ЮРИЙ ТАТАРЕНКО
Родился в 1973 году в Новосибирске. Член Союза писателей России. Лауреат всероссийских и международных литературных конкурсов и фестивалей в Москве, Одессе, Симферополе, Ярославле, Калининграде, Кирове, Томске, Туле, Мурманске, Уфе, Санкт-Петербурге, Полоцке, Льеже. Победитель поэтических турниров в Красноярске, Томске, Новосибирске, Коктебеле, Севастополе. Автор 9 книг стихов. Публиковался в литературных журналах и альманахах России, Украины, США, Германии: "Арион", "Нева", "Новая Юность", "Юность", "Литературная учёба", "Кольцо А", "Сибирские огни", "День и ночь", "Бельские просторы", "Паровоз", "Наш современник", "Традиция и авангард", "Плавучий мост" и др.
Гражданин зимы
Прогулка
Липкий снег, обезумев,
Бросался в меня тишиной.
Зря стараешься, друг, –
Ничего у тебя не возьму я.
Бунтарям за решёткой
Немногое разрешено.
Между складок шарфа
Что-то белое перезимует.
Две сосны, много веток –
Им кажется, это семья.
Уезжать или нет,
Электричка не спросит совета.
И мерещится всюду
Зелёная куртка твоя.
И за тучей луна,
Как всегда, непонятного цвета.
Песенка о последнем стиляге
Секреты не ладят с тайнами.
Гагарину пишут: "Юра, …"
А в старости мало стадности.
А в юности много юга.
Загаданное не сбудется.
Взрослеют стихи на стуле.
Мишенями не любуются.
В мишень посылают пули.
Звенят на ветру копеечки.
Наживка нема как рыба.
К забвению – по ступенечке.
К величию – шаг с обрыва.
Убийце не каламбурится.
Пословица устарела.
Мишенями не любуются.
В мишень посылают стрелы.
И что-то не очень важное
С утра назовёшь закатом.
Как голубь склюет бумажное,
Останется вновь за кадром.
Кто выйти решил на улицу,
Тот держится независимо.
Мишенями не любуются.
К Мишель посылают письма.
Первый снег
Гражданином зимы
В понедельник незрячий
Ощутишь, если лоб
Припечатать к стеклу.
Накануне считал себя
Списанной клячей
В ожидании
Шороха мыши в углу.
Документ на руках,
Но не вписано имя.
Фотографию вклеить –
Нет смысла и лень.
Паспортистке
На память останется иней.
Над кроватью
Пасётся красавец-олень.
Как же хочется лета
И рук обнажённых,
Перекрывших, допустим,
Созвездье Стрельца,
И минуты,
Когда недозрелый крыжовник
На ладони моей
Тяжелее свинца…
Конец декабря
Была и надежда –
Пять-шесть абрикосов назад.
И счастье чужое
Трещит за окном, как сорока.
И в зеркале видно:
Проходят кураж и азарт.
Петарды и люди
Расстались без слова упрёка.
Задачи и цели
Нужны для дверного глазка.
Балкон – для окурков
И баночки из-под оливок.
Из лунного жёлудя
Вырастут боль и тоска.
Тем более, я
Поллитровку купил для полива.
Чита
Тело управляет телом,
А стакан – стаканом.
И доволен жизнью в целом.
В семи днях за МКАДом.
Серый волк и поросята.
Тройка по черчению.
Гаджеты семидесятых –
Горка да качели.
Плачет девка в мятой блузке.
"Нерчинск" – не команда.
По последней. Без закуски.
У военкомата.
Прощание с городом
Все три слова – про шарфик: истерзан, измучен, измотан.
И понятно перчаткам, что к подвигам он не готов.
И случился январь. И сбежали снежинки из морга.
И кому-то в пальто не достанется белых цветов.
И развяжется память. И узел сорвется с катушек.
И двум чёрным коням для победы не хватит ладьи.
Зачерпну нелюбви из колодца, поросшего стужей.
И неполным ведром остановится сердце в груди.
Человек купейный
Освободиться — правда, от иллюзий —
Я вышел в тамбур. В ночь. Без сигарет.
Метель и поезд — это олл инклюзив.
Что ни добавишь — будет винегрет.
И пробуешь молчать о чём угодно —
О квадрокоптерах, ПЗРК...
И кто-то из соседнего вагона
Бесцеремонно тянет за рукав.
И отдаёт печенье земляникой.
И ни о чём газетный разворот.
И поезд притворяется заикой.
Попутчики — доверчивый народ.
Стакан и штопор — лишнего не требуй.
Не спит в портфеле крымское вино.
Холодный, холостой — но хомо трезвус.
Для мавзолея — самое оно.
13 января
Встать из-за стола.
Выбежать из дома.
Что-то нестерпимо
Мокрое в лицо.
За стеной зимы –
Звездная истома.
За спиной зимы –
Белое с гнильцой.
Юбка на полу.
Рядышком футболка.
Галстук при носках.
Стул при пиджаке.
Просто шли часы.
Осыпалась елка.
Просто жизнь текла.
По чужой щеке.
Липкий снег, обезумев,
Бросался в меня тишиной.
Зря стараешься, друг, –
Ничего у тебя не возьму я.
Бунтарям за решёткой
Немногое разрешено.
Между складок шарфа
Что-то белое перезимует.
Две сосны, много веток –
Им кажется, это семья.
Уезжать или нет,
Электричка не спросит совета.
И мерещится всюду
Зелёная куртка твоя.
И за тучей луна,
Как всегда, непонятного цвета.
Песенка о последнем стиляге
Секреты не ладят с тайнами.
Гагарину пишут: "Юра, …"
А в старости мало стадности.
А в юности много юга.
Загаданное не сбудется.
Взрослеют стихи на стуле.
Мишенями не любуются.
В мишень посылают пули.
Звенят на ветру копеечки.
Наживка нема как рыба.
К забвению – по ступенечке.
К величию – шаг с обрыва.
Убийце не каламбурится.
Пословица устарела.
Мишенями не любуются.
В мишень посылают стрелы.
И что-то не очень важное
С утра назовёшь закатом.
Как голубь склюет бумажное,
Останется вновь за кадром.
Кто выйти решил на улицу,
Тот держится независимо.
Мишенями не любуются.
К Мишель посылают письма.
Первый снег
Гражданином зимы
В понедельник незрячий
Ощутишь, если лоб
Припечатать к стеклу.
Накануне считал себя
Списанной клячей
В ожидании
Шороха мыши в углу.
Документ на руках,
Но не вписано имя.
Фотографию вклеить –
Нет смысла и лень.
Паспортистке
На память останется иней.
Над кроватью
Пасётся красавец-олень.
Как же хочется лета
И рук обнажённых,
Перекрывших, допустим,
Созвездье Стрельца,
И минуты,
Когда недозрелый крыжовник
На ладони моей
Тяжелее свинца…
Конец декабря
Была и надежда –
Пять-шесть абрикосов назад.
И счастье чужое
Трещит за окном, как сорока.
И в зеркале видно:
Проходят кураж и азарт.
Петарды и люди
Расстались без слова упрёка.
Задачи и цели
Нужны для дверного глазка.
Балкон – для окурков
И баночки из-под оливок.
Из лунного жёлудя
Вырастут боль и тоска.
Тем более, я
Поллитровку купил для полива.
Чита
Тело управляет телом,
А стакан – стаканом.
И доволен жизнью в целом.
В семи днях за МКАДом.
Серый волк и поросята.
Тройка по черчению.
Гаджеты семидесятых –
Горка да качели.
Плачет девка в мятой блузке.
"Нерчинск" – не команда.
По последней. Без закуски.
У военкомата.
Прощание с городом
Все три слова – про шарфик: истерзан, измучен, измотан.
И понятно перчаткам, что к подвигам он не готов.
И случился январь. И сбежали снежинки из морга.
И кому-то в пальто не достанется белых цветов.
И развяжется память. И узел сорвется с катушек.
И двум чёрным коням для победы не хватит ладьи.
Зачерпну нелюбви из колодца, поросшего стужей.
И неполным ведром остановится сердце в груди.
Человек купейный
Освободиться — правда, от иллюзий —
Я вышел в тамбур. В ночь. Без сигарет.
Метель и поезд — это олл инклюзив.
Что ни добавишь — будет винегрет.
И пробуешь молчать о чём угодно —
О квадрокоптерах, ПЗРК...
И кто-то из соседнего вагона
Бесцеремонно тянет за рукав.
И отдаёт печенье земляникой.
И ни о чём газетный разворот.
И поезд притворяется заикой.
Попутчики — доверчивый народ.
Стакан и штопор — лишнего не требуй.
Не спит в портфеле крымское вино.
Холодный, холостой — но хомо трезвус.
Для мавзолея — самое оно.
13 января
Встать из-за стола.
Выбежать из дома.
Что-то нестерпимо
Мокрое в лицо.
За стеной зимы –
Звездная истома.
За спиной зимы –
Белое с гнильцой.
Юбка на полу.
Рядышком футболка.
Галстук при носках.
Стул при пиджаке.
Просто шли часы.
Осыпалась елка.
Просто жизнь текла.
По чужой щеке.