Так происходит каждый год
И каждый день — утих к утру бы, —
Играет ветряной фагот.
Гудят неосторожно трубы.

Простая музыка звучит,
И хоть не верю в чудеса я —
Готовит ветер новый хит,
В толпу печальную бросая,

Пока не подтолкнёт закат
Случайных слушателей к дому,
И снова ветер-музыкант
Звучит, звучит, подобно грому.

Но пусть ночной погаснет дом,
Не засыпаешь всё равно ты,
Пока за плачущим окном
Звучат пронзительные ноты.

Несёт вода в темпе вальса
Тревожный свой непокой.
Как часто я оставался
Один на один с рекой.

Под брюхом пустого пирса
Узоры вода плела,
И окунь на дне крутился,
И билась в траве плотва.

Уходишь с тоской отсюда,
Но мысли всегда легки,
Ты молча уносишь чудо
Из царства большой реки.

Оно не в богатстве Слова,
А в тихой игре лучей,
К реке ты вернёшься снова,
Как впавший в неё ручей.

Когда постучится старость
В скрипучую дверь клюкой,
Я просто опять останусь
Один на один с рекой.

Я ни к кому с советами не лез,
Ведь мудрость безусловная — не в каждом.
Но я смотрел вчера, как рубят лес,
И в кадре был, а вовсе не за кадром.

Я наблюдал, как быстро лес лысел,
Порой напоминая поле боя,
Пейзаж сдувался, становился сер
И наполнялся бесконечной болью.

Слова, как сыр на кончике ножа,
Вертелись — патронтажи, вереницы,
А надо мной, пронзительно кружа,
Кричали ошарашенные птицы.

В стремлении прекрасное менять
Брал человек — но мира было мало.
А мне казалось, пилят здесь меня,
Но жалости к себе не возникало…

Продрогший берег терпелив,
Бетон — как туз в колоде,
Летит в него волной залив
И бешено колотит,

Жужжит летящая волна
Над ухом, словно овод,
И, кажется, меня она
Несёт в зелёный омут,

Туда, где нервно схватит рип,
Потащит до Косы, и
Пусть будут жабры, как у рыб,
И плавники косые...

И пирс, и маленький маяк
До дрожи мной любимы,
Лети, лети, душа моя,
В зелёные глубины!

Я не люблю играть в слова,
Своими принципами скован,
Ведь можно каждого сломать
И словом.

Найти слова — немалый труд,
Оставив глупое пижонство,
Слова порою больно бьют
И жёстко.

Так паруса срывает шторм
И бьёт размашисто по мачте,
Ты те слова используй, что
Помягче.

Так можно по ногам связать
Себя, идя вперёд по дюймам,
И всё же прежде, чем сказать,
Подумай.

От холода город колотит,
Он молча сползает в закат…
Я — лист в этой жёлтой колоде
Повсюду разбросанных карт.

Здесь осень, почти что допета,
Себя погружает в строку.
По венам пустого проспекта
Я кровью случайной теку —

В барокко далёких Италий,
В далёких Румыний ампир,
Но вся эта гамма деталей
Не вытащит плачущий мир

Из грустно-красивой палитры…
Ноябрь, седой интроверт,
Кладёт на бетонные плиты
Последний осенний конверт.

Я прошлым вечером скорей
Спешил попасть домой с работы,
Но на брусчатку с фонарей
Пролилось море позолоты,

Скользила по дороге тень,
Мелькали в переулках лица,
И первый раз за целый день
Я захотел остановиться.

Как много пролетело дней,
Чтоб я открыл глаза пошире —
Ведь это золото ценней
Иных сокровищ в нашем мире.

Глотая слёзы ноября,
Шумела мокрая дорога.
Крещённый светом фонаря,
Я в первый раз увидел Бога.

Я не верю современным сказкам
О добре и пучеглазом зле,
Потому что я хожу по каскам,
Медленно ржавеющим в земле.

Хоть не целовал большое знамя,
Крови никогда своей не лил,
Знаю, кто лежит под именами
На граните выцветших могил.

Бабушка мне часто говорила:
Выросший почти на пустыре,
Город наш — огромная могила,
Где каштаны плачут в октябре.

Сколько будет в самых ярких красках
Истины размазывать перо —
Есть добро, но не в красивых сказках —
Память о добре и есть добро.

Мой город, как большое полотно,
Где я — почти бесцветное пятно,
Большая молчаливая ворона.
На маленьком балкончике лови
Огни почти докуренной любви,
Что прожила балтийская Верона.

С собой в автобус медленный возьми
Неосторожность уличной возни,
Косых дождей истерики пустые.
Вернись на полотно, замри в углу,
В себе оттенки чёрного углубь
И точкой незаметною пульсируй.

Ну а пока ещё не потекла
Очередная осень с потолка,
Как мода с безнаказанных обложек,
Умри — и постепенно возродись,
Пока ещё в руках сжимает кисть
Слепой художник.