Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ПОЭМЫ


Мы — высших всех наград достойны, —
Достойны радостей земных.
Мы, выживая в бедах, в войнах,
Тем выживанием сильны.



ПАДЕЖИ МОЕЙ ДУШИ

(Поэма о русской матери)


МАМА!!!
Мама — существительное женского рода,
Склонение первое, единственное число.
Именительный: Кто? МАМА
Родительный: Кого нет? МАМЫ
Дательный: Кому отдаю? МАМЕ
Винительный: Кого вижу? МАМУ
Творительный: Кем горжусь? МАМОЙ
Предложный: О ком пою? О МАМЕ

Падеж именительный

Мама со мною — замирали звуки
Наплывали волной её тёплые руки.
Именительный. Мама
Руки её, пеленавшие меня,
Руки её, носившие меня,
Руки её, кормившие меня
Руки её, ласкавшие меня,
Подарили мне — Россию,
Сердце её, живущее любовью,
Сердце её, наполненное тревогами,
Сердце её, несущее солнце,
Сердце её, отданное мне,
Я поднял над головой, как знамя.
Склоняю по падежам своё знамя.
Первое склонение.
Единственное число:
Мама.
МАМА!!!
Если б мне отпустило небо
Дара искорку — скульптором стать,
Я немедля бы взялся за дело —
Изваял бы я
Русскую мать.
На ладони — кусочек хлеба…
Это — моя мать!
Эту руку с кусочком хлеба
В день,
Когда мы спешили на пир,
Я поднял бы до самого неба,
Чтобы видел её весь мир.
Чтоб увидели наши внуки,
Коим выпало даль покорить,
Всех крестьянок шершавые руки,
Жившим смыслом одним — накормить.
Чтоб девчонка, растущая неженкой,
Не забыла: ей матерью быть…
…Мой рассказ — О смоленских беженцах —
Торопись, не успей остыть,
В истории
Об этом
Не написано ни строки.
Будто канули в вечность
Горькие дни, как камни, на дно реки.
Воскрешаю не ради забавы…
Подступает к горлу
Комок…
Произволу дикой оравы
Отдан русской земли
Уголок.
А была бы на это воля —
Память выплеснуть из груди…
Посмотрите —
За нами горе?
Нет! Оно уже далеко позади…
Глубока, как бездонная яма,
По родной земле печаль.
Именительный:
Беженка — мама.
И чужая сторонка — даль.
Если станет под сердцем лихо,
Ты — опять для себя реши —
Где живёт безвозвратность мига,
И куда поведут падежи?
Там порядок склоненья
Особый.
Там о дательном
Можно забыть.
Там душа леденеет холодом —
Коль не нужно к родимой спешить.
Коли голос беды
Повелительный
Заставляет однажды понять:
Нету мамы…
Быть может, Родительный
Дорогое пришёл отнять…
Я поведую вам доверительно:
Для моей изболевшей души,
Любы-дороги все падежи!
Ненавижу один — родительный!
Не для праздного развлечения
Говорю о своих падежах:
Мама!
Первое склоненье
Милой музыкою в ушах.
Мама.
Мама?
Мама!
Мама…
Сердцем слушаю музыку слов.
Эта музыка свойством бальзама
Сохранилась в сосудах веков.
Не она ль, эта музыка слова,
Разливается в жилах теплом?
Тайна музыки слова простого
Заколдована в слове простом.
Сколько было на свете —
Поэтов,
Нежно, преданно
Любящих мать!
Но она и сейчас не воспета…
Разве море дано исчерпать?..
Но я верю в грядущие годы!
Может быть, через тысячу лет
Гармоничной и тонкой породы
Миру явится русский поэт,
И потомкам своим
В удивление
(Я жалею, что будет без нас)
Он словами большого горения
Тайну слова стихам передаст.
И последней загадки мира
Не останется у людей.
Наших лет примитивная мера
Превратится в машину идей…
Может, будет? А может, не будет?
Нам не надо сегодня гадать.
Верю: будут на свете — люди,
Ну а значит, будет и мать!
Значит, первое слово —
Ма-ма —
Скажет будущий человек.
Хоть и будут прозрачно стеклянны
Все идеи в его голове.
Значит, будет со словом «мама» Жить заветное слово —
«Люблю!..» Сверхнаучной,
Я верю, программой — Человеческих чувств Не убьют…
Ну а значит, моя поэма —
Может быть, превращенная в код, —
Со своей неновой темой
До потомков великих дойдёт…
…Сколько в поисках
Слов перемолото.
Ах, какой я бессильный поэт!
Мне найти бы
Из чистого золота
Для поэмы о маме сюжет.
Из таких бы редчайших металлов,
Чтоб сиял он, как в небе звезда,
Иль из тех, что всегда не хватало
Для оценки её труда.
Дя оценки таких же тихих,
Доживающих век старух,
Для оценки простых, великих
В повседневных заботах
Рук…
Рук,
Которых забыть не велено
Падежам всей сыновней души.
Рук.
Бессмертье которых проверено
На земле, где всегда мы спешим.
Где в веках среди зим и вёсен
Голубеет родной небосвод —
Её именем светлым,
Впрочем,
Не иссяк человеческий род.
Не иссяк добротой и правдой
Светлой верою в завтрашний день,
Где ценней богатейших кладов
Звонкий смех беззаботных детей…
…Простотой бы её причаститься —
Стал бы сразу душою здоров.
Мне б тепла её сердца,
Частицу — наделить им дыхание слов…
Возвращаюсь в тревожную осень,
В дни, когда наседали враги,
Чтоб услышать, как раненый просит:
«Молодайка…умру… Помоги…».
Терпкий запах йода и крови,
Окруженцев беспомощный стон,
А ты мечешься, нервами ловишь
Стон солдатский со всех сторон.
Кому пить поднесёшь среди ночи,
Перевяжешь иному бинты.
И казалось: не хватит мочи,
Их страданий — не выдержишь ты.
Коркой хлеба, последней картошкой
Ты делилась с солдатской судьбой.
И, питаясь оставшейся крошкой,
Сквозь слезу говорила:
«И мой»…
Ты похожа на всех солдаток,
Вся Россия солдаткой была.
И у рта — горечь ранних складок
На все годы твои залегла.
Те, тобою спасённые люди,
Стали на ноги и ушли.
Пусть наградой бесценной
Будет
Светлый день, что они принесли.
Может, этот, спасённый тобою,
С женским именем на устах
Алый стяг,
Рискуя собою,
Водрузил на сраженный Рейхстаг…
Мне тогда семилетке от роду
Не дано твою душу понять…
Заплатила за нашу свободу
Полной мерой российская мать.
Сколько вас, безымянных солдаток,
В буднях тёмных, как будто в аду,
За станком, за вожжами лошадок
Отводили от фронта беду.
От Камчатки, Москвы
До Калуги, Смоленска,
Чтоб вас славою всех одарить —
Надо было всё золото мира
На медали матерям отлить…
И мы с ними в поисках хлеба
Шли по жизни, держась за полу.
Чтоб сегодня в ракетах до неба
Вознести о России хвалу…
…О, падеж мой —
Ты краток, — дательный!
Ты живёшь на другой меже…
Но сначала скажу обязательно

О винительном падеже

Вы простите меня, академики, —
Ваш порядок простых падежей
Не в ладу, не в согласии
С теми, что в моей душе.
Перевиты все светлыми нитями,
И незрима их тонкая вязь.
Эти нити — могильными плитами
Не убиты — убить их нельзя…
…Как живое мамино лицо
До мельчайшей чёрточки единой —
Лоб высокий,
Косыньки — венцом,
На губе у носа —
Знак родимый,
И глаза — озёрной чистоты,
Губы пухлые — смоленские —
Большие.
И в лице — свеченье доброты
Никогда невзгоды не тушили…
Во дворе — старушки на скамейке,
Как иду, мне вслед — шу-шу, гу-гу.
Вижу маму чаще в телогрейке —
В праздничном припомнить не могу.

Падеж дательный

Какие сны вам снятся на рассвете,
Как отраженье прожитых годов?
А я брожу в своём
Далёком лете
По разнотравью заливных лугов.
И рву цветы
В густой траве высокой.
Потом лечу
Во всю босую прыть —
Успеть бы
(Не проснуться бы до срока)
Цветы живые
Маме подарить.

Падеж творительный

Как яблоки с дерева годы,
А я всё тружусь и тружусь.
Её работящей породой
Я с самого детства горжусь.
Горжусь, что и я — деревенщина,
Моё угловатое слово
Мне мамой до гроба завещано —
Крестьянкою края лесного.
Она не училась изяществу,
Кокетству словесной игры.
И ей говорили о качестве
Людей — на ладонях бугры.
Пускай её нету со мною,
Лишь только печаль наяву.
Все годы я ею одною
Как скромным примером живу.
Живу к доброте доверительный,
Ответной богат добротой.
И мой ежедневный творительный,
Такой же, как мама, простой.
Такой же — на предпоследнем месте —
В заботах к себе живёт.
И это моё наследие
В наследство к другим перейдёт.
Как яблоки с дерева годы.
А я всё тружусь и тружусь.
Её работящей породой,
Как высшей наградой горжусь.
Горжусь, хоть я знаю:
Несладко жилось ей
Все годы подряд.
Спала ведь и ела украдкой,
Фуфайка — бессменный наряд.
Судьба наградила долей
С концами сводить концы.
Она наедалась вволю,
Когда нанималась в жнецы.
И штопала, и латала,
Тянулась суровая жизнь.
С рассветом бесшумно вставала
В заботе одной — накормить.
Нужду, словно спутницу злую,
Никто не помог ей сломить,
И только сейчас, через годы,
Когда уж её не вернуть,
Стыжусь я,
Что слала мне в город
Последнее:
«А мы как-нибудь…».
И, если бы дало мне небо
Способность скульптором быть, —
Я бы руку с кусочком хлеба
Сегодня же начал лепить.
Ладонь…
В ней кусочек хлеба.
В тот час, как спешу я на пир,
Я бы поднял до самого неба,
Чтоб маму узнал весь мир.

Падеж предложный

О маме!
О маме помню…
О маме песни пою…
И вас, дорогие дети,
О маме помнить молю.

Падеж родительный

А телеграмма будто обухом...
Не стало МАМЫ у меня.
А по глазам — как дымным облаком,
И силы нет слезу унять.
Ещё потеря не осознана,
Ещё мерцает, как намёк
На что-то крайне невозможное —
Надежды слабой огонёк.
Ещё родной мне голос
Слышится
В приезд последний
За едой,
Ещё её тревогой дышится,
Чтоб я не встретился с бедой…
И так ползёт машина медленно,
Как будто не было длинней
Дороги в жизни,
Что отмерена судьбой неласковой моей.
Жестоко истина бодает
И не щадит моей души.
Ах, почему, моя родная,
К живой тебе
Я не спешил.

Последнее слово о падежах

Мне сегодня печаль не унять
От потери великой
До смерти.
Это слово святое
Склонять
Может только
Сердце родное.

1975г.



ПОТЕРИ

«Перед лицом ушедших былей
Не вправе мы кривить душой,
Ведь эти были оплатили
Мы платой самою большой»
А. Твардовский

В гостях — седовласый полковник,
А с ним ребятня за столом...
Он годы давнишние помнит,
Когда воевали с врагом.
Войну начинал лейтенантом,
Закончил — с Геройской звездой.
Прославленный доблестью ратной,
Встречается с детворой.
Бодрится, хоть сердце больное,
Смеётся, хоть шуткам не рад:
Те раны военные ноют,
И помнит потери солдат…
Забудется ль это: от смерча
Снарядных осколков, свинца,
От встреч ежечасных со смертью
Мужские черствеют сердца…
Картинкам экранным не веря,
Где врут о потерях в боях,
Он знает, какие потери
Замалчивали в штабах.
...Забудешь ли день тот морозный:
Твой полк у большого села
Накрыт был огнём миномётным,
Пехота в снегах залегла.
Та местность
С помеченным кустиком каждым —
На виду у тебя, —
Она почернела от вражьих
Губительных залпов огня…
Солдаты — без артподготовки,
Без гаубичных стволов —
В руках с автоматом, с винтовкой
В атаку пошли за село...
Ты помнишь?
...На проводе — «Первый» —
Гремит матерком, что залёг:
«Резервы? Отстали резервы...
Людей поднимай и — вперёд!
Верховному нужен подарок!» —
Приказ завершил генерал.
В атаку хозвзвод, санитаров
Погнали под огненный шквал:
Из сотен бойцов только горстка
С победой в село ворвалась...
То поле с кровавым погостом
Отметила орденом власть...
Какие потери? —
«Три русских солдата На немца...»
А слышим враньё!
А мы всё — под красные даты —
Штабистов, чтоб лгали, зовём...
А сколько лежит безымянных
Под Вязьмою, Ржевом, Орлом?
И помнят войны ветераны
Команды:
— Вперёд! Напролом!

Не скажут под красную дату
Штабисты ни слова о том,
Как слали на доты солдата
С винтовкой с трёхгранным штыком…

Нет правды о наших потерях, —
Пока генеральская власть,
Нет меры, которой измерить
Отвагу чиновников лгать...
Штабам и сегодня позволено —
Я знаю, я в роте служил, —
Скрывать за парадными сводками
Потери, безвестье могил.
И лгут, что нигде не оставлены
Погосты солдат без имён...
В речах юбилейных прославлены
Штабисты всех рангов, времён.
Могилы солдат на Кавказе,
В Афгане — безвестный мой брат...
Наградой державной в указе
Отмечен штабной бюрократ.
Ни в мирные дни, ни в войну
Штабисты потерь не считали, —
А даже поверю тому:
Дай волю им — Русь бы списали...
Бездумье, враньё как осилить?!
Как выжить с неправдою нам?
Зачем приучают Россию
К парадам, потерям, смертям?
Мой дед похоронен безвестным
В немецкой чужой стороне.
Лежат в Сталинграде, под Псковом,
Под Курском —
Юнцы, неизвестные мне…
Огромным и малым потерям
В России распахнута дверь.
Как нам научиться поверить
В Россию — страну без потерь?
Коварство чиновников праздных,
Монбланы их лживых бумаг,
Услуги бездарностей разных,
Продажность...
В душе моей — страх! Страдалица —
школа Беслана —
Потерям взглянула в лицо.
Кавказ — незажившая рана
От рвенья штабных подлецов...
Неужто потери задушат?
Опутают кланы жулья?
Неужто чумой равнодушья
Страна заразилась моя?
С потерями — пусть и большими —
Мы к миру, согласью пришли.
Но разве руками чужими
Беспамятство
В дом наш внесли?
Наносятся в сердце удары —
Военным ударам сродни...
Но эти издержки безверья
Пора под плиту схоронить,
Чтоб всем безымянным потерям
В России вовеки не быть!

2006 г.



МУЖЧИНА… В ВОСЕМЬ ЛЕТ

Людмиле — жене и другу

1


В одном из сёл лесного края,
Щекой прильнувшего к Угре,
Мне Лушка — бабушка родная —
Пупок отгрызла в октябре.
Случилось поздним бабье лето,
Его хмельную синеву
Ношу в глазах и верю слепо,
Что в дружбе с небом проживу.
...Какая разница — с какого
На мир я глянул бугорка?
Любите вы меня такого —
Иль мудреца, иль простака.
...Отец решил: сын будет Ванькой, —
Иван был дед, пал на войне...
А как же — Лёнька? —
Случай странен…
Судьбу не он ли выбрал мне?
Простите, мне не до улыбки:
Семью не раз пытало зло, —
Передо мной из нашей зыбки
Двух братцев — Ванек — унесло...
И третий — Ванька? Невезучий?..
Где суеверье — там и страх.
А может, тот нелепый случай
У мамы с папой на глазах
Сыграл нечаянно в рулетку?
Признаюсь лишь, что мой отец
Был весельчак в деревне редкий —
Как говорят: дудец и жнец...
…Чтоб оказать почтенье сыну,
Из городского далека
Отец рессорную пружину
Привёз, прибил у потолка.
К ней привязал верёвкой зыбку.
Кто в хату к нам ни заходил,
С собой широкую улыбку,
Увидев «чудо», уносил.
А по деревне: «Ну, Герасим!
Хоть гол сокол, да ум смекал!»
...Приехал в гости дядя Вася —
Мальчишку Лёнькою назвал...
И в тот же день (лиха година!)
Взметнулась чёрная рука:
Сломалась старая пружина —
И — бряк — у моего виска...
Кто уберёг от злого рока?
Другое имя? Божий перст?..
Неважно: Лёнька раньше срока
На ножки стал, сам с лавки слез...
Из игр любил я прятки больше...
Однажды мама с поля шла,
Облюбовал я в сенцах бочку,
В ней притаился, не дыша.
Не Божья ль сила мне шепнула
Спиной ко входу в бочке сесть? —
Иначе: вилы, что швырнула
В ту бочку мама — это ж смерть...
А я отделался испугом,
Я заорал, у мамы — шок...
Так и живу я с тайным другом:
Он мне в беде не раз помог,
Творя добро, не зная лени...
И, если тяжко мне в борьбе,
Он — тут как тут — без промедлений,
Похвал не требуя себе.
...Живу и помню: в дни лихие,
Когда беда со всех сторон,
Когда грозятся злые силы,
Плечом к плечу со мною он.



2


...Однажды смерть шагнула близко,
Мне повезло: чужой солдат
Стрельнул бы в русского мальчишку —
Будь под рукою автомат...
В тот летний день озорство моё
С бедою
Пришло на мостик над рекой.
Куда фашист в руке с уздою,
Привёл коня на водопой...
Подумалось: «Мне автомат бы...»,
Найдя в штанишках огольца,
Я «расстрелял» струёй солдата,
Стоявшего у жеребца.
Фашист взревел от возмущенья
И с диким воплем: «Руссиш швайн!» —
Взлетел на мост в одно мгновенье,
Не прекращая злобный лай.
Я прочь рванул, что было прыти.
Домой скорее — с резвых ног…
Но не успел от злобы скрыться:
Догнал меня её сапог...
Не помню, как я приземлился,
И, боль не чуя, за сарай Заполз...
В крапиве молча притаился,
Пока не стих фашиста лай...
Приковыляв, боялся только:
Вот бабка Лушка накричит...
Она спросила тихо: «Больно?»
И молча начала лечить...



3


Да, мне не раз бывало туго:
Носились беды надо мной,
Рука невидимого друга
Их отводила стороной...
Его я капелька живая!
Но среди капелек живых
Моя судьба незаписная
Живёт отдельно от других.
Живёт как в будни, так и в праздник —
Всему черёд, всему свой срок...
В семь лет — фашистами изгнанник,
А в восемь — нищий батрачок.
...Враги в войну спалили наши хаты,
Под автоматами нас в рабство повели…
Дорогой той, что гнали нас когда-то,
Ровесники-невольники легли...
Мы шли,
А смерть глядела в спины,
А на дороге — дебри бед...
Я был не мальчик, а мужчина
В свои неполных восемь лет.
Жизнь впроголодь и полубосый —
Была со всех сторон открыта злу —
Я выживал на подаяньях,
Скитаясь от села к селу...
…Моё безрадостное детство.
Я в школу в десять лет пошёл.
Зимой в лачугу, чтоб согреться,
Таскал с болота торф мешком...
Пускай «восточником» дразнили
В чужом краю, но я не лох:
Бил лбы обидчикам до сини,
Давая ловкости урок.
…Порою радость омрачалась,
Когда в победный в драках день,
По месту мягкому гуляла
Рука отца, взметнув ремень...
Мне огорченья не мешали —
Во всю свою босую прыть,
В одёжке бедной, обветшалой,
На финиш первым приходить!
Своим гордился старшим братом,
Дружил с сестрёнкой,
Как у них —
Одни пятёрки в аттестате
Круглились к радости родни.
Как все ребята — после школы,
В какой податься вуз, не знал:
Не то чтоб к лени был я склонен,
А будто собран из начал...
Всё, что припомнил, рассказал я,
Назвав щербинки и грехи...
За что ж природа наказала
На муку вам писать стихи?

2010 г.



ДОРОГИ НАШИХ БЕД

Памяти русских деревень, сожжённых гитлеровцами,
и их жителей, угнанных на чужбину

1


Мне — семь… Бреду в толпе изгнанников
Враги, как пленных, гонят нас.
Лязг автоматов и крики бранные —
Сквозь годы слышу и сейчас...
…Спалили хаты... Вопли слёзные...
Команды: «Шнель!» ...Идти невмочь...
А в спины смотрят краснозвёздные
Фронты, не в силах нам помочь.
Бредем по снегу, мы — окружены,
Овчарки злобные рычат.
Упала бабка, занедужила,
И ставит точку автомат...
Куда нас гонят, знать не велено,
И стар, и мал — нельзя плошать, —
Шагай вперёд, не то застрелят,
И будешь на снегу лежать —
Не похоронен, не оплакан,
Вдали от отчего угла,
Изглодан дикими собаками,
Бродившими здесь без числа.
А за спиною — пепелища
И наша слёзная печаль,
А впереди — бездомных, нищих
Чужая ждёт сторонка — даль...
Бредём, —
Болезни, голод, полубосы...
Людей, гонимых вражьим злом,
В колонне той нещадно косит:
Кто выжил, значит повезло...
Мы шли с котомками заплечными —
Герои бед в тылу врагов,
Но героизм наш не отмечен:
За муки нету орденов...



2


Чужая речь конвойных громкая,
Лошадки тащатся едва,
Возы с узлами да котомками,
Дрожим от страха, как листва.
В обоз врывается орава,
А бабы воют — крики, гвалт:
На юность делают облаву
Для фатерлянда...
Где же брат? —
Схитрила бабка: под узлами,
Ведром прикрыта голова,
А мама с мокрыми глазами
И ни жива, и ни мертва...
На бугорке у переезда —
Парней и девок табунок
В кольце конвойных,
Где овчаркой оскалился неволи рок...
В руках фашистов — автоматы,
Девчонки русские стоят,
Их бьют прикладами солдаты, —
Что ни солдат — то зверь и гад...
Страшней зверья бредут конвойные,
Наизготове держат смерть,
Нужду справляют непристойно,
Аж бабам муторно смотреть.
Врагу мы — нелюди славянские, —
Толпа оборванных рабов…
Что им смоленская иль брянская,
А не арийской пробы кровь!
Их тешат наши смерти, боли…
Им в радость пепел наших хат.
Они готовили неволю
Нам, кто свободою крылат.
…Давно истлели те конвойные,
Но вспоминаю и теперь
Свои скитания бездомные,
Терзает сердце боль потерь…
И та дорога, что за Рославлем
Стремится вдаль — к Березине —
Ещё сейчас, когда уж взрослый я, —
Как груз, как ноша на спине.
Ещё сейчас, когда увижу
Обоз — и шевельнётся страх —
Метнётся сердце, словно птица
Крылом запуталась в силках...
Ещё сейчас, когда увижу
Ломоть ржаного на земле, —
Я эти руки ненавижу,
Готовые стрельнуть по мне,
Швырнувшие бездумный вызов
Моим мозолям, сердцу, снам
О пайке хлеба, счастью сына
И добрым маминым рукам…



3


О вы, бездомные смоляне…
Мне не забыть лихой поры…
Нас унижали, в нас стреляли
Только за то, что мы — славяне,
Что всех, увы, нельзя убить;
Что в завтра верить не устали
Всем бедам, мукам вопреки!
Жаль, не помечены крестами
Вдоль той дороги бугорки…
Но помню я хромого Кузю:
Мастак срубить, мастак пошить, —
Упал с простреленною грудью
И там, под Рославлем, лежит —
Не похоронен, не оплакан
Вдали от отчего угла,
В родном селе на месте хаты —
Труба печная да зола.
Скорблю: на том этапе где-то
В могилы сверстники легли, —
Мы не бежали — это беды
Дорогой смерти нас вели…



4


Изгнанники — следом беды,
Изгнанники — нищими жить,
Изгнанники — боли изведать,
Изгнанники — нет, не забыть...
Мои недетские картинки
Во мне, со мной и — до конца:
Брат Павел в юбке и косынке,
И Нинка — в валенках отца.
Одежда бабушки — в заплатках,
А мама — в ватнике, в лаптях…
Ночлег — пол голый в бедных хатках, —
Терпи: не дома, не в гостях…
В чужом краю босая, жидкая —
И ни кола, и ни двора,
Всем малокровьем, всеми цыпками
За жизнь цеплялась детвора.
За жизнь цеплялась, чтобы выстоять,
В землянках выжить, в шалашах:
А власти что? Всегда мы были ближе
К цинге, погосту, тифу, вшам.



5


В чаду парадных словопрений
О грандиозности побед
Успела ложь высоких мнений
Припудрить раны наших бед.
А наши беды — миллионов,
Но их не брал в расчёт стратег,
А в миллионах — поимённо —
Надежды, слёзы, боли тех,
С кем кровно связан я — потомок
Штабистом списанный лихим:
Средь тифа, голода, котомок
Я шёл к весне путём своим,
К Победе шёл путём особым,
Держась за мамину полу...
Я жил в подвалах, жил в трущобах,
Был как на фронте — не в тылу!
Чей тыл? Чей фронт? —
Не мы делили…
Я тыл чужой хлебнул сполна, —
Тыл в окруженье вражьей силы,
Где враг — чужая сторона.



6


Земля моя!
Спросить ты вправе
С меня — я заплатил сполна
Словам смертельным, как отраве:
«Их разлучили…» —
                             смерть, война —
Сестру и брата,
                      мать и сына,
                           жену и мужа —
                                 мне горька —
И отдаётся в жилах стынью
Газеты чёрная строка —
Строка, рождённая в России,
Строка прямая, как удар:
«Их разлучили...» —
                                разлучили
Разрывы бомб, земли пожар...
Её мы с детства заучили,
Как слог начальный в букваре:
«Их разлучили...» —
                                разлучили
В июне, марте, декабре...
Она на маминой могиле,
Где рядом шепчет мне кленок:
«Вас разлучили...»
                                разлучили,
Родной безлюден уголок...
Украли счастье быть с тобою,
Моя смоленская купель —
Земли окраец за Угрою,
Где шаг мой первый,
Боль потерь…
Где я осмыслить не успел,
Что, вопреки разлуке этой,
Родной смоленский говорок
С судьбой негромкого поэта —
Хранит во мне, я верю, — Бог.
Потеря пусть невосполнима,
Но в сердце — образ красоты,
Что слит во мне со всей Россией,
Моя Россия — это ты!



7


Здесь лес
И здесь моё родное
Войной убитое село —
Четырежды в четыре слоя
Травой с годами заросло.
Земли заброшенной печали...
Её с укором чую взгляд:
Поля весной не засевали,
Лесная чаща –— вместо хат.
Не узнаю: где здесь дорога,
Где избы были, край села.
Откуда с отчего порога
Нас злая сила,
Грозясь расстрелом, увела.
... Иду.
Со мной играет в прятки,
Как искра, белка, взмыв на ель.
Вон из своей гранёной хатки
Спешит к цветку лохматый шмель.
Иду.
В чащобе посветлело:
Легла поляна предо мной
И будто душу отогрело,
Качнуло тихо, как волной.
Здесь в окруженье полумрака
Застыл, смирясь, дремучий вал:
В густой траве прискорбным знаком
Могилы холмик возлежал…
Кто он?
И кем зарыт когда-то? —
Загадка эта непроста.
Сюда приходит память чья-та
И не даёт расти кустам.
Приходит кто-то на полянку,
Воспоминаньем душу жжёт...
Кто ты? —
Сельчанин? Горожанка?
Кто память в сердце бережёт?
… Здесь не воскреснут
Ни крестьянские,
Ни игр мальчишьих голоса, —
Молчит сторонка приугранская,
Все боли спрятала в лесах...
...Сюда я еду в отпуск летом
Погоревать, поворошить...
Родной деревни образ светлый
В душе сокровищем лежит.



8


Мы высших всех наград достойны, —
Что есть, что будут у страны.
Наверно, выжив в бедах, в войнах,
Мы той живучестью сильны.
Живучесть наша —
С крестной силой,
Живучесть —
Русских знак судьбы:
И зло осилить вдохновила,
И Русь за муки полюбить.

2009 г., 2012 г.