Бубен ветра в пределах бухты,
Сколько смотришь — везде песок,
Хоть пиши песочные буквы,
Все Восток, да опять Восток.
Голос кайры — глухое чудо,
Солнце выпито, ровно ром,
Да пуста, как душа, посуда,
И молчишь таким дураком,
Что еще бы глоток — и в море —
В запотевшее темнотой...
Не барахтаться бы в глаголе,
Не лепить мудака, зато —

Флибустьером за черной музой,
Рыбаком Галилеи за...
В оболочке таких иллюзий —
В неслучайные чудеса.
Там экзотика полным цветом:
Крабы в камешках... Сундуки...
(Это тянет пиратским бредом,
Это Флинт закоптил мозги.)
Там прибежище осьминога,
Здесь зверек шевелит песок?
Это все — прибабахи Бога,
Или — проще — Восток, Восток...

Колыбельного места осенний надлом
В желтых жалобах мокнет листва.
Из бороздок пластинки опять Сент-Коломб,
С этим галлом в печаль голова
Окунается, ровно в густой кальвадос,
Зарывается в молодость так,
Что опять и разлука, и страсти всерьез,
И в кино — фантомасами страх,

И прощанье с которой? Какой сатана
Разберет в проходном октябре,
Что там было, когда растекалась весна,
Просыпались в неброской норе...
Что там было?.. И видится Гайсин, Тульчин,
И сквозистый ладыжинский свет
Возникает и смотрится в ультрамарин
Переливчатых высей... в сюжет

Этих мест колыбельных... Строфу за строфой
Так и вытяну родину, как
Сент-Коломб меланхолию-музыку (Строй
Этой музы в искусных руках).
Что там было?.. Все рядышком: Винница, Бар
И Вапнярка, и Шаргород, так?
Говори-перешептывай, будто бы дар
Можно вышептать в этих стихах?..

Сколько прошлого, быстрого, как выпивон
В побелевшем от яблок саду.
Золотым захолустьем я будто прощен?
Позабыт в позабытом году?
Ибо — Бершадь, Немиров, Ладыжин, т. д.
Столько видели всяких таких
Перебежчиков (мать их...) Мерцай в пустоте,
В метрополиях незолотых,

Пропадай в Сент-Коломбовой струнной тоске
(В желтых жалобах мокнет листва),
Не спеши приближаться к подземной реке,
Где Хароном легенда жива,
Где химера — змеей с рубцеватым хвостом...
Замолчи. Не пугай сам себя.
...колыбельного места осенний надлом,
Станционные ветры трубят.

Свернешь «сейчас» и вытянешь «вчера»:
Завяз Набуль в красителях и глине,
Мечеть-стрела хвалою проросла,
Сук эль-Джума* во всяком апельсине,
В мешке орехов, кувшине без тех,
Которыми запугивают в трепет...
Скажи «Симург» — почувствуешь аффект:
Змея воображения налепит
Из воздуха, в котором синевы,
Как пены в эпилептике... В Набуле
Мутит инжиром, «валит» от халвы,
Скиталец Бунин прорастает в суре
От муэдзина: пятница... Восток.
Пугливый ослик спит ветхозаветным,
От фиников — лагми — всего глоток,
От Магриба в джеллабе одноцветном...
Tunisia (под мышкою Коран),
Коровы, дромадеры, овцы, козы,
Хмелящий запах: карри и шафран...
Видение в руках метаморфозы
Прикормлено светилом: хиромант
Вытаскивает смысл из пасти ада
И запускает, ровно бумеранг,
В сознанье человеческого стада,
Обычным замороченное... Круг
Ислама с аравийским перепутан.
(Посланцем Сатаны расквашен слух.)
Плюется жизнь напуганным верблюдом.

Мечеть, которую Маке*
Увел на полотно,
Теперь в моей встает строке...
Лазоревым окно
Любое пялится: так бей
Последний приказал,
Здесь шиша с духом голубей
Заверчена в астрал,
Который подсказал Маке,
Как выписать мечеть.
Теперь магрибская в стихе
Останется белеть.
...еще окину взглядом сад,
Дворец возвел барон**,
Который был искусству рад,
Который пил «MAGON»
Под канитель ребаба, под
Бренчание гамбри,
Вдыхая Средиземный йод,
Смотря, как корабли
Заходят в порт: на миллион
Динар плывет товар.
...ты слышишь, тростниковый горн
Вытягивает дар
И в этом мареве — Маке,
Погибший в 27,
В какой-то сдержанной тоске
Миражится, как темь...

...живая жизнь бежала за окном,
То готикой взъерошенных соборов,
То вилась сиротливым полусном,
Осколками каких-то разговоров

Вчерашней жизни, музыкой-тоской,
Читавшим в рифму бедным серафимом,
С которым было просто и легко,
Как было бы, вполне возможно, с сыном

(Когда бы был...) Пиликала попса
В другом купе: там громко пили вина,
Звезда — звезде библейский свет неся —
Смотрелась как Всевышнего витрина.

Не спалось-спалось под железный стук,
Под это вспомогательное чудо,
Вплетался в слух любой вагонный звук:
В соседнем беспокоилась посуда,

То ложечкой, то вилкой... То с вином
Мешался мат банальным анекдотом,
Стремясь в какой-то крохотный Содом.
...дышал чаек заморским бергамотом,

Который я не выпил под стихи,
Что с миром разлучают и смыкают,
Сближают сны виденьями тоски,
Какой-то там тальянкою играют.

Стучат колеса — быстрые — стучат,
Как будто бы выстукивают что-то,
Всю эту жизнь большую, точно мат,
Большую, как наставшая суббота.

Закончить чем? Один, один, один.
Как будто... серафим плывет в квадрате
Окна, — зачем? Не хочешь, Божий сын,
Обмолвиться? Шепнуть? Ответить ради...