«ЛЕСТНИЦА В НЕБО» АЛЕКСАНДРЫ КРЮЧКОВОЙ
Есть книги, которые опасно открывать. Их нельзя просто и бездумно листать, одновременно глазея по сторонам, по их строкам невозможно легко скользить взглядом, отдавая часть внимания телепередаче. От них невозможно отвлечься, даже закрыв последнюю страницу. Голос души продолжает звучать. И эти звуки невозможно, немыслимо выбросить из головы и сердца, освобождая место для мелких бытовых забот. Книги Александры Крючковой, победительницы Школы Букеровских Лауреатов по курсу поэзии у Евгения Рейна (дело было в Милане, в марте 2012 года, там-то мы и познакомились), — как раз из таких.
С первой же страницы читателя, как в омут, затягивает иная реальность, созданная автором, которая говорит о себе:
С первой же страницы читателя, как в омут, затягивает иная реальность, созданная автором, которая говорит о себе:
«Праздным людям чужда…»
(«Поезд жизни»)
«Я — небо, я — витражных храм — всех вер! —
Нет мер таких, чтоб ты меня измерил…
И не одна Вселенная во мне — вмещается! —
вращается! — сливаясь воедино!
И все, что зримо и не зримо, — есть тоже я…
Вне рамок времени! Вне всяческих границ!»
(«Во мне… 1 метр и 58 см»)
(«Поезд жизни»)
«Я — небо, я — витражных храм — всех вер! —
Нет мер таких, чтоб ты меня измерил…
И не одна Вселенная во мне — вмещается! —
вращается! — сливаясь воедино!
И все, что зримо и не зримо, — есть тоже я…
Вне рамок времени! Вне всяческих границ!»
(«Во мне… 1 метр и 58 см»)
Читатель вдруг оказывается в мире, прямо здесь и сейчас сотворяемом из света Любви и Надежды живой и трепещущей души автора. Это — Вселенная! — особенная, похожая и в то же время не похожая на иные, «не от мира сего». И ты невольно замираешь, словно именно к тебе обращены слова автора:
«Явилась птицей — в облике земном,
Твоя реальность — Царствие обмана…
<…>
Закладкой в память — перышко — лови,
Впиши в сознанье записью нетленной:
Душа спасется пламенем Любви –
Венцом Творенья Солнечной Вселенной…»
(«Птица»)
Твоя реальность — Царствие обмана…
<…>
Закладкой в память — перышко — лови,
Впиши в сознанье записью нетленной:
Душа спасется пламенем Любви –
Венцом Творенья Солнечной Вселенной…»
(«Птица»)
И я — уже здесь, рядом, и сердце, поддавшись ритму (сродни пульсации галактик), бьется в такт, и хочется вместе с поэтом и по «битому стеклу гулять», и «на огромном костре гореть». Но сама Александра сурова к слову, она прямо, с лаконичностью и убежденностью девиза, утверждает, что
«Правда — в звенящем молчанье,
Лживость скрывалась за словом…»
(«Премудрость монахов»)
Лживость скрывалась за словом…»
(«Премудрость монахов»)
— но этому не стоит верить! То есть да: слово, конечно, бывает лживым, но не слово поэта! Поэт обнажает душу, а душа, не спрятанная, открытая миру, не умеет лгать. Ни себе, ни читателю:
«Бреду босой по капелькам росы,
Замрет весь мир, ныряя следом в память,
Замедлят бег наручные часы,
Отступит боль, надежды вспыхнет пламя.
Куда спешить? — оглянешься — старик!
Земная жизнь — вселенское мгновенье,
Позволь узреть за тучами твой лик, —
Любви Творца неведомо забвенье.
Сто лет сто зим не виделись с тобой,
Растет в душе смертельная усталость,
Иду след в след за собственной судьбой,
За кадром — кадр, — в копилочку на старость.
Ищу во сне незримую черту,
Хочу связать в единое — все звенья,
Держу за хвост крылатую мечту –
Найти Тот Свет отдушиной прозренья.
Опять ни с чем вернуться мне домой, —
Премудрый Бог в тумане скрыл ответы,
Но тайный страх, что тщетен поиск мой,
Пронзает вновь волшебные рассветы…»
(«Остановленные часы»)
Замрет весь мир, ныряя следом в память,
Замедлят бег наручные часы,
Отступит боль, надежды вспыхнет пламя.
Куда спешить? — оглянешься — старик!
Земная жизнь — вселенское мгновенье,
Позволь узреть за тучами твой лик, —
Любви Творца неведомо забвенье.
Сто лет сто зим не виделись с тобой,
Растет в душе смертельная усталость,
Иду след в след за собственной судьбой,
За кадром — кадр, — в копилочку на старость.
Ищу во сне незримую черту,
Хочу связать в единое — все звенья,
Держу за хвост крылатую мечту –
Найти Тот Свет отдушиной прозренья.
Опять ни с чем вернуться мне домой, —
Премудрый Бог в тумане скрыл ответы,
Но тайный страх, что тщетен поиск мой,
Пронзает вновь волшебные рассветы…»
(«Остановленные часы»)
Может, потому и пронзительны строки, написанные маме еще в детстве, и не «от первого лица», а от себя. Настоящего. «Всамделишного», как сказал бы ребенок. Устами которого, как известно, глаголет истина:
«Каждый угол — паучьи ловушки,
Каждый атом рисует картинки:
Даже в полночь не дремлют игрушки,
Даже в дождик гуляют ботинки…»
(«Замок»)
«Тучки спускались на склоны,
Небу немножко всплакнулось,
Слезы упали на волны,
Море — соленым — проснулось.»
(«Девочка и Море»)
«Лучик солнца несложно поймать,
Солнце в детство — едва ли вернуть…»
(«Праздник, которого нет»)
Каждый атом рисует картинки:
Даже в полночь не дремлют игрушки,
Даже в дождик гуляют ботинки…»
(«Замок»)
«Тучки спускались на склоны,
Небу немножко всплакнулось,
Слезы упали на волны,
Море — соленым — проснулось.»
(«Девочка и Море»)
«Лучик солнца несложно поймать,
Солнце в детство — едва ли вернуть…»
(«Праздник, которого нет»)
— признается поэтесса. Ей ли не знать! Той, кому «открываются таинственные смыслы», той, которая точно знает, что летать — возможно. И хотя автор познал разочарования и, как любой человек на свете, порой готова кричать от боли,
«Ангелы рвутся на волю –
Панцирь телесный им тесен…»
(«Премудрость монахов»)
Панцирь телесный им тесен…»
(«Премудрость монахов»)
но горькая констатация того, что «время не лечит», а «играет против» –
«бренной жизни колеса — источник разлук,
в каждом круге — потери, находок — по пальцам,
ветер рвется навстречу, синица — из рук,
только ангел в дороге — попутчик скитальцам…
время — против… играет на годы — поврозь,
скоро лопнет терпенье, достигнув предела…
<…>
между робкой надеждой и болью креста –
пляски смерти у края раскосых откосов…»
(«Колесо Жизни»)
в каждом круге — потери, находок — по пальцам,
ветер рвется навстречу, синица — из рук,
только ангел в дороге — попутчик скитальцам…
время — против… играет на годы — поврозь,
скоро лопнет терпенье, достигнув предела…
<…>
между робкой надеждой и болью креста –
пляски смерти у края раскосых откосов…»
(«Колесо Жизни»)
соседствует с надеждой на небесную помощь Ангела, и автор благословляет каждое мгновенье жизни хотя бы
«За то, что каждый в жизни миг
Не повторяет предыдущий.»
(«Я каждый миг благословлю»)
Не повторяет предыдущий.»
(«Я каждый миг благословлю»)
Эта книга воспевает любовь. Какой бы она ни была. Пусть горькой, пусть несправедливой, пусть… зато настоящей и глубокой, ранящей душу, пробивающей ее насквозь, потому что
«Возможно, что счастье — двухсложно:
Мы дышим, поскольку мы любим,
И живы, поскольку мы дышим…»
(«А что такое Счастье?»)
Мы дышим, поскольку мы любим,
И живы, поскольку мы дышим…»
(«А что такое Счастье?»)
Эта книга, говоря словами автора, самая настоящая «Лестница в Небо», чтобы подниматься по такой, потребно мужество.
«Стыл жертвенник — Пастырь Воскрес,
Вот — перышко… хочешь? — дарю!..
Мы — очередь… в Царство Небес,
Под дождиком — плачут в Раю…»
(«Слезы в Раю»)
Вот — перышко… хочешь? — дарю!..
Мы — очередь… в Царство Небес,
Под дождиком — плачут в Раю…»
(«Слезы в Раю»)
Это понятно и читателю, и автору. Оба они — пленники судьбы, но
«Глупый жаждет чудес,
хитрый просит везенья,
Мудрый видит Творца
даже в самом простом…»
(«Поезд жизни»)
хитрый просит везенья,
Мудрый видит Творца
даже в самом простом…»
(«Поезд жизни»)
Да, пути судьбой уже размечены, и замысел Творца нелегко постичь, но человеческая душа способна объять Вселенную. Человек — не гость в ней, а тоже творец… Через сердце проходит и путь в будущее. Главное — вовремя расслышать шорохи крыльев:
«Крылья шуршали — не спали хранители,
Стрелы ловились губами, в движении
В тонком пространстве печальной обители,
Ждущей победы в последнем сражении.
В тайных Скрижалях задачи отмечены,
Цепи замкнутся на цели и ценности,
В поле нейтральном границы очерчены –
Держим обеты бессонной бессменности.
Битва все ближе — не наспех сварганена:
Кто-то — за ножны, а кто-то — за ножницы,
Будет внезапно смертельно изранена
Матрица судеб планеты-заложницы.
Стрелки скривятся — с волненьем не справятся,
Лбами столкнутся Две Силы, Две Конницы,
Звезды погаснут, и реки отравятся,
Вспыхнут и взвоют сирены и звонницы.
Ставки, синьоры?! — На души пропащие!
Судьи бесстрастны… А нынче в обители
Стрелы ловились, на Землю летящие,
Крылья шуршали — не спали хранители…»
(«Воины Вечности»)
Стрелы ловились губами, в движении
В тонком пространстве печальной обители,
Ждущей победы в последнем сражении.
В тайных Скрижалях задачи отмечены,
Цепи замкнутся на цели и ценности,
В поле нейтральном границы очерчены –
Держим обеты бессонной бессменности.
Битва все ближе — не наспех сварганена:
Кто-то — за ножны, а кто-то — за ножницы,
Будет внезапно смертельно изранена
Матрица судеб планеты-заложницы.
Стрелки скривятся — с волненьем не справятся,
Лбами столкнутся Две Силы, Две Конницы,
Звезды погаснут, и реки отравятся,
Вспыхнут и взвоют сирены и звонницы.
Ставки, синьоры?! — На души пропащие!
Судьи бесстрастны… А нынче в обители
Стрелы ловились, на Землю летящие,
Крылья шуршали — не спали хранители…»
(«Воины Вечности»)
Возможно, самое главное для человека есть осознание себя самого и своего Пути. И это — именно то, ради чего в мир приходят такие книги, как «Ангел на Улице» Александры Крючковой.
Лидия РЫБАКОВА,
поэт, журналист, член Союза писателей России,
семинарист и дипломант
Школы Букеровских Лауреатов
поэт, журналист, член Союза писателей России,
семинарист и дипломант
Школы Букеровских Лауреатов