Перекличка поэтов
Анна РОСТОКИНА
В ГОРОДЕ
* * *
* * *
Вдруг
витрина с ворохом балетных пачек
розовых пурпурных синих белых
вихрь атласа шелка ленточек пуантов
вспышки газа фейерверк пайеток выстрелы пуантов
целый сонм волшебных бабочек, чудесный инсектарий
за стеклом витрины
в центре города,
на улице, где вдоль домов стрекочут автомобили
где перевернутые голые деревья бросаются прохожим под ноги
где до весны все втягивается в устричные створки зданий
где январь заквашен жидкой грязью
где февраль и плакать
здесь, в центре этого, в одной витрине
целый вихрь воздушного зефира сладкой ваты
сливочной помадки крема-брюле тягучей пастилы
для нимф пахнущих детским мылом
для крошек с гладиолусовыми шейками
для юных Эсмеральд для будущих Жизелей
для наивных ничего не понимающих Офелий
для бедненьких
еще не выросших
Дездемон
витрина с ворохом балетных пачек
розовых пурпурных синих белых
вихрь атласа шелка ленточек пуантов
вспышки газа фейерверк пайеток выстрелы пуантов
целый сонм волшебных бабочек, чудесный инсектарий
за стеклом витрины
в центре города,
на улице, где вдоль домов стрекочут автомобили
где перевернутые голые деревья бросаются прохожим под ноги
где до весны все втягивается в устричные створки зданий
где январь заквашен жидкой грязью
где февраль и плакать
здесь, в центре этого, в одной витрине
целый вихрь воздушного зефира сладкой ваты
сливочной помадки крема-брюле тягучей пастилы
для нимф пахнущих детским мылом
для крошек с гладиолусовыми шейками
для юных Эсмеральд для будущих Жизелей
для наивных ничего не понимающих Офелий
для бедненьких
еще не выросших
Дездемон
* * *
Город купается в весне, как пьяные выпускники в фонтане.
Дождички небесные умывают городу лицо,
талый снег стекает сквозь решетки возле тротуаров.
И мы стечем.
По весне нас вынесут на свалку вместе с елками.
Нас скрепя сердце положат в коробку с бабушкиными вещами
и оставят у подъезда,
И соседские мальчишки еще долго
будут разносить вокруг тряпье
и рядить дворовых кошек в платья.
Нас забудут в камере хранения.
Нас сдадут в утиль, нас спишут с банковских счетов.
Наши имена объявят недействительными
и поставят штемпель: адресат не найден.
В день, когда весна вернется с вечеринки,
как бухая Золушка в одном ботинке,
все останется по-прежнему
и все на месте.
Только нас здесь больше нет.
И хорошо.
Дождички небесные умывают городу лицо,
талый снег стекает сквозь решетки возле тротуаров.
И мы стечем.
По весне нас вынесут на свалку вместе с елками.
Нас скрепя сердце положат в коробку с бабушкиными вещами
и оставят у подъезда,
И соседские мальчишки еще долго
будут разносить вокруг тряпье
и рядить дворовых кошек в платья.
Нас забудут в камере хранения.
Нас сдадут в утиль, нас спишут с банковских счетов.
Наши имена объявят недействительными
и поставят штемпель: адресат не найден.
В день, когда весна вернется с вечеринки,
как бухая Золушка в одном ботинке,
все останется по-прежнему
и все на месте.
Только нас здесь больше нет.
И хорошо.
* * *
Это город, измеренный
линейкой моих шагов,
это мои отпечатки, закатанные под асфальт, уложенные под брусчатку.
Здесь можно сойти с ума от заката над тихой водой,
от первых весенних лучей, играющих на фасадах.
Можно просто раствориться
в карамельном апрельском воздухе,
войти в ночь под Бранковым мостом
и превратиться в савскую рыбу.
...
Но это чужие улицы, расчерченные чужими классиками,
это чужие дети, пахнущие медом и молоком,
чужие балконы с цветами,
чужие дворы, платаны,
чужие Дунай и Сава.
...
Я легкий воздушный шарик,
привязанный к парапету.
...
Можно найти спасение в букете нарциссов, купленных с рук.
Трогать желтые венчики,
тыкаться в них по-телячьи.
Идти по улицам, глядя на цветы в руках,
этакой городской сумасшедшей,
ничего вокруг не замечая,
идти не останавливаясь,
идти далеко-далеко,
долго-долго,
до тех пор, пока
не дойдешь до края,
пока не поймешь, что добрался
до самого конца света.
линейкой моих шагов,
это мои отпечатки, закатанные под асфальт, уложенные под брусчатку.
Здесь можно сойти с ума от заката над тихой водой,
от первых весенних лучей, играющих на фасадах.
Можно просто раствориться
в карамельном апрельском воздухе,
войти в ночь под Бранковым мостом
и превратиться в савскую рыбу.
...
Но это чужие улицы, расчерченные чужими классиками,
это чужие дети, пахнущие медом и молоком,
чужие балконы с цветами,
чужие дворы, платаны,
чужие Дунай и Сава.
...
Я легкий воздушный шарик,
привязанный к парапету.
...
Можно найти спасение в букете нарциссов, купленных с рук.
Трогать желтые венчики,
тыкаться в них по-телячьи.
Идти по улицам, глядя на цветы в руках,
этакой городской сумасшедшей,
ничего вокруг не замечая,
идти не останавливаясь,
идти далеко-далеко,
долго-долго,
до тех пор, пока
не дойдешь до края,
пока не поймешь, что добрался
до самого конца света.
Анна Ростокина — поэт. Родилась в 1986 году в Москве. Окончила факультет иностранных языков и регионоведения МГУ по специальности «преподаватель сербского и английского языков». С 2008 года живет на Балканах. Изучает сербскую литературу в Белградском университете. Переводит с сербского, хорватского и македонского языков. Участвовала в XVI и XVII фестивалях свободного стиха (2009, 2010). Публиковала переводы сербской и македонской поэзии в онлайн-журнале «Textonly» и в «Антологии сербской поэзии» (Москва, издательство «Вахазар», 2004 — 2008).