* * *

Куда глаза мои бредут,
пока я сплю внутри?
Куски грядущего крадут,
приносят мне: смотри!
Мое неведомое, ты
завесу подняло
над тем, что светит с высоты,
что счастьем обдало.
Так вот как это может быть,
так вот что значит Бог!
А утром надо все забыть,
как отлетевший вздох.
Что это было за кино,
что были за миры?
Лишь сердце знает, но оно
не скажет до поры.


* * *

Любили многие, но несильно,
бесцветно, вяло и водевильно,
без озарений и эскапад.
Не отзывалась в ответ ни клеткой
душа — тогда еще малолетка,
все было мимо и невпопад.
Хоть один был другого краше,
но душе был тот выбор страшен —
я не могла различить лица.
Все было блекло и многолико,
не доставало штриха и блика
для завершающего конца.
А вот теперь, когда карта бита,
оказалось, что не убита
песня песней, наш вечный блюз.
Я вбираю тебя, как губка,
и не напьюсь из этого кубка,
не налюбуюсь, не налюблюсь.
И не имеет совсем значенья —
что нет тебя, но какое свеченье
и как ангельски голоса,
ночь глаза завязала черным,
но сквозь дырочки звезд бессчетных
вижу светлые небеса.
Притворился твоими шагами
дождь, мелодию пряча в гамме,
под нее мы плывем вдвоем...
Стерты грани меж адом-раем,
пусть сначала мы умираем,
а потом все равно живем.


* * *

Асоциальна, антиколлективна,
от суетных забот отрешена,
я на земле присутствую фиктивно,
лишь в зеркалах небес отражена.
Воспоминанье ластится, как кошка,
скребет когтями, ищет своего.
С надеждой летом выглянешь в окошко —
а там январь и больше ничего.
На этом свете не к чему цепляться,
но есть тоннель к невидимому дну.
Уходит жизнь — не как вода сквозь пальцы,
уходит словно айсберг в глубину.
Свиданье душ без личного контакта,
существованья заресничный сон...
Так больше шарма, легкости и такта,
мир эфемерен, тонок, невесом.
О смерть, ответь, ну где же твое жало,
я одного хочу теперь в ответ:
чтоб ничего мне не принадлежало,
а только слово, музыка и свет.


* * *

Приснись хоть краем глаза, сделай милость.
Подай мне знак, как подают пальто.
Пусть то, что с нами в жизни не случилось
иль просто на минутку отлучилось,
во сне одарит с щедростью зато.
Как сладко спится, как на сеновале...
Там жизнь свою, как хочется, крою.
Попробуйте, покуда не прервали,
любить — как будто вас не предавали,
жить так, как будто вы уже в раю.
В обнимку с ним, с волною Леты, с небом,
куда всегда безудержно несло,
где так хотелось оказаться мне бы,
там, где никто еще на свете не был,
и лишь во сне однажды повезло.


* * *

Мне ведомы твои тропинки
и мысли тайные в тиши,
все закоулки, и ложбинки,
и ямочки твоей души.
Я вижу их, тебя не видя,
с тобой не прерывая нить,
и никакой слепой обиде
добытого не победить.
Любовь моя, цветок под снегом,
что ярче раны ножевой,
ты оживешь в пространстве неком,
ты там сумеешь быть живой.
Печаль очей, души пожива,
бесчисленное Ничего...
И для меня навеки живо —
что для тебя еще мертво.
Как ни пытался бы умерить
то, что клокочет на огне, —
я буду и гореть, и верить
всему несказанному мне.


* * *

Улыбнуться никому,
полюбить ничто...
Я гляжу в ночную тьму,
в неба решето.
Танец смерти, жизнь в дыре,
мертвый глаз планет.
В этой дьявольской игре
выигрыша нет.
Улететь бы на Памир,
спрятаться под клен...
этот ушлый мир
неодушевлен.
Сколько расшибаем лбов,
горе по пятам...
Все равно жива любовь,
но не здесь, а Там.