Вся земная биография поэта была связана с Харьковщиной – с перерывами на войну и тюрьму. Часто цитируют его строки: "У меня такой уклон:/я на юге – россиянин,/а под северным сияньем/сразу делаюсь хохлом…" Но впору вспомнить и слова жёсткие, пророческие, давние, сказанные словно к сегодняшнему дню, с медицинской точностью:

Нынче на Украине некие умы пытаются присвоить Чичибабина, вставляя его имя в свои списки и обоймы. Они любят присваивать чужое значительное; что говорить, если и Чайковского, и Репина уже записали в шароварные анналы как "Чайку" и "Репу"! Но с 2014-го харьковский чичибабинский фестиваль не проводится. В Крыму же – наряду со Шмелёвскими, Бунинскими и другими чтениями уже несколько лет проходят чтения Чичибабинские.
Обычно в два зимних чичибабинских дня – кончины (1994) и рождения (1923) – 15 декабря и 9 января – у мемориального горельефа на улице Чичибабина в Харькове возлагали венки друзья поэта, поклонники. Затем цветы приносили и на могилу поэта. И звучали его стихи, строки, ему посвящённые.
Близость к рождественскому дню даты собственного появления на свет подвигла Чичибабина на такие строки (1980):

Стихотворение эпиграфическое к судьбе поэта и отчётливо самоопределяет феномен, носящий имя Борис Чичибабин.
Межиров назвал его гениальным графоманом. Не буду спорить с Александром Петровичем, чьи стихи весьма чту. С одной стороны, не вижу в этом спорном суждении ничего уничижительного. С другой – в конце концов, история сама определит место каждому. В знаменитом стихотворении "Сними с меня усталость, матерь Смерть" (1967) Чичибабин воскликнул: "Одним стихам – вовек не потускнеть. Да сколько их останется, однако!" Действительно, никто не знает судеб, в том числе участи поэтических строк. Однако во все современные антологии русской поэзии стихи Бориса Чичибабина включены.
Можно твёрдо сказать, что именно присутствие в Харькове в течение нескольких десятилетий поэта Чичибабина создало условия для появления плеяды заметных современных стихотворцев. Впрочем, влияние на русскую литературу Чичибабин оказал и далеко за пределами Харькова. Не только, разумеется, потому, что широкую (уже не андеграундную) известность он приобрёл в годы перестройки и стал лауреатом Государственной премии СССР (1990). Кстати, беспрецедентный факт: лауреатства поэт был удостоен за изданную за свой счёт книгу стихотворений "Колокол".
Борис Чичибабин родился в Кременчуге, в 1940 г. поступил на исторический факультет ХГУ, с начала войны служил на Закавказском фронте. В 1945 г. поступил на филологический факультет, но уже в июне 1946  г. был арестован и осуждён на пять лет лагерей "за антисоветскую агитацию". Как считал он сам, срок был по тем временам "смехотворным". Два года провёл в тюрьмах – Лубянка, Бутырка, Лефортово. Остальное отбывал в Вятлаге Кировской области.
Затем вернулся в Харьков, где и книги у него потом выходили, но прежде он вынужден был поступить на единственно доступные для бывшего политзэка бухгалтерские курсы и затем работать то в домоуправлении, то в автопарке.
Его маленькая чердачная комната в самом центре Харькова, на углу Рымарской и Бурсацкого спуска, постепенно стала неофициальным литературным центром. К нему сюда приходили знакомиться бывшие харьковцы, навещавшие город: Борис Слуцкий, способствовавший первой публикации в журнале "Знамя" в 1958 г., Григорий Поженян, Григорий Левин, позже приезжал Евгений Евтушенко. Когда в  1963 г. начали выходить первые книжки, Чичибабин оставил бухгалтерскую работу и около двух лет руководил литературной студией, которая затем была закрыта (поводом послужил вечер, посвящённый Б. Пастернаку). Он снова устроился на конторскую работу в трамвайно-троллейбусное управление, где проработал почти четверть века. В 1966 г. его приняли в Союз писателей СССР, а в 1973 г. исключили за "написання антирадянських вiршiв". Восстановили в СП в  1989 г. – как водится, при участии тех же лиц, что и исключали.
Выполнявший некрасовское назидание, Чичибабин был поэтом-гражданином. Он остался в наших сердцах тем "страстно поднятым перстом" (Достоевский), с истовством, подобным Аввакумову, утвердившим и скрижальные зэковские строки "Красные помидоры кушайте без меня…" (1946), и пробуждавшие нашу совесть "Давайте делать что-то!..".
Когда неразумная масса улюлюкала на обломках почившей советской империи, не понимая, что любые скачкообразные изменения ведут только к ещё большему бесправию и притеснению человека, Чичибабин написал в "Плаче по утраченной родине" (1992): "Я с родины не уезжал – за что ж её лишён?" Вот две последние строфы этого грандиозного эпитафического стихотворения:

Сила этого текста вызвала слёзы у знаменитого европейского филолога, весьма, кстати, ироничного человека Жоржа Нива, услышавшего, как Борис Алексеевич читал его в доме-музее Волошина в Коктебеле. А, казалось бы, что французу российская Гекуба? Месье Нива потом перевёл два с половиной десятка чичибабинских стихотворений на французский, дважды в этой связи приезжал к нам в Харьков во второй половине 1990-х.
Думается, новейшее время – непрерывнотекущих общественных потрясений, эпоха всё большего обнищания большинства и безоглядно-ненасытного жирования горстки, дорвавшейся до кормушки и кормила, "золотой век" эгоизма, алчности и спеси – убеждает нас в том, что не прейдёт на Руси боль о простом, "маленьком человеке", поскольку именно она-то и есть сострадательна, а нам завещано быть на стороне несчастных.
Гражданственность у нас следует читать как любовь к "бедным людям", униженным и оскорблённым, коим у нас, как водится, несть числа. "Я не люблю людей…" – сказал Бродский, и его очень даже можно понять. А вот Чичибабин людей любил.
Процитируем стихотворение, написанное в октябре 1993 г. Без натяжки можно сказать, что Чичибабина угасила именно эта эпоха – послесоветского безвременья, удушающих, мутных и мерзких 1990-х. Насмотревшись ужасающих телевизионных кадров, наобщавшись с друзьями, в прошлом – советскими сидельцами-диссидентами, бросившимися строить моноэтническую Украину (сегодня читай – нацистскую, как поэт и предрекал в 1992-м), Чичибабин кричал в телефонную трубку: "От этого я и подыхаю!" Умер он в середине декабря 1994-го, морозной зимой, словно закольцевав свой зимний холодный приход в сей мир.

Две последние строки первой строфы актуализовали проблему русского поэта, живущего на Украине. Он и есть колокол "в бесколокольной мгле".
Чичибабин был одним из посланцев, рассказавшим нам о красоте нашей земли, которая без его возвышенного слова была бы молчащей, недовоспетой, недопрояснённой.
Поэт оставил нам немало поэтических шедевров, в том числе и таких как "Ночью черниговской с гор араратских…", "Судакские элегии", "Между печалью и ничем…", "И вижу зло, и слышу плач…" и других. А кто так много, вдохновенно и космично писал о снеге? Вот финал лучшего, на мой взгляд (наряду с "Элегией февральского снега"), из "снежных" стихотворений "зимнего человека" Чичибабина, "Сияние снегов":

По-прежнему неизменно волнуясь до слёз, когда слушаю и читаю его лучшие стихи, я в сердце как сокровище храню память о том, какие слова Борис Алексеевич написал мне в рекомендации и сказал устно на заседании правления Харьковской организации Союза писателей в 1993 г., за год до кончины. Помню и о том, что мои руки были последними среди опускавших его гроб в могилу. Этот прощальный взаимный привет всегда ношу в себе.
Чичибабин и уйдя продолжает сердечно, духовно, нравственно, эстетически окормлять очень многих. Свет Рождественской звезды, с которой поэт пришёл к нам "на землю зла и горя", длится.