Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

НИКОЛАЙ КОЛЫЧЕВ


КОЛЫЧЕВ Николай Владимирович родился в 1959 году в Мурманске. Поэт, переводчик, прозаик. Член Союза писателей России (1991). Учился в Ленинградском арктическом училище (1975-1977). Служил в армии, работал электриком, шофёром. В 1990-м основал в селе Лувеньга, что неподалёку от Кандалакши, одно из первых в стране фермерских хозяйств. Крестьянствовал шесть лет, полгода из них — в Норвегии. Стипендиат Союза писателей России и Фонда мира. Лауреат Большой литературной премии России (2009), премии “Ладога" им. А. Прокофьева (2005), премии “Неизбывный вертоград" им. Н. Тряпкина (2007). С 1998 года — в Мурманске, где и похоронен. Книги: “Звонаря зрачок" (1993), “И вновь свиваются снега" (1997), “Гармония противоречий" (2007), “Некрасивое" (2013) и другие. Ушёл из жизни в 2017 году в Кандалакше, похоронен в Мурманске. 7 октября 2022 года на Аллее писателей в Мурманске открыт бюст Николая Колычева.


“ПОЭТЫ ВЫПАДАЮТ В НЕБО...”


* * *

Невмоготу себя перетерпеть!
Вновь душу грустью осыпает осень,
И так охота все дела забросить,
И пить, и плакать, снова пить и петь...
О, птичий крик, упавший свысока!
О, тишина, готовая взорваться!
Огромная, крылатая тоска...
Нет, на неё нельзя не отозваться.
Нехитрый стол, в стакане — самогон,
Вонючий и на цвет — какой-то синий.
Давно в деревне нету магазина,
Но не прижился здесь сухой закон.
Уж близок вечер. И столбы дымов
Спешат тепло живое обозначить,
И сразу видно, где — дома, где — дачи...
И дач — намного больше, чем домов.
Как горько мне!
Как страшно понимать,
Что летом жизнь кипела понарошку!
Вот вывезут последнюю картошку,
И грянет смерть по имени Зима.
Придут ко мне бездомные коты,
Придут ко мне бездомные собаки...
Темнеет. В небе — тусклый свет звезды,
И горький свет — в лесхозовском бараке.
Ещё стакан! За всё, что я люблю!
И долго на луну глядеть, вздыхая...
Я пью не потому, что жизнь плохая,
А просто — осень. Потому и пью.


ЗВОНАРЬ

Мне снился гулкий колокольный звон
И виделось неведомое что-то.
Я закричал — и непонятный сон
Сменила явь холодных капель пота.
Рванулось со стены страданье рук!
Ах, нет... Ах, нет! Нагих деревьев тени.
Ушли виденья, но остался звук,
Тяжёлый и неясный, как виденье.
Метался, бился зыбкий свет в окне,
Ударам в такт качал деревья ветер.
Перекликаясь, плакали во мне
Колокола, которых нет на свете.
Кололась ночь, как чёрная скала,
Я зря к ушам прикладывал ладони.
Колокола! Зашлись колокола
По Николаю Колычеву в стоне.
И впрямь по мне. Иль я схожу с ума?
Уж лучше сон, забвенье, неизвестность!
Я засыпаю. Снова звон и тьма,
Но этой тьме во мне темно и тесно.
И понял я тогда, что обречён
Увидеть мир за гранью восприятья;
Ведь эта тьма — лишь звонаря зрачок,
А этот сон — велик и необъятен.
Так, где я? Что я? Сон ли это? Бред?..
И вдруг разверзлась ночь, являя чудо:
Сквозь тьму зрачка ворвался белый свет,
В котором я ещё не скоро буду...
То гулко, то звончее, чем хрусталь,
Звучат колокола светло и строго...
Во мгле веков звонит, звонит звонарь
И смотрит в небеса,
И видит Бога.


АНГЕЛ БЕЛЫЙ

Побирушка, побирушка...
Жизнь рожденьем наказала.
Большеглазая девчушка —
Побирушка у вокзала.
Платьице на тонких ножках,
Личико... да горстка боли —
Утлой лодочкой ладошка
Плещется в народном горе.
Наливаясь солнцем рыжим,
Задыхался город душный.
И слетал, толпе неслышный,
Детский лепет с губ синюшных:
“Ангел белый, ангел белый,
Забери на небо, к маме...”
Взгляд переполняла вера,
Разум истекал слезами.
Но, безликим злом гонимо,
Месиво мужчин и женщин
Протекало молча мимо
Девочки, с ума сошедшей.
“Ангел белый, ангел белый... —
Большекрылый плеск во взгляде, —
В этом мире добрый — беден,
А богатый — зол и жаден...”
Тощий звон ей в ноги падал
Милосердием грошовым.
А глаза искали — взгляда,
А душа просила — Слова!..
К ней, в безумие тоски я
Сердцем не сумел пробиться.
Не должны глаза такие
Прорастать на детских лицах.
Я стоял оторопело,
Призывая смерти чудо:
“Ангел белый, ангел белый,
Забери меня отсюда!”


* * *

Мир осенён из глубины небес
Смирением и светлою тоскою.
Струится благодать в поля и лес,
Над руслом, полным света и покоя.
Спаси меня, земля! Я так устал,
Живя во зле. Я болен жаждой мщенья,
А от тебя исходит доброта.
Прости меня и научи прощенью.
Учи виниться и прощать другим,
Идти с улыбкой к незнакомым людям.
И старые отпустятся грехи,
И, может, новых — никогда не будет.
Как подшутила надо мной судьба!
Ведь я из мутной лужи у колодца
Напился веры в то, что жизнь — борьба,
Но жить куда труднее, чем бороться!
Борьба... И местью подменили честь,
И умер дивный звук в кромешном гуле.
Мир жив не потому, что бури есть,
А потому, что утихают бури!
Идущим по слезам да по крови
Вовек не суждено дойти до счастья.
Не противостоянью, а согласью
Учи меня, земля,
Учи любви.


* * *

Прощай, листва. Прощайте, птицы.
Оплакан скорбный ваш отлёт.
Душа к высокому стремится,
Туда, откуда снег идёт.
Я слышу неземное пенье.
Туда, туда мой путь лежит.
Земля — снегов успокоенье,
А небеса — земля души.
Не проклиная мир нелепый,
Увязший в безнадёжной мгле,
Поэты выпадают в небо,
Когда им тяжко на земле.
И вечный сон гнетёт ресницы,
И вечный хор поёт: “Прощай...”
Душа к высокому стремится,
Куда-то выше, чем печаль.


БУДУ МОЛЧАТЬ

Господи! Боже! За что нам всё это? За что?
Скорбь налагает на губы молчанья печать.
Боль моя больше, чем слово, чем песня, чем стон,
Больше, чем слёзы.
Поэтому — буду молчать.
Бесы ли горем стремятся нам глотки заткнуть,
Чтоб превратилось молчанье в мычанье и вой?
Или Господь на единственный истинный путь
Нас направляет, чтоб жили своей головой?
В скорби великой народ молчалив и угрюм,
В скорби видней, как ликует исчадие зла.
Скорби великие — место взращения дум.
Пусть вызревают на них не слова, но дела.
Мир изоврался в большой бесконечной войне.
Скоро забудется — кто, почему, на кого...
Хочется правды! Повсюду! Внутри и вовне!
Ну, а иначе все жертвы — во имя чего?
Так почему — не под силу уму моему —
Лучшие гибнут, а зло — даже тронуть нельзя?
Думаю, думаю... И ничего не пойму.
Буду молчать. Я и так слишком много сказал.
Декабрь 2016 г. После гибели самолёта с хором Александрова