Вот научиться бы прощать
Без лишних слов и оговорок,
Накопленное завещать,
Не думая, легко и скоро
Для тех, кому оно важней,
А у тебя уже испито,
Кто след отыщет… не жалей,
Пусть будут двери приоткрыты.
Вот научиться бы любить
Себя, тебя и всех на свете,
В таком коротком слове «быть»
За целый мир побыть в ответе.
Трудней всего уметь молчать,
А больше слушать, больше слышать,
Особенно отца и мать,
Они уйдут, и станет тише,
Как за невидимый порог,
А там всё тянет что-то выше:
Виток Земли —
                                души виток...

Призадумалась ночь,
Побледнели в глазах её звёзды,
И окружности луж
Сделал линзами утренний лёд.
Для кого-то ещё слишком рано,
А может быть поздно?
Над молочной рекой
Так протяжно гудит теплоход.
Между тем, что прошло
И что будет, «сегодня» не втиснуть,
Растворился совсем
Тишиной остановленный бег.
Я боюсь угадать:
Может, это последняя пристань,
Где, оставленный кем-то,
Откроет мне двери ночлег.

первичный хаос —
язык первоосновы.
для ускоренья

мы виртуально
натягиваем сети
в домах без окон

перо души стучится
из первых книжек
неонового света
к бумажным звёздам

Беззвучен он — язык первоосновы.
Для ускоренья времени разбега,
В бумажный мир первичный Хаос снова
Торопится руками человека.
Из вен сухих натягиваем сети,
Мирков своих заклеивая стены,
Мы виртуально сделанные дети
В домах без окон полутёмной сцены.

Перо души стучится метрономом,
Из первых книжек тянется дорога,
Лист пожелтел, на крыше двое гномов,
Их мысли совпадают с мыслью Бога.

Двухмерности неонового света
Не уступают занятое место,
Для нас важны истлевшие советы,
Чужие, но разжёванные тексты.

Казалась левитация полётом,
К бумажным звёздам нас тянуло что-то...

Прошла неделя — солнца нет,
И бегство туч наискосок,
Дождя холодный пистолет
С утра мне целился в висок.
Пусть кровь стекает на восход,
Собой размазывая тень,
Огонь берёзовый, как Бог,
В печи сжигает старый день.
Потрескивает черновик,
Летит в открытую трубу,
За ним рассвет в окно проник,
Я дальше в путь его возьму.
Наверно, где-то там вдали
Уже наметился исход.
Иду по яблоку земли,
И ты иди — за мной вперёд.

Молодость — бубенчик под дугой —
Отпоёт, отлюбит, отзвенит,
Закружит сиреневой порой
Молодость — бубенчик под дугой.
Пронесётся тройкою лихой,
С табором уйдёт, забыв про стыд.
Молодость — бубенчик под дугой —
Отпоёт, отлюбит, отзвенит.

стрела дороги
планеты край
босые ноги
безмолвный рай
ковры ромашек
венчальный цвет
и черный ворон
границы нет
и покаянье
дает мне сил
я возвращаюсь
туда, где жил

Светает рано с колокольным звоном,
стрела дороги вверх, а вдоль обочин
ещё блестит трава. Лимонной стайкой
с земли взлетают бабочки. Так ровно
планеты край очерчен горизонтом,
и только небо, всё пространство — небо.
Босые ноги пудрит серой пылью
или пыльцой от крыльев, запах мяты,
душицы сладкой, ранних пчёл жужжанье,
безмолвный рай свободы и покоя.
В нескошенных лугах ковры ромашек,
венчальный цвет похож на стены Храма,
а желтые глаза на позолоту
блестящих куполов. Вокруг погоста
поваленный забор, шагну в прохладу,
где ржавчина оград и чёрный ворон.
Границы нет, лишь чувствую порядок
нам данный свыше. Отдохнув с дороги,
иду на свет, очерченная руна
дает мне сил, и, может быть, защиту,
и покаянье лечит тайным словом.
Я возвращаюсь в самое начало:
Туда, где жил...

Красят чайки бесконечность дали,
В нежность обращая синеву,
Вы со мной поспорите едва ли,
Словом не опишешь красоту.
Гладит тело шёлковое платье,
Серебрится море бирюзой,
Ветер треплет выцветшие пряди,
Мир такой спокойный и живой.
Скоро горизонт, как острой бритвой,
Будет резать солнце по куску,
Прозвучит вечерняя молитва
На уже остывшем берегу.

— Отчего мне так грустно, скажи?
— От того, что взрослеешь,
не идёшь, не бежишь, а взлетаешь.
— Мне бывает так страшно, ты знаешь?
Ощущая невидимый мир,
отчего он роднее
и сравним лишь с колосьями хлеба,
там все ждут свою весть, это небо?
— Да, слетит падший ангел потом
— и метнётся к порогу:
улыбнись и открой ему двери;
стали серыми снежные перья.
Две набатные чистые «ля»
да усилятся ночью
звездопадной серебряной дробью,
может, радостно, может, со скорбью.

качает лодку
не звёзды правят нами,
не притяженье

качает поезд
безгрешное в начале
касанье взглядов

Алиса хочет в небо
с обрыва прыгнуть
рукой махнуть, увидев
источник света

мы дети вод и в зыбком океане
качает лодку странствующий бриз,
а, может, и не звёзды правят нами,
не притяженье, тянущее вниз,
ни тернии на берегу обмана,
где код для пониманья слишком прост?
мы дети пустоты или тумана,
качает поезд невесомый мост,
и слово там безгрешное в начале,
касанье взглядов, мыслей или рук.
Алиса хочет в небо зазеркалья
солдатиком с обрыва прыгнуть в круг,
рукой махнуть, увидев отраженье
смотрителя с вершины маяка —
источник света, путь без искажений,
чтоб верить — он спасёт наверняка.
но отчего всё крепче плот в дорогу,
всё бережней свечу свою храним?

Где молятся чайки на облака лик,
     сидит в позе сфинкса у моря старик,
          в глубоких морщинах струится река
                         из тайны пустого зрачка.

В нём вход тот же выход — смыкается круг,
     в зеркальном тоннеле потерь и разлук
          уходит в начало бессмысленность дней —
                    пугающий шорох теней.

Под линзами стекол сжигается срок,
     он выполнил что-то, а больше не смог,
          но вновь суетиться и двигаться лень.
                    Рисунок ладони — мишень.

Здесь мысли, как стая бездомных собак,
     и рядится небо в беззвёздный колпак.
          Пытается слово устами лжеца
                    в ловушку поймать мудреца.

В дрожащие руки бездомных богов
     осыпались мифы песчинками снов,
          и только старик всё идёт по судьбе
                    c коротким названьем «Нигде».

Он верит молчанью и в круговорот,
     качающий люльку незыблемых вод,
          где сомкнуты губы чернеющих скал,
                    где лодка забвенья — причал...

через сито небес
то ли дождь, то ли снег
мир возник и исчез
то ли мрак, то ли свет
так уходят за край
навсегда корабли
то ли в ад, то ли в рай
на рисунках Дали
указующий перст
не понять до поры
то ли взлёт, то ли крест
на вершине горы
белых крыльев метель
как последний каприз
приоткрытая дверь
то ли вверх, то ли вниз
мир возник и исчез
только волнами дрожь
через сито небес
то ли снег, то ли дождь

едва заметно
стучится память сердца
в потоках детства

раздвинув тучи
исчезнувших столетий
взлети над Храмом

в четвёртом измерении
спешат сезоны
и ты придёшь обратно
туда, где лучше

без солнца цвета нет. едва заметно
стучится память в грудь кусочком сердца,
там, наполняясь ветром, змей воздушный
над городом парит в потоках детства.
погладь проросший мох, взлети над Храмом,
и в шёпоте исчезнувших столетий
постигнешь разногласья, трещин раны
песок уставший ловят в дырки сети.
объятья сна в четвёртом измерении
рисуют мыслью кривизну полёта.
не оставляя право на сомненья,
спешат сезоны. им внушает кто-то,
раздвинув каруселью в небе тучи,
что эта нескончаемость, возможно,
ведёт тебя вперёд, туда, где лучше.
а, может, предсказанье — это ложно?
и ты придёшь обратно в старый город,
где змей желаний был ещё бумажный.

Вижу мост через полночь, как млечного кружева пыль,
Небо тёмною кожей в заклёпках серебряной стали,
В блоге памяти вечности снов я забуду едва ли —
Ни на что не похож этот бархатно-роковый стиль.

Сжала лунное время до узкой дорожки вода,
И как спички сгорают сюжеты безумных историй,
Стало царство погасших огней отражением моря,
Две стихии слились в одну книгу пророчеств без дна.

Меркнет свет перехода, и рвётся священная нить,
Сердцу искрой любовь, может быть, во спасенье даётся.
Чтоб незрелые дети Земли и потухшего Солнца
Возвращали долги и учились, учились светить.

В заколоченном доме недугом
Ходят прошлого тени по кругу:

То, чего уже нет, но не в силах забыть,
Что боялись порой хоронить.

Что давалось нам даром бесценным,
Наши встречи, разлуки, измены,

И друзья, и родные, с кем были близки,
Те, кому не отдали долги.

А теперь совершенно безгрешна
Перекошенных ставень усмешка.

Неуютно им там. Слышишь ветер в трубе,
И скрипят половицы в избе.

Тихо шепчутся призраки с нами
Паутинкою над образами.

Через щели окон пробивается свет,
Только выхода прошлому нет.

Узнаёшь? — Это мы, только в коме —
В заколоченном памятью доме.

За горизонт в оконном переплёте
Качусь монеткой в общую копилку.
Край сумерек блистает перламутром.
В игре любовной мотылька и лампы
Полуоткрыты веки абажура.

А по стеклу царапают осколки:
Вот-вот ещё один бесцветно канет
В невидимую прорезь. Век вчерашний
Всегда даст шанс, но русская рулетка,
Опережая мысли и желанья,
Не остановит вылетевшей пули.
И будем мы чеканить каждый вечер
Культурный слой планеты для потомков.

День завтрашний доверьте проведенью...

Когда покину свет и этот дом,
Под утро еле слышно засыпая,
Я выдохну «китайским ветерком»,
Когда покину свет и этот дом.
Пройдусь по нашей улице дождём,
По нежности стекла слезой сползая,
Когда покину свет и этот дом,
Под утро еле слышно засыпая.

Когда-то станет нас здесь немного,
Всего лишь горстка на всей земле!
Натёртым блеском камней дорога
Бежит по выжженной целине.
Из туч небесных венок терновый,
Тупых колючек сухой укол.
Пойти обратно, начать всё снова?
Вот только вспомнить, откуда шёл.
До верха с пылью пустой колодец,
Как стрелка — кожа сухой змеи.
Простая мудрость: «тебе придётся
Расставить точки над буквой i».
Ослаб ты взором, огарок свечки,
Спиралью посох, но шаг упруг,
Взойдя на берег последней речки,
Возьми лишь сердце на новый круг.

Из глубины всевидящего ока
Спиралью амфор старика да Винчи,
Ступени лабиринта нас уводят
От эшафота. Кажется по кругу,
Сплетая нити между временами,
С причёсанных карнизов крыш взлетают
До бликов солнца бабочки сухие.

А облако прозрачной формой капли
Вдруг радугой над полем обернётся,
И льётся семицветье по каналам
Земли и неба вместе. Мы, тоскуя,
У двери дома сбрасываем крылья,
Как трудно полурыбам, полуптицам...

Гармония сравнима с лепестками.

меж тьмой и явью
как лунное затменье
в потоке сонном

многоголосье
распахнутого неба
старик печальный

скользит на крыльях ветра
что растворилось
туманный берег скроет
свечу погасит

меж тьмой и явью сумрака вуаль
глаз маяка, как лунное затменье
в потоке сонном пышность оперенья
многоголосье криков птичьих стай
нет разницы меж синевой морской
и зеркалом распахнутого неба
старик всё кормит белых чаек хлебом
их стайка поднимаясь над волной,
скользит на крыльях ветра. тает след
в красивых завитках ажурной пены,
что растворилось, то уже нетленно
туманный берег скроет силуэт,
а женщина, отбросив прядь невзгод,
по доскам пирса медленно ступая
бессменно охраняет стены рая
свечу погасит, а потом зажжёт...

Заворожена я, приворожена!
С кудрей облака падает снег,
Пыль дороги осела с порошею,
Но под ней ещё теплится след.

Этот след был уже напророченным,
Тонкий месяц насыпал подков,
Есть в России снега одиночества,
Где все ищут потерянный кров.

На равнине, как вехами меченой,
Кто-то раньше оставил пути,
Машет мне белоствольная женщина,
Помогая дорогу найти.

Конь России ещё нестреноженный,
Здесь стоят наших дедов дома,
Лик земли просветлел, замороженный,
Молоком разлилась тишина.

Я видела, я не забуду,
Поверить всё ещё боюсь,
Когда из полного сосуда
Водою вытекает пульс.
И зеркала, и дверь открыты,
Кругом народ, а я — одна,
Ушёл отец, как снял защиту,
Как тихо рухнула стена...
Кто отмечает день ухода?
Не знаю я, не знаешь ты,
И в это таинство Природы
Вторгаться вряд ли мы должны.
Оставьте тщетную затею —
Считать себя умней того,
Кто дал нам жизнь. Не сожалея,
Уйти, не зная ничего,
На краткий миг увидев детство,
В луга упавшую росу,
Взлететь из высохшего сердца
Последней каплей в синеву.

Голыми сошедшие с небес,
Возвратимся в платьях пилигримов,
Как орган молчаньем полон лес,
Дует ветер в согнутые спины.
Перед нами, кто ещё живой,
Забросает лапником дорогу.
Мы уйдём в согласии с собой,
ДРУГ ЗА ДРУГОМ,
                        НО СОВСЕМ НЕ В НОГУ...

всё уходит,
но всё возвращается снова,
гениальная формула
вечности мира:
светят звёзды дотла,
и воронкою чёрные дыры,
взрыв заката под вечер,
на утро — рожденье сверхновой...

Мы раскрасили наш мир,
               Как рекламные щиты,
                        Разноцветные огни
                               Отражаются в воде.
Стало трудно различить —
               Где реальность, где мечты,
                        За короткий взмах крыла
                               Отразить себя в себе.
В шуме тающего дня
               Не хватает тишины,
                        И уже не разглядеть
                               За блестящей мишурой:
На разбитой колее —
               Осторожные следы,
                        На равнине белых вьюг —
                               Путь, проложенный тобой...