* * *

Мы — староверы вечной мерзлоты.
Мы — мамонты с душою нараспашку.
На нас давно стоят везде "растяжки".
Со смертью мы давно уже "на ты".

Нас учат выживать, смотреть вперёд.
Мы — вестники, трубящие о прошлом.
Мы — дети, что не приняты во взрослом
и страшном мире. Маленький народ,

бредущий вдоль витрин, где прячут счастье.
Слова любви разобраны на части:
на префиксы и прочие иксы.
"Куда идут старинные часы?"

Мы верим в то, что схлынут времена
неверия в добро, любовь и верность.
Сложившие когда-то слово ВЕЧНОСТЬ
стоят стеной. Иные племена

давно живут в оставленных домах.
Молчат кукушки городских окраин.
Мы — староверы.
Бог — седой монах.
А мир — прощённый Каин.


* * *

Когда в мир спускается темнота,
я смотрю в глаза моего кота.
Кот мой чёрен, как смоль в нутряной ночи,
но глаза его — солнечные лучи.
И в кошачьей душе его тёплый свет,
силы длящий, когда уже мочи нет
и когда в глазах моих пустота.
Я смотрю в глаза моего кота,
когда жизнь собачья и нету сна,
когда смерть и на миру не красна.

Кот не знает, что жизнь у меня одна,
а за стенкой громко храпит война.


* * *

Нераспаханное небо
замело вчерашним снегом,
от мороза посиневшим,
превратившимся в слюду,
сквозь которую не светит
ничего на этом свете,
а на том — застекленевшем —
рыбы плавают в пруду.

Рыбы режут плавниками
то, что создано веками,
то, что жило не тужило
сотни зим и сотни лет.
А потом немыми ртами
с голубыми языками
тянут воду, словно жилы,
из скончавшихся комет.

Звёзды прячутся на ёлках
от небесных рыб в иголках,
что не колются нисколько,
потому что мир — любовь.
Здесь, в божественной юдоли,
и свободе, и любови
место есть, не только боли.
В это верит здесь любой.

В небе зимнем,
в небе синем,
без любви невыносимо.


* * *

Я — рыба. Я молча люблю и живу.
Я в светлое завтра упрямо плыву.
Порогами брюхо побито.
Я — рыба, что ищет истоки реки.
Там чистые бьют из земли родники
и травы под цвет малахита.

Мои плавники истончает вода.
Волна за волною проходят года.
И звёзды плывут надо мною.
Опасен и труден извилистый путь.
Нельзя ни залечь, ни назад повернуть —
добраться любою ценою.

Я — рыба, плывущая вверх по реке.
Гуляет блесной расписной вдалеке
пузатое важное солнце.
Срывается снег. Замерзает река.
Сияет улыбкой лицо рыбака
над лункой-оконцем.

Я жабрами воздух холодный ловлю.
Я жизнь до последнего вздоха люблю,
прощая ей сущность земную.
Мне снится, что я одинокий рыбак.
И вижу снежинки спускаются, как
ангелы с неба, за мною.


* * *

Я вышел на берег, где камни печальны.
Здесь запах нездешний. Здесь запах прощальный.
В руках у тумана река трепетала.
И будто бы вечность над речкой летала.

Светало. И хватка тумана слабела.
Река отливала то синим, то белым.
Вдруг берег второй показался знакомым.
Там матушка вышла из нашего дома.

Отец собирался пойти на рыбалку.
Там белая кошка дразнила собаку.
Из окон звучала "Червоная рута".

Кукушка дарила бессмертье кому-то.
Я плакал от счастья во сне, понимая,
что видел кусочек из прошлого рая.


* * *

В молчании моём такая боль,
что лучше вам не знать об этой боли.
Мы все сошли с ума…
Убив любовь,
мы провалились в эру нелюбови.
Будь проклят век, в котором человек —
не брат, не друг, а тварь страшнее зверя.
Кровавый след не заметает снег.
Надежды нет.
Осталась только вера.