну,
Как печальные греки когда-то богов олимпийских.
* * *
Россия — поля да обрывы
И юность лихая моя.
Страданья, стенанья, порывы
И мертвой тоски полынья.
Россия, — тугая, литая,
Крещеная холодом рек.
Смотри! Твой орел улетает,
А следом летит человек.
За ними дожди удалые
Летят за родимой бедой,
И хочется запах полыни
Смешать с родниковой водой.
Браслеты сжимают запястья,
Моей безвозвратной страны.
Россия, разбей-ка на счастье
Тяжелое блюдо луны.
Россия, безлюдные ночи,
Косынка, широкий подол.
Скажи, почему ты не хочешь,
Чтоб к нам возвратился орел,
Чтоб люди по небу летали,
Чтоб кончился страх высоты.
Россия, — ты вспомнишь едва ли
Тревожного неба черты.
Россия, — обрывы, овраги,
И в поле забытый снаряд.
Деревья взлетают, как флаги
В последний небесный парад.
И юность лихая моя.
Страданья, стенанья, порывы
И мертвой тоски полынья.
Россия, — тугая, литая,
Крещеная холодом рек.
Смотри! Твой орел улетает,
А следом летит человек.
За ними дожди удалые
Летят за родимой бедой,
И хочется запах полыни
Смешать с родниковой водой.
Браслеты сжимают запястья,
Моей безвозвратной страны.
Россия, разбей-ка на счастье
Тяжелое блюдо луны.
Россия, безлюдные ночи,
Косынка, широкий подол.
Скажи, почему ты не хочешь,
Чтоб к нам возвратился орел,
Чтоб люди по небу летали,
Чтоб кончился страх высоты.
Россия, — ты вспомнишь едва ли
Тревожного неба черты.
Россия, — обрывы, овраги,
И в поле забытый снаряд.
Деревья взлетают, как флаги
В последний небесный парад.
* * *
Тяжело в груди,
Тяжело,
Целый день дожди,
Как назло.
Сыпет целый день,
Целый век.
Ищет чью-то тень,
Человек.
— Едем на вокзал, —
Говорю, —
Август опоздал
К сентябрю.
Август утонул
В серебре.
Тополиный гул
На дворе.
Тополиный бал
На воде,
Август опоздал —
Быть беде.
Август ускользнул
От дождя,
Даже не взглянул,
Уходя.
Он растаял весь
На краю,
И оставил здесь
Тень свою.
Тень своей звезды
Без лица,
Тень своей воды
Без конца.
Тень широких врат,
Тень мечты…
Август, Цезарь, Брат…
Где же ты?
Тяжело,
Целый день дожди,
Как назло.
Сыпет целый день,
Целый век.
Ищет чью-то тень,
Человек.
— Едем на вокзал, —
Говорю, —
Август опоздал
К сентябрю.
Август утонул
В серебре.
Тополиный гул
На дворе.
Тополиный бал
На воде,
Август опоздал —
Быть беде.
Август ускользнул
От дождя,
Даже не взглянул,
Уходя.
Он растаял весь
На краю,
И оставил здесь
Тень свою.
Тень своей звезды
Без лица,
Тень своей воды
Без конца.
Тень широких врат,
Тень мечты…
Август, Цезарь, Брат…
Где же ты?
* * *
Когда мы не были богами,
В те золотые времена,
Ты отдыхала на Багамах,
И не запомнила меня.
Да как тебе меня запомнить,
Я сам себя не узнавал.
И разрывал пространство комнат,
И жизнь чужую разрывал.
Я растворялся в шуме, в гаме
Следы отыскивал в золе.
Когда мы не были богами,
Мы просто жили на земле.
Мы просто жили, не тужили,
Не в силах жизни суть постичь,
Любовь земную сторожили,
Как сторожит охотник дичь.
Теперь о смерти знаем много,
Размер ее, и вес, и рост.
И бесконечная дорога
Петляет круто между звезд.
Ты вспоминаешь о Багамах,
И понимаешь — смерть слепа.
Ведь на Багамах спят в панамах
Людей пустые черепа.
Не говори, что все напрасно,
Не верь в непобедимость зла.
Ведь наша жизнь была прекрасна,
Прекрасна наша жизнь была!
И ты блистала в белом зале,
Я жаждал на тебя смотреть.
За что же нас так наказали,
Что мы не можем умереть?
В те золотые времена,
Ты отдыхала на Багамах,
И не запомнила меня.
Да как тебе меня запомнить,
Я сам себя не узнавал.
И разрывал пространство комнат,
И жизнь чужую разрывал.
Я растворялся в шуме, в гаме
Следы отыскивал в золе.
Когда мы не были богами,
Мы просто жили на земле.
Мы просто жили, не тужили,
Не в силах жизни суть постичь,
Любовь земную сторожили,
Как сторожит охотник дичь.
Теперь о смерти знаем много,
Размер ее, и вес, и рост.
И бесконечная дорога
Петляет круто между звезд.
Ты вспоминаешь о Багамах,
И понимаешь — смерть слепа.
Ведь на Багамах спят в панамах
Людей пустые черепа.
Не говори, что все напрасно,
Не верь в непобедимость зла.
Ведь наша жизнь была прекрасна,
Прекрасна наша жизнь была!
И ты блистала в белом зале,
Я жаждал на тебя смотреть.
За что же нас так наказали,
Что мы не можем умереть?
Максим Замшев — поэт, общественный деятель, издатель, главный редактор журнала "Российский колокол". Родился в 1972 году в Москве. Окончил музыкальное училище им. Гнесиных и Литературный институт им. А. М. Горького. Публиковался в журналах "Дети Ра", "Москва", "Неман", "Молодая гвардия", "Московский вестник", "Юность", "Поэзия", "Воин России", "Немига Литературная", в газетах "Завтра", "День литературы", "Московский комсомолец", "Московский литератор", "Литературная Россия", в альманахах "Родник", "Академия поэзии", "День поэзии" и в других изданиях.