Лето: зарыть глупые тикающие механизмы
в ракушечник гальку
болотную тину

Лето: жить по песочным часам
где-то на краешке
вечности

Лето: цедить из соломки
мескалин полной луны
абсент тонкой юной лунессы

Лето: легкомыслие лямок шляпок панамок
сандалии сваливаются
утекают прочь от ноги

Лето: и вообще все вещи
начинают порхать
уподобившись лепидоптериям

Лето: приходится за ними скакать
с одышливым набоковским сачком
что зря и напрасно пусть их летают

Лето: просыпаться под птичий щебет
Jargon — по-французски. Франциск их Ассизский
не зря же шпарил на этом жаргоне

Лето: лужица мороженого на тропинке
старательно повторяет
форму Гренландии — родина, как-никак

Лето: мелисса мята душица — три грации огорода
танцуют в темном прибое Дарджилинга
серебряная ложка у них — кавалером

Лето: аристократизм сохраняют лишь бокалы
на высоких барочных ножках
и да, — есть в этом что-то порочное

Лето: запах сандала на солнцепеке
бархатистый
как шкура лемура

Лето: щекастые помидоры
краснеют под щедрой увесистой
пощечиной солнца

Лето: неровный гекзаметр прибоя —
карманная луковица Посейдона
а не отрада ныряльщиков как они думают

твоя земля скорлупка для мотива
твоя улитка чешет себе в Фудзи
твой дом висит на тонкой паутинке
стреножет солнце крыльями стрекочет

скрипит колодезь Муз воображенья
кружится круг в нем вырастает крынка
меж рук тепла, как толстенький младенчик
смеется круглорото в фа-мажоре

в кругу любви шарманкою кружится
твоя планета крохотка златая
а утром хлопнув форткой исчезает
в эфира мгле снов птицеперых стая

кружись пластинка с глиняной лепешкой
поя мотивчик простенький такой
покуда счастьелет дрожит в глазнице
готовясь плыть в небес родной прибой

когда-нибудь я вспомню зачем проснулась
зачем разорвала укромный материнский кокон
выплыв в открытый космос
захлебнувшись в крови свободы
когда-нибудь о когда-нибудь
я стану мудрой
как трава терпеливо ждущая дождя
молчаливой как глина —
вместилище множества жизней
захлебывающейся смехом как вода
когда-нибудь
когда проживу жизнь
травы глины воды
я пойму зачем у оболочки
форма звезды а у сути вовсе нет форм
и к чему все эти шишки на лбу
разодранные коленки
никуда не деться — придется понять
а покуда не понял — ты еще жив
и живешь — похоже — для этого —
колотясь о стенки трех измерений
разрывая в клочья мясо души
называешь предметы по имени
растишь ребенка
цветку улыбаешься
вобщем еще одну бусину на нить
на-ни-зы-ва-ешь
путеводную нить из прошлого в будущее
и это — похоже — лишь капли для роста
дрожжи и точки всхода
усвоенные или прогулянные уроки
когда-нибудь я пойму
для чего мой дверной глазок открылся
а значит пойму
Его замысел

итак, вдумчиво приготовили:
пол-рюмки розового, закатно-Гавайного
нектара «Сладкий грейпфрут» непременно чтоб сладкий
как уста негритянки лопнувшие гороховым стручком
долили рюмку злым джином «Манхэттэн»
Санкт-Петербургского завода каких-то там вин
— элементы таблицы кружатся как заводные
вызывая спиритуально
небритого славного русского джина
что изволите? — облизнувшись глаголет
можжевеловой горечи на языке
масло масляное лимона
аниса звездочку на небеси
имбиря лепесток зажатый в горсти
гор очертания в резком профиле облака
гортанный говор горла охрипшего
когти заката с сукровицей из-под них
одиночество: верный друг не меняющий облика-лика
я по горло в джине в джунглях Манхэттена
где портовые грузчики потрясают рукастостью шив
я по горло и годна лишь на самотерзанье
рефлексию по поводу славных утрат
как закатно светило грейпфруто-намазно
неотвязна мелодийка джаза трик-трак

дожди идут на цыпочках: цепочки
созревших слов нанизывать на нить
они на самом деле зерна почки
ветвистых птиц желанье небожить

рукою перистой тончайшею подлунной
взмахни взлети продлись в печаль дождя
бемоль кругла как шар как ночь как дюны
глядит во тьму таит в себе себя

диезы в клювах — острые пинцеты —
разрезать воздух смыть вчерашний день
дождит а после в радугу одета
подкладка дня трепещущая сень

город бездонного сонного неба что плачет
слезами крупными аки жемчужины
город в котором поющей влаги с избытком хватит
на триста провинций — внутрь и наружно
где стройный парад классицизма
сменяется сливками пеной барочной
каменным фриволите изнеженным чуть порочным
по обочинам в мундиры закованных рек
резвящихся говорливых бунтующих
водных артерий окрасивших город
в мерцающий шелк бледно-серо-лиловый
словно кокотки чулок иль бедро испуганной нимфы
бывшей нимфетки-субретки-гризетки
(о диктат императорши-рифмы!)
ты о городе а она о пустом — ножки головки балетки
пульс их — в вибрации потрепанных сих декораций
в складках тумана — укрыл таки от папарацци
мрамор античных телес бесстыже-янтарный
сизый от холода Гоголя Нос и вопрос планетарный
как не пропасть в междометьях дворов закоулков
не заблудиться в лохмотьях старух с глазницами ниц
гроши их плачут беззвучно колодезно гулко
в чреве Санкт-чудища — тайный город неспящих
химеры путаны титаны наяды
конные властелины виньетки кованого литья
бедный Евгений! уж лучше бы стопка отборного яду
чем грохот всевластный тирана —
ни укрытья тебе ни забытья
и улыбаются сфинксы похоже семейства кошачьих
строго — от маковки до хвостов —
охраняющих царство свое от пришлецов
свой Санкт-Египет северных Фив величавость
ибо надменность — клеймо родовое и от себя же усталость
в мимику тонкую топонимики улиц
вглядись и вчитайся — были ушли — о нет вернулись
все они здесь — вот пролетка с повесой-поэтом
скачет Пегас запряженный в карету
или в каретку но это
иные календы tempora темпы идолы боги
где синема зажигает огни техно-попсовой эпохи
и все же... в недрах града от века до века
плачет шарманка — приютская девочка
ночь-улица-фонарь-аптека...
а за тактом мается Блок неприкаянный
in vino veritas — так! — но где же взять человека?
строки каналов цезуры мостов свинг гуляющих волн
город как текст но полузабыты значения знаков
бедный тезаурус мой — алхимией (иль ахинеей) музыки полн
вне сюжета и уж тем более фабулы неисправимо инаков