* * *

Пусть хмурая в окне архитектура,
Глаза не открываются без рези,
Пусть ночь стоит, которая под утро
Длинней, чем товарняк на переезде,

А ты возьми и сделай утро добрым!
Трюк непростой, но ты попробуй всё же
И не сочти призыв мой агитпропом,
Ведь это можно сделать даже лёжа.

Ты утро запусти, почти не целясь,
Роскошной авиамоделью в небо.
То будет лишь твоя теодицея,
Тобой самим содеянная треба.


Музейная эвакуация из пригородов Ленинграда

Грузите скорей, что сумели
Собрать, под рыданье ворон!
Уже расстреляли Растрелли,
И взорван уже Камерон.

Застрявшим колоннам сигнальте,
Скрывая под ветошью кладь.
Уже павильоны Ринальди
Под горку ведут убивать.

Кваренги разбит бесподобный,
И пал под бомбёжкой Земцов.
Они достают бронебойными
До двух предыдущих веков.

Разрывы, как жуткие корни,
вдоль улиц встают там и тут.
Развалины флигелей чёрных,
Как зубы больные, гниют.

Трёхтонка последняя мчится,
Чихая, по насыпи вдаль.
И женщины всё пересчитывают
Спасённый фарфор и хрусталь.


На ахматовской даче в Комарово

В этой комнате колдунья
До меня жила одна,
Тень её ещё видна…
Анна Ахматова

Тени в комнату неоднородно втекли
И сгущаются, как пралине.
И качаются сосны, как водоросли,
Расплескавшись в зелёном окне.

Здесь полвека читали стихи до меня,
В это самое глядя окно.
То вождей прославляя, то их же браня,
Разливая по рюмкам вино.

Бродский, Кушнер, Соснора, Рождественский, Рейн
И советской поэзии цвет,
Что желал и стране, и властям перемен,
Но сошёл вместе с ними на нет.

Здесь значенья союзного пенсионер –
Не простая колдунья жила,
В несгибаемости подавая пример
Молодёжи, и, кстати, могла

В этой комнате чувствовать гордой спиной,
Как пытаюсь я им сквозь года
Рассказать, что же будет с великой страной
И не будет чего никогда.

Шишки глухо по крыше стучат в тишине,
Печка трескает вкусно дрова.
На писательских дачах для прошлых теней
Я всю ночь подбираю слова.


* * *

За больничным окном только небо и кроны дерев.
Только кроны и небо, да большего, в общем, не надо.
Облака нарисуют драконов, лошадок и дев,
А листва сочной губкой сотрёт это зыбкое стадо.

За окном только небо, как море, что тычется в мол,
О зелёные кроны гася свои синие волны.
За окном только кроны настойчиво шепчутся, мол,
Окружающий мир мы собою по полной заполним.

И заполнили, вытеснив все остальные цвета,
Лишь зелёный и синий да облака белая пенка.
Но и это с избытком тому, кому в прорезь бинта
Виден край батареи, окно да бетонная стенка.


* * *

Снега так много, что лапы у елей по швам,
Много настолько, что вровень с садовой скамейкой.
Он придаёт на дворе позабытым вещам
Лоск и объём, каждый столбик стоит в тюбетейке.

Каждый росток в нарукавник торжественно вдет,
Каждый невзрачный малюсенький куст криворукий.
Снежная взвесь, затмевая собой белый свет,
Перестилает пространство четвёртые сутки.

Так заметает, что медленно на провода
Сосны усталые локти кладут вдоль забора.
Знает ли кто, как стихи из снежинок и льда,
Стыд потеряв, вырастают здесь, словно из сора?

Это не манна небесная, просто пурга.
Не различить в этой вкусной рассыпчатой каше,
Как окунается в снежные ванны ирга
И не справляются клёны с небесной поклажей.

Нет ни души, как однажды заметил поэт:
Будто на свете одни сторожа и собаки…
Впрочем, в округе ни тех ни других тоже нет,
Вечно не к месту фантомные эти цитатки.

Вот и калитку совсем завалило уже.
Надо отрыть, чтоб открыть, а тебе и не надо.
В доме печурка гудит, как в глухом блиндаже.
Есть на неделю крупа да консервы, и ладно!

Если случится, что за ночь колодец замёрз,
Это не горе, в кастрюльке растопишь снежок, но
Главное, только чернил чтоб хватило и слёз,
Всё остальное купить или выменять можно.