* * *

Пусто на погостах.
Волосы могил
ласково причёсывает ветер.
Мне не страшно, просто
я уже там был –
в заитильском заповедном свете.

Было как в Писанье:
в избах свет потух,
красная ладья в луга не вышла.
Ночью над лесами
прокричал петух,
крик его я в заитилье слышал.

Мне теперь неважно:
станет ли ковчег
в крайний путь надёжной домовиной
или по овражью,
через пламя рек
Время перекинет мост Калинов.


* * *

Я всё понял вмиг: он светился весь.
Облака по глазам его плыли.
Словно телом пока он остался здесь,
а душой уже там – в заитилье.

Что я мог сказать – молча жёг костёр
да кивал на заволжские кущи:
этот берег осокой в тебе прорастёт,
а на том, верно, встретят лучше.

Отправлял его лодку небритый Бог,
черпал воду, в усы смеялся:
мол, любить меня всуе горазд любой,
только он осознал, что я есть любовь...
По-над Волгой рассвет загорался.


* * *

Мы поили реку коньяком,
мы кормили реку пирогами,
чтобы, уезжая далеко,
память места оставалась с нами,

чтобы, как ни развела волна
по морям житейским друг от друга,
согревала и сливала нас
мыслями едиными Ветлуга:
не горюй, живи как ветлугай,
где бы ни вела тебя планида,
возвращайся вновь и вновь сюда
(долетел же с Африки фламинго) –

к золотой рассветной хохломе,
к летописям берегов шершавых,
к деревянной церкви на холме,
к духу преподобного Варнавы.


* * *

Широко молоком растеклась Идель
по овсяным лугам и левадам,
наводнила терпеньем сердца людей,
посулила покой и отраду.

Утонувшего в дрёме, меня река
вдохновенным простором манила.
Я услышал, как в ней говорят века,
как волнуется прадедов сила.

Я услышал, как память воды влечёт,
ведовство погруженьем проверив,
как в тебе мировая река течёт
половодьями тюркских поверий.

Вот мои рукава, вот твои рукава.
Если хочешь, мы в шутку поспорим:
чьи длиннее.
Зачем? В этом ты права:
реки равными встретятся в море.

Я и ты.
Идель, аки Ак-Идель, –
сопричастие рек в новом русле.
При стремлении к целому наш удел –
протекать от истока до устья.


* * *

Стоим внизу и смотрим в небеса,
где кружит вездесущий квадрокоптер.
В его зрачке две точки (ты… я сам),
пунктиром между ними тихий ропот.

Он может видеть всё. А я не смог
расправить к солнцу восковые крылья.
Где ты, мой двухтысячелетний Бог,
в каком из облаков незримых скрылся?

Я знаю, Ты не можешь просто так
"не быть" и "не иметь" такого свойства.
Отсюда до Тебя лишь пустота.
Я видел это в камеру устройства.

Устройство мира в сущности простой
прибор способен показать – теллурий,
но никакие вещи пустотой
не сделают живые поцелуи.

Я верю в это, кто бы ни сказал,
что Ты противоречишь физ. законам,
покуда смотрим мы глаза в глаза,
а не в слепые камеры смартфонов.