Есть такой пошлый штамп: "В свои N лет он может дать фору..." В случае с Михаилом Елизаровым натурально – может.

Может не встраиваться в литпроцесс и его институции, не заседать в жюри и избегать всевозможных тусовок. Может подтянуться на турнике больше раз, чем десяток критиков, вместе взятых. Может своими старыми текстами уделать добрую половину молодых писателей на их поле – серьёзности и "новой искренности". Может позволить себе как писателю молчать едва ли не десять лет и почти не давать интервью, а если и давать – то о четырёхмерной гладкой гипотезе Пуанкаре. И при этом оставаться одним из главных современных русских авторов.
Его творческий путь – путь наибольшего сопротивления, наперекор и вопреки. Яркий дебют, "новый Гоголь (или Сорокин) явился" – и дружные проклятия критиков за роман Pasternak. И вот Елизаров – одна из главных звёзд того самого старого, контркультурного издательства Ad Marginem – где тогда печатались Сорокин и Мамлеев, где выходили первые книги Прилепина, Гиголашвили, Аствацатурова... Триумф с "Библиотекарем". А спустя несколько лет – долгое молчание. Новейшая русская литература вообще дала нам две стратегии молчания – абсолютное растворение в пустоте (Виктор Пелевин) и долгая злая борьба за абсолютную независимость (Михаил Елизаров).
В конце 2019 года Михаил Елизаров наконец вернулся с толстым романом "Земля", посвящённым смерти во всех её проявлениях – от исторического и бытового до филологического и эзотерического. Эта книга, по мнению многих экспертов, на голову превосходила другие тексты, вышедшие в 2019–2020-х годах, однако "Большую книгу" не получила – и даже не вошла в призовую тройку. Пожалуй, это было самое спорное решение за всю историю премии. Впрочем, другую премию – "Национальный бестселлер" – "Земля" всё-таки взяла.
Этот роман до сих пор на слуху, его многие читали или хотя бы о нём слышали. Потому коротко напомним о трёх других книгах Михаила Елизарова.

Pasternak
Это был маргинальный роман.
К моменту выхода Pasternak\´а (2003 год) Михаил Елизаров был автором яркого сборника "Ногти" – с одноимённой повестью и ворохом рассказов. Писатель, как оказалось, накопил много необычного и меткого, но очень разнородного – от литературоведческих штудий и пародийных эссе до страшных мультиков-зарисовок. Имелся и каркас романа, Елизаров вообще мастер парадоксальных зачинов и апокрифической реальности. Почти как Грин (такое вот сравнение).
И всё же – насколько нужно быть дерзким и уверенным в себе писателем, чтобы первой крупной вещью выпустить Pasternak\´a!
Итак, сюжет: православный священник и воин-язычник объединяют силы для битвы с сатанинским воинством лжедуховности – всевозможными сектантами, адвентистами, кришнаитами и рериховцами. Возглавляет чудовищную рать демон-птеродактиль Pasternak с головой в форме конского черепа.
Таков скелет романа. И кровь, кишки, боевые топоры и взрывы самодельных бомб – мышцы его.
Но чтобы Франкенштейн ожил, нужна была или гальванизация сюжетными поворотами, или пересадка живого сердца в виде проработки персонажей. И то и другое вышло наполовину, и Pasternak\´а шатало из стороны в сторону. Но он устоял – и напугал многих критиков и читателей.
Вставные новеллы – о детстве героев, финальная – трогательны, глава о становлении священника почти исповедальна. При этом из общей чёрно-трешевой канвы повествования они будто бы слишком выбиваются. Филологические размышления о творчестве Пастернака не бесспорны, но смелы. И опять же, тоже смотрятся наособицу. В итоге получился скорее ещё один сборник новелл, сшитый кроваво-красными нитками сюжета.
Может, это сознательный приём. А возможно, на лоскутности книги сказалась живая, а не теоретическая злость автора. Много вызова, пощёчин общественному вкусу – всё, что хотел сказать писатель тогдашнему литпроцессу, он сказал. И его услышали. Книгу обругали в критике самыми последними словами.

"Библиотекарь"
Второй роман Елизарова в критике скорее хвалили, а в 2008 году он взял премию "Русский Букер".
"Библиотекарь" – наиболее концентрированная елизаровская вещь, где все его фирменные ингредиенты строго отмерены – передоза гарантированно не случится. Реалистический русский бытовой мрак, брутальный комиксовый экшен, филологические пасхалки, околофилософия и метафизика – в других книгах автора есть крен в сторону чего-либо одного из этого, а в "Библиотекаре" получилось гармонично.
Основные сюжетные развилки "Библиотекаря" раскрываются уже на первых двадцати страницах романа. Итак, жил-был совписатель по фамилии Громов, автор скучных производственных и прочих правоверных романов. Со временем его перестали печатать, большинство книг пошло на макулатуру. Громов умер. Но оказалось, что его романы при соблюдении двух особых условий прочтения наделяют читателя той или иной сверхсилой – Яростью, Терпением, Радостью и другими. Посвящённые ведут охоту за уцелевшими экземплярами книг, объединяясь в тайные сообщества – библиотеки. Между отрядами хранителей периодически происходят эпические битвы, на которых запрещено применять огнестрельное оружие, – в ход идут косы, молоты и ножи. Метафора овеществляется: священные тексты становятся по-настоящему священными, книги могут даровать эйфорию и крушить черепа.
В "Библиотекаре" есть два очевидных слоя. Личная, в чём-то автобиографическая линия главного героя. Ощущение бесприютности, связанное с распадом Союза. Россия и Украина – разные страны. Куда податься растерянному интеллектуалу? В эзотерическое учение, боевое братство, коллектив, секту. В библиотеку. В Слово.
Второй слой – размышления о роли художника, творца. Не зря простые посвящённые в тайну книг называются читателями. Будущий библиотекарь страшится уготованной ему роли. Его пугают "будни" библиотеки – жуткие и фантасмагорические. Но он нужен своим читателям, к тому же судьба сама ведёт его к главной книге – оттого ему не избегнуть предначертанного.

"Бураттини. Фашизм прошёл"
Прикладная герменевтика – дело по-настоящему увлекательное и весёлое. Философ Дугин в своё время отыскивал тёмные хтонические бездны в песнях Алёны Апиной и Татьяны Булановой. Сейчас мрачные подтексты в попсовых песнях с удовольствием нащупывает музыкант Бранимир.
Книга Елизарова, вышедшая в 2011 году, собственно, о том же. Буратино как трикстер и фашист в противовес Карабасу – Карлу Марксу. Сексуальная зацикленность Волка из "Ну, погоди!" на женоподобном травести Зайце. Разгром профессора Преображенского из "Собачьего сердца". И всё в таком духе.

И ещё несколько размышлений о творчестве Михаила Елизарова – на этот раз общего порядка.
Елизаров всегда предлагает читателю очень остроумную и неожиданную оболочку, но раскрывает карты сразу: никаких резких фабульных разворотов в повествовании, как правило, не случается. Даже в финале. Происходит, скорее, догруз – боковыми сюжетами, литературными играми, тяжёлыми запоминающимися сценами.
Для прозы Елизарова характерны своеобразные качели – если глядеть поверхностно, сразу и не поймёшь, шутит автор или серьёзен. Всё по классике – и весело, и страшно. Но он именно серьёзен, поверьте. Обаяние Елизарова как автора во многом и кроется в его серьёзности. Он не пересмешник. О, как ошибаются те, кто видит в его книгах стёб или холодную деконструкцию! В отличие от отстранённого Сорокина и тотально ироничного Пелевина Елизаров предельно серьёзен. То, что многими воспринимается как игра в "хтонь", для автора – живые, во многом программные высказывания. Он в принципе враждебен пост-, мета- и прочей иронии. См. статью Блока "Об иронии", а также "Апокалипсис нашего времени" Розанова – их линию о бесплодном и удушающем влиянии вечного осмеивания во многом и продолжает Елизаров.
А ещё почти все его книги – о ужас – книги тёплые. Как и в случае с некоторыми другими деятелями культуры (такое даже с идеями случается), небольшая, но преданная елизаровская фан-база делает упор на наиболее специфические приметы его текстов – на филологический и физиологический разброс и треш, на чёрных аритмических амплитудах сюжетов, на философии. Так, молодой социалист разговор хоть о культуре, хоть о баклажанах сведёт к частной собственности на средства производства. Так, поклонники того же Пелевина, не чувствуя, что их гуру стебётся в первую очередь над ними самими, ценят любимого автора как философа с софизмами и парадоксами, а не как художника. Но Елизаров – далеко не только про Борхеса и Эко, смешанных с Сорокиным с Мамлеевым. Он фигура вполне самостоятельная. К тому же Елизаров сам филолог, он напускает на читателя аллюзии, а то и интертекстуальность, и велико искушение копать именно там. Не надо так, братья и сёстры.
А ещё хочется надеяться, что следующей книги Михаила Елизарова нам не придётся ждать ещё лет десять. Слишком сейчас не хватает его прозы. И чем бы она ни была – "Землёй-2", ещё одним сборником рассказов, или герменевтических эссе, или чем-то совсем новым, – она всё равно станет большим литературным событием.

Поздравляем Михаила Елизарова с 50-летием! Здоровья, счастья и новых книг!