Вот стихи Саши Черного — мир в них несносен.
Вот стихи Жени Лесина — нет никаких перемен.
А я, как дебил, улыбаюсь, потому что живу среди сосен,
Которые мне улыбаются и не сгибаются ни перед кем.

Земля — самый сильный магнит; мысли в башке не новые.
Земля хочет стать чемпионкой и всех уровнять с землей.
А я все равно улыбаюсь — смотрю на шпили сосновые,
Которые тянутся в небо и прогоняют человека с пилой.

— Собственность — это кража, — когда-то сказал Волошин.
Эта честная формула огорчает меня, богача.
Соснами, как следаками, я этой ночью допрошен.
Я отвечал по-совести и после не дал стрекача.

Зачем я живу — не имею ответа.
Зачем я не дую в чужую дуду,
Зачем я валюсь глухо наземь от ветра,
А все ж поднимаюсь и дальше иду?

Бывший друг — так частенько случается — враг.
И не кончилась глупая свара меж наций.
Говоришь Карабах, а в ответ — Карадаг.
И не веришь потоку рулад и реляций.

Излечим ли сознанья людского недуг?
Избежим ли беды? Или песенка спета?
Бывший враг — так частенько случается — друг.
Я молюсь и все время надеюсь на это.

А жизнь уходит по наклонной, и ритм столичный все лютей,
И в поликлинике районной столпотворение людей.

Толпятся люди в коридоре, и молодые, и в летах.
У всех разнообразны хвори, у всех в глазах — единый страх.

И всем досталось от судьбины, и горя всем пришлось хлебнуть.
И понимаешь: все едины. И жить полегче — хоть чуть-чуть.

Нет места, наверное, более странного.
Здесь редок обычный, простой человек.
В соседних домах жили Галич, Русланова,
Гайдай, Ахмадулина, Симонов, Бек…

Я прибыл сюда самозванцем непрошеным,
Прижился — такой непонятный кульбит.
…А время летит хищным, сумрачным коршуном.
А время для всех беспощадно летит.

Не надо мне полцарства и даже много царств.
Я знаю, что богатство — отсутствие богатств.

Я знаю, там, где гроши, там до соплей забот.
Не надо этой ноши — не каждый унесет.

А надо мне Марфушу, что слаще пастилы;
И чтоб не лезли в душу бараны и козлы.

А надо мне свободы на тыщу жизней впрок.
А что мы нищеброды, так бедность — не порок.

Детство суровое и залихватское —
Вечные драки — но сказочен мир:
Можно купить эскимо, "Ленинградское",
За девятнадцать копеек пломбир.

Можно купить и бананы зеленые,
Слаще которых, наверное, нет.
Детство — года точно завороженные;
В них до сих пор — мой мальчишеский след.

С мамой идешь в "Детский мир" за обновкою
И по-щенячьи ликует нутро.
Трюндель — волшебный стакан с газировкою;
А пятачок — и катайся в метро.

Молодость — точно собака — бродячая;
Много кусачих дворняжек и злых.
Но все равна кабальеро удачи я,
Ибо удача — остаться в живых.

Зрелость — и снова сплошные скитания;
Снова дороги, тудыть-растудыть.
Впрочем, Болгария, Штаты, Германия —
Страны, в которых недурственно жить.

Тошно — достали симптомы усталости.
Но продолжаю нетореный путь
Старость… Ну что же… А впрочем, до старости
Надо еще дотянуть, дотянуть.

По грядочкам протопал дождь,
реинкарнировались сучья
в печи.
Придет черед — поймешь
Смычные дачные созвучья.

Поймешь, что прожил жизнь не так,
Не там — что страшен мегаполис.
Поймешь, что, победив сорняк,
Ты вырастишь целебный колос.

Поймешь — прекрасна колея
родная —
Будешь добр и кроток.
Поймешь, что Родина твоя —
Семь этих земляничных соток.

Время такое, что ли, —
Не до красивых фраз.
Танцы на минном поле —
Это про всех про нас.

Что точно — то, что я умру.
Что срочно — завершить работу,
Не тратя время на муру,
На мишуру и позолоту.

Что сложно — воротиться в Крым,
Домой, где я учился в школе.
Что можно — помогать другим.
Что должно — стать смиренней, что ли.

Что будет далее? Тревога
Засела у меня внутри.
А меценатов (кроме Бога)
Совсем немного. Раз, два, три.

Я лез во все дела, повсюду
Хотел успеть — увы, не смог.
Что будет далее? Я буду
Сажать картошку и чеснок.

Живя тишайше, по старинке,
Прощусь со спешкой городской.
Копаясь в раменском суглинке,
Душевный обрету покой.

И, сидя под плакучей ивой,
Глотну, не плача, синевы.
А после выучу красивый
Язык травы.