Фронтовым медсёстрам

Я сегодня на своей страничке,
Заступая будто бы на пост,
Поздравляю фронтовых сестричек:
Им отдельный посвящаю тост!

Выносившим раненых из боя,
Адского кромешного огня!
С сестринской вселенскою любовью,
Телом от осколков заслоня!

Стискивая зубы от бессилья,
Презирая боль, огонь и страх,
Выносили девы! выносили,
Мужиков на девичьих плечах!

Сдав их докторам из медсанбата,
Голову сломя кидались в бой,
Понимая: может, безвозвратно…
Заменяли раненых собой!

Сёстрам всех военных лихолетий
Благодарный до земли поклон!
Будет ли когда-то на планете
Памятник "сестричкам" возведён!

Фронтовик

Он из тех, в ком лютая война
Взрывами на душах расписалась
И, на все изранив времена,
Породила мщение и ярость.

Ярость – за рыданья матерей,
За стаканы с хлебом у иконок,
За приходы вместо сыновей
Извещений в виде похоронок.

Мстили за седых детей и вдов,
За калек и братские могилы,
За руины сёл и городов
И тротилом вспаханные нивы.

Он из тех, кто всё сказал врагам
Надписью в их логове осколком
В русском духе с бранью пополам:
"Этот день запомните надолго!.."

У войны обугленный пейзаж,
Дикий нрав и крайняя бездушность,
У Победы был парадный марш
И была трагическая сущность.

Сколь уж раз удары голенищ
Травы и цветы претерпевали,
Предки сколько раз из пепелищ
Матушку Россию возрождали!

Скорбь и героизм сороковых
Остаются притчей во языцех,
Но из тысяч выживших – в живых
Значатся сегодня единицы.
Он из тех, кто выполнил свой долг,
Выдюжил премножество событий,
А вчера ушёл в Бессмертный полк,
Отставной Отечества воитель.

Неуловимая печаль

Тонул закат в английской чашке,
Подогревая чёрный чай,
Оса в билайновской тельняшке,
Неуловимая печаль...
В окошке первая примета –
Берёзка в пятнах, как жираф.
Дописанный сценарий лета
Возьмёт на память книжный шкаф.
В колючках дикой ежевики
Сверкают чёрные дары,
Нет ветра, солнечные блики
В остатках выжженной травы.
Гортензий взрыв, дыханье розы,
Полёт лохматого шмеля.
Вот хорошо бы нынче грозы,
Как порох высохла земля.
Уже шагнула осень с грустью,
Как будто чувствуя вину.
За летом потянулись гуси
И самолёты... на войну...

Лето на Волге

бывает так
тайно мечтаешь о ком-то
друге подруге

ждёшь встречи
представляешь себе её подробности
фантазируешь версии развития

уже видишь улыбки усмешки перемигивания
понимание

накануне горишь предстоящим
мучаешься своим волнением
замираешь в предчувствии счастья

и вот
трепетно приведя себя в порядок
входишь

что-то не залаживается с первой минуты
всё идёт не так
кое-как так-сяк наперекосяк

ошеломлённая пытаешься объяснить себе
хоть что-то

не ждали ни они ни я
не то не так
в чём дело
я недополучаю а может быть недодаю
сама-то изменилась до неузнаваемости
избрала другую-другую жизнь

или это сама жизнь бегом-бегом проносится
через нас сквозь нас
мимо нас

не просите ничего
всё получите
с головкой с крышечкой с помпончиком

не входите братцы дважды
в одну и ту же
волгу

* * *

Мы проживаем жизнь, как умеем:
Не без истерик и одиноких постелей.
Но мы точно знаем:
Мы смеем
Идти поперëк,
Поперëк параллелей.
Мы смеем рискнуть и,
Наверное,
Проиграть –
Оказаться тем, кто не смог.
И когда костлявая переступит порог
И чем-то холодным и затхлым повеет,
Я взгляну в эту Бездну,
Бездна взглянет в меня
И ответит:
"Да,
Этот из тех,
Которые смеют".

Манкое Лето

Как манит нас к себе июнь
Многоголосьем птиц-солистов
И перебором тонких струн-
Травинок. Вот звенит монисто
Из одуванчиков. Ведь их
Так много в месяце июне.
Но скосят, и весь сад затих,
Как "Ночь" Куинджи в полнолуние.

Как манит нас к себе июль
Лукошком земляники – чудо!
И васильками – о, патруль.
Он охраняет ржи сон чуткий.
Как поле кончится, сверни
К реке извилистой и чистой.
И сад Моне, что в Живерни,
Покажет ирис серебристый.

Как манит август нас к себе,
Бежим по тропке за грибами.
Подарит лес их по мольбе –
Восторг не выразить словами.
Подсолнухов поставь букет,
Как на картине у Ван Гога...
Пришпорив свой велосипед,
Укатит летняя дорога.

Обыкновенная история

Все те же, там же, в тех же позах –
Диваны, трубки, разговоры,
Изба, ковры, ветра, морозы,
Дороги, дураки и воры.

Амуры, грязь, навоз, холопы,
Бастарды с волчьими глазами.
Для просвещения – Европа,
Цыганкам – серьги с жемчугами.

В долги… В Италию, на воды…
Жена в четвёртый раз брюхата…
Трактирщика о стойку мордой…
Письмо послу из магистрата.

Граница, Неман, пыль, бекеша,
Казачий ротмистр – тупица,
И Высочайшая депеша
С запретом проживать в столицах…

Борзые, ружья, кони, плётки…
Ночами холодно – не спится…
Грудь…Скоротечная чахотка…
И по монетке на ресницы…

Все те же, там же, в тех же позах –
Под православными крестами…
Ветра, дороги, паровозы,
Жандармы, воры с дураками…

Всего только первый том

Я уснула на 135-й холодной странице.
Просто так. Распласталась. Ничком.
Удивительно!.. Ницше! Простите!
Фридрих Ницше!.. За стенкой стучат молотком...
Философию гвоздика рьяно вбивает строитель.
Философия сна афоризмом висит над страницей.
Философию кофе иду разбавлять молоком...
Ком. Вокруг щитовидки. Ком.

Философию лета поют возбуждённые птицы.
Философию взрослости школьники пьют за ларьком.
Философию рынка считают дрожащие лица.
Философией такта улыбка спешит извиниться...
Ком. Под левой лопаткой. Ком.
Метафизика... Прав! Удивительно! Ницше! Простите!
Просто так... Под замком. Молотком... Языком не знаком.
Опускаются веки на 135-й странице.
Пусть поспится, и пусть ничего не приснится.
Том. Всего только первый... том.

* * *

Бутылка толстая зелёного стекла…
На свежем масле нам хозяйка испекла
пирог по-гречески. И вспомнилось то время,
когда питались мы из общего котла.

Вслед вспоминаются ахейские дела –
как город Трою изничтожили дотла…
Чудесным образом, как бабочка, незримо
из лютой мерзости страна произошла.

Постойте, боги, вы же тонкие тела!..
Чем взгляд Аида Персефона привлекла?
Навряд ли линией… Впечаталось же в темя,
что мир нуждается в гармонии числа.

– Открой мне, пифия, секреты ремесла…
– Нюансам дела, как известно, несть числа.
Святому городу, сиречь Ершалаиму,
совсем недавно я забвенье предрекла.

Легенды, мифы – подчистую, как метла, –
всё христианская религия смела.
А то, что выжило в сырых подвалах Рима,
на волю случая Фортуна отдала.

На фоне зелени, умыта и бела,
над морем высится зубчатая скала.
Посередине черноморского бассейна
фантом Эллады нам природа создала.

Планета вертится, как быстрая юла,
и машет ветками печальная ветла.
В безлюдном скверике средь слякоти осенней
скучает статуя с обломками весла.

* * *

Моя страна давно больна –
С тех самых пор, когда она
Осталась частью от страны,
Где тоже были мы больны,
Но не хватательным рефлексом –
Желанием построить вместе
Такую жизнь в своей стране,
Чтоб восхищались и извне.
Отчасти это удалось,
Потом пошло всё вкривь и вкось…

И то, что "строим" мы сейчас,
Уже не для здоровых глаз:
Шагаем дружно все в тупик,
И если выйдем здесь на пик,
Достигнем точки невозврата,
В чём будем сами виноваты –
Что не сумели сохранить
Свою связующую нить
С таким ещё недавним прошлым,
Сегодня преданным и брошенным

Во благо горстки проходимцев,
Чьи олицетворяет лица
Одна лишь личная нажива…
Поэтому и перспектива
Сейчас для каждого одна –
Воспрянуть всё же ото сна,
Вернуть недавние мотивы –
"Души прекрасные порывы",
Чтобы и наши имена
Хранила в памяти страна.

Накануне конца света

Я лежу на холме и смотрю на закат –
Там, на западе, гибнет держава:
Золотые дворцы низвергаются в ад,
И во тьме преисподни угли их горят,
И кипит ядовитая лава.

И восходит из бездны горючая тьма,
Пожирая пресветлое царство:
Корабли невесомые, и терема,
И всех жителей в нерукотворных домах –
И кончаются все их мытарства.
Разливаясь всё шире, погибельный мрак
Обещает и мне конец света –
Вот уже чёрным ядом заполнен овраг
У подножья холма, и крадётся, как враг,
Он к вершине по пажитям лета.

Я лежу на холме, мне последним лучом
На всё лето обещана вечность;
Безмятежному сердцу и смерть нипочём,
Пусть и я погибать в этой тьме обречён –
Нынче полон я счастьем беспечным.

* * *

Уфа – это не Питер.
Здесь не бродить по крышам,
И не увидеть мост, который
разведёт весь город...
в Уфе едва не каждый житель
Мечтает, что вот-вот, ещё чуть-чуть,
что очень скоро...
И заживём.
Почти что как в Москве.
(Ну или хотя б не хуже,
чем город на Неве.)

Уфа – это не Питер.
Здесь солнца слишком много.
Поребрики разбиты, в парадных нет замков.
(Парадных, впрочем, тоже нет.)
В Уфе порой бывает до боли одиноко,
Тогда в дома приводят
Испуганных котов.

Уфа – это не Питер.
И не Москва.
Душа России,
Что верит, всё изменится.
Построят мост, который
соединит весь город.
Ещё чуть-чуть, вот-вот,
Когда-нибудь, ну очень скоро.
Попробуй найти повод,
Чтоб в это не поверить.

* * *

Персонажи фото не стареют:
окунувшись в вечности туман,
память нашу плёткою огреют,
от тоски сведя её с ума.

Мы живём, надеясь, что в дороге
время щедро к каждому из нас,
что всегда находимся под Богом
и нам Боже Богово подаст.

Путь, увы, конечен человека,
да и память ожидает крах, –
и от человеческого века
прах земной останется в веках.

Где кресты поникли покаянно,
гулкой тишины разлит дурман –
ты такая молодая, мама,
лишь во взгляде – вечности туман…

Три сизаря

В ночи метался ветер, как разбойник,
Рвала седины вьюга во дворе,
А днём лазурным вдруг на подоконник
Три сизаря присели в серебре.

Стучали по железке коготками
И пристально глядели сквозь стекло.
Я шевельнул январскими мозгами:
Случайно голубей, что ль, принесло?

Кормушки нет, крупы и крошек хлеба,
Но сизари расселись за окном.
В мозгу скользнуло: души предков небо
Пустило навестить родимый дом.

И сизари воркуют, как три брата:
Родных два дядьки и отец родной
В глаза мне смотрят грустно, виновато,
Они хотят обмолвиться со мной.

В мозгу кольнуло: не миную дату,
И оборвётся жизнь как снежный ком.
В один из дней в знакомую мне хату
Я постучусь замёрзшим голубком.