Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ЕВГЕНИЯ КРИВИЦКАЯ


Лекарь душ человеческих



150 лет назад родился Сергей Рахманинов


Имя Сергея Васильевича Рахманинова ныне известно каждому меломану, и сложно представить, что ещё не так давно, в середине прошлого века, его музыка была на родине, в России, чуть ли не под запретом, как предателя и эмигранта. Сложным его положение было и на Западе: его признавали как величайшего пианиста и дирижёра, приглашали возглавить крупнейшие американские оркестры, но порой скептически относились к его композиторской деятельности. Продвинутые европейские критики "дули губы": рядом с Шёнбергом, Веберном, Хиндемитом разве может выдержать сравнение Рахманинов, пишущий по старинке, в тональности.
В первом случае идеология, во втором – снобизм мешали Рахманинову занять подобающее ему место. Но теперь, на пороге его юбилея, можно с уверенностью констатировать: Рахманинов наряду с Петром Ильичом Чайковским самый популярный русский композитор в мире.
Мы отмечаем его 150-летие! В эту цифру сложно поверить, ведь этого человека ощущаешь почти как современника. На многочисленных фотографиях видим его за рулём автомобиля, читающим газету на борту парохода, за роялем в больших концертных залах – кажется, что это было так недавно! Однако родился он в 1873 году, когда в музыке царил романтизм, а ушёл из жизни в разгар Второй мировой войны, в 1943 году, – когда в искусстве уже всё перемешалось: неоклассицизм, авангард, неореализм, увлечение внеевропейскими культурами. "Я чувствую, что музыка, которую мне хотелось бы сочинять, сегодня неприемлема", – с горечью признавался Рахманинов.
Сейчас его время пришло: те качества, которые делали рахманиновскую музыку "безнадёжно устаревшей" при жизни автора, теперь ценятся превыше всего – обжигающая жаром эмоциональность, предельная искренность и доверительность, совершенство формы и красота мелодии.
Несмотря на то что треть жизни он находился вне родины, покинув Россию вскоре после Октябрьской революции 1917 года, его музыка в каждой своей интонации и каждой клеточкой связана с национальными корнями. Как отмечают исследователи, Рахманинов сконцентрировал в своих сочинениях "всё лучшее, что было и есть в нашей природе, культуре и характере. А знаменный распев и колокольный звон, составляющие плоть и кровь рахманиновского звучания, впитаны нами на генетическом уровне и на этом же уровне "считываются" в его музыке".
Возможно, именно этим объясняется сложность вхождения его сочинений в мировой контекст: в отличие от своих младших современников, Прокофьева и Стравинского, Рахманинов был почвенником, слишком русским и отстаивал своё право на идентичность до самых последних дней.
Он был непрост в общении: мизантроп, склонный к депрессиям, устававший от публичности. Он не умел философски относиться к ударам судьбы, которая с юности преподносила ему сюрпризы. После блестящего окончания Московской консерватории, с золотой медалью и пятёркой с тремя плюсами от Петра Ильича Чайковского за оперу "Алеко", следует громкий провал Первой симфонии, после которого он как композитор замолчал на три года. Позднее Рахманинов вспоминал: "В самый трудный и критический период моей жизни, когда я думал, что всё потеряно и дальнейшая борьба бесполезна, я познакомился с человеком, который был так добр, что в течение трёх дней беседовал со мной. Он возвратил мне уважение к самому себе, рассеял мои сомнения, вернул мне силу и уверенность, оживил честолюбие. Он побудил меня снова взяться за работу, и я могу сказать, что почти спас мне жизнь. Этот  человек был граф Толстой".
Душевный кризис помог Рахманинову обрести зрелость, найти свой язык: один за другим появляются шедевры, которыми мы восхищаемся до сих пор, – Второй и Третий концерты для фортепиано с оркестром, Вторая симфония, кантата "Весна", романсы, прелюдии. А в 1910-х годах – великолепные сакральные партитуры: "Литургия Иоанна Златоуста" и "Всенощное бдение".
Оказавшись за границей, Рахманинов во второй раз замолкает, переключившись полностью на концертную деятельность. Пианист он был от Бога. Как писали современники, "Рахманинова как исполнителя нельзя назвать пианистом в общем смысле этого слова, ибо он является прежде всего не виртуозом, а могучим художником фортепиано". А его жена Наталья рассказывала: "Публика его вдохновляла, он переживал исполняемые им вещи, как бы сам сочиняя их". А сам Рахманинов не без иронии констатировал: "Музыканты и критики всегда стремились меня съесть. Один говорит: "Рахманинов не композитор, но пианист". Другой: "Он прежде всего дирижёр!" Но публика – её я люблю. Всегда и везде она ко мне относилась изумительно".
Играл он много, жадно, не только свои произведения, но и классику – Бетховена, Шумана, Шопена, Листа… Признавался: "Концерты – моя единственная радость. Если вы лишите меня их, я изведусь. Если я чувствую какую-нибудь боль, она прекращается, когда я играю. Нет, я не могу меньше играть. Если я не буду работать, я зачахну. Нет... Лучше умереть на эстраде".
В поисках места, где бы он смог вернуться к творчеству, в 1930 году Рахманинов покупает 10 гектаров земли в Швейцарии, под Люцерном, где пытается создать копию своей любимой Ивановки – имения в Тамбовской губернии. Строит дом, разбивает сад, где высаживает точно такие же деревья, что окружали его в России, – яблони, клёны, каштаны и, конечно, любимую сирень. "Нашёл себе в мыслях и место, где меня, если надо будет, и похоронить можно, – пишет в одном из писем Рахманинов. – Сегодня у меня была пахота. Настоящий двухлемешный плуг и пара лошадей…"
В 1934 году здесь рождается "Рапсодия на тему Паганини", в которой сплелись и чувство ностальгии, и апокалиптические видения, нашлось место и лирике, и даже джазу. И, конечно, тут вновь воспета Россия. Рахманинов, уже будучи укоренённым в западную культуру, всё равно отстаивал свои корни: "Я – русский композитор, и моя родина наложила отпечаток на мой характер и мои взгляды. Моя музыка – это плод моего характера, и потому это русская музыка".
Не только в музыке Рахманинов признавался в бесконечной любви к России. Во время Великой Отечественной войны, внимательно изучая сводки, музыкант занялся благотворительностью, передавал деньги в советское посольство на покупку медикаментов и обмундирование бойцов. В сопроводительной записке он тогда написал: "От одного из русских посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить, верю в полную победу!"
Актуальны ли его сочинения в 2023 году? "Рахманинов относится к числу тех композиторов, чья музыка звучит не современно, а остросовременно. Музыка Рахманинова открыто говорит о том, что есть страдание, боль, потери – они, конечно, неизбежны, но есть и свет, надежда, и они так же реальны, осязаемы и дают нам жизнеутверждающую силу и внутреннюю опору", – считает Михаил Брызгалов, генеральный директор Российского национального музея музыки, где собран почти весь архив композитора.
"Сегодня мы слышим в его музыке абсолютно то же самое, что и пятьдесят лет назад, и в момент рождения сочинений, – уверен пианист Николай Луганский. – Он говорит с нами о вещах, которые за десятилетия и даже столетия никак не поменялись. Любовь, страсть, грусть, страх, смирение – базовые составляющие человеческой жизни, вот об этом музыка Рахманинова".
"Для меня Рахманинов – это прежде всего лекарь человеческих душ, – признаётся Денис Мацуев. – В своих произведениях через страдания, через внутреннюю трагедию он обретает свет, который побеждает, который утверждает жизнь. Уверен, что Рахманинов, как никогда, нужен сегодня вне зависимости от того, в какой географической точке вы находитесь".


Игорь Северянин


Сергею Васильевичу Рахманинову

Соловьи монастырского сада,
Как и все на Земле соловьи,
Говорят, что одна есть отрада
И что эта отрада – в любви…
И цветы монастырского луга
С лаской, свойственной только цветам,
Говорят, что одна есть заслуга:
Прикоснуться к любимым устам…
Монастырского леса озёра,
Переполненные голубым,
Говорят: нет лазурнее взора,
Как у тех, кто влюблён и любим…