Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ВЛАДИМИР АЛЕЙНИКОВ


Владимир Алейников — поэт, прозаик, переводчик, художник. Родился в 1946 году. Один из основателей и лидеров знаменитого содружества СМОГ. В советское время публиковался только в зарубежных изданиях. Переводил поэзию народов СССР. Стихи и проза на Родине стали печататься в период Перестройки. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Континент», «Огонек», «НЛО» и других, в различных антологиях и сборниках. Автор многих книг стихов и прозы. Лауреат премии имени Андрея Белого. Живет в Москве и Коктебеле.



ЗВОНКАЯ СТРУНА
 
СРЕДЬ ЯНВАРСКОЙ КИЕВСКОЙ ТЬМЫ

Сохрани мне зрение, небо!
Не томи зрачок слепотой! —
Ах, встречаться б нам не в огне бы —
В повседневности непростой.

Сохрани нас, Господи, грустных,
Средь январской киевской тьмы,
Чтоб в движениях безыскусных
Не могли раствориться мы.

Говори нам, Господи: «Братья!
Вам впервой ли здесь зимовать?» —
Пред небесною всею ратью
Не пристало озоровать.

Как воробышек незамерзший,
Скачет сердце — за веткой ствол, —
Не умерший и не умолкший,
Ты куда, словно день, забрел?

В города, застывшие мнимо
Пред Рождественской красотой! —
Что любимо нами в даримом,
Обозначенном простотой?

Ты, о Господи, разберешься —
Нам же, сгустками по глазам,
Как ни рвешься и как ни бьешься,
Поначалу узнаешь сам,

Каково оно, расстоянье,
И каков он, сумерек снег, —
Вот и выбор, вроде бы ранью
Просветляется человек.

И опухшие густо веки,
И гульба воробьев по ветвям
Не скрываются в человеке,
А острастку дают кровям.

Не златою сенью парчовой,
Не отчаяньем на ветру
Я воспринял что-то толково —
И, почуяв, здесь не умру.

Не страной крыла воробьиного,
Не звездами над головой
Реет веянье для невинного,
Облетевшей лежит листвой.

Вот он, клок над крышею серою,
Там, за проблеском, как в очах, —
Не напрасно с такою верою
Пробуждаемся мы в ночах.

Что бессонница? — тень бездомицы,
Неуюта кривая прядь,
Чтоб кормилицу от питомицы
Научились мы отличать.

Что беспамятство? — след безвестности,
Закрывание тех же вежд, —
Заплутается в неизвестности
Трижды принятый без надежд.

Я опять-таки — и скажи теперь —
Что же кружится? — что же кажется?
Не открыта ли для набега дверь
И веревка в узел не свяжется?

Вот звезда стоит, вот звезда,
Проявляются города, —
И чудовищный негатив,
Как ни странно, и сыр, и жив.



ГРОЗА ВБЛИЗИ

Покуда нет еще причин,
И надвигается нелепость
Рыбацких взмыленных путин
На Петропавловскую крепость,
Хоть видит око, зуб неймет
И нет покоя Атлантидам,
Кому, скажи, на ум придет
Внушить мигрень кариатидам?

Покуда срок, неукротим,
Вбирает вишен каротин,
Глотает выси витамины,
И львы лежат, неутомимы,
На страже доблести морской,
Зачем повеяло тоской?
Кому, скажи, душа моя,
Чужие грезятся края,
И растворяется в молве
Купанье темное в Неве,
И пересохших губ обман
Отринет нови атаман?

Кому там в голову взбрело
Всыпать по первое число,
Шифровкой пользуясь извечной,
Жаре совсем бесчеловечной?
Кому взорваться довелось?
Кому в азарте удалось
Пробраться в наши Палестины? —
Бумагой тихо шелестим мы,
Свои каракули щадя,
Внимая трепету дождя.

Для полноты его сначала
Одежда к телу прилипала,
Стоял собор Петра и Павла,
И кто-то кофе недопил,
Глупили, лязгая, трамваи,
Сигнал к восстанию срывая,
И, заговорщиков скрывая,
Июль волнение топил.

При полнокровии змеистом
Шаляй-валяй дарили листьям,
Цыплят для осени считали,
Шептали милые слова —
И просчитались, задыхаясь,
В объятьях дури чертыхаясь,
И убежали, спотыкаясь,
И не догнать их, — черта с два!

Не привередничая с нами,
Грядущий дождь играл челнами,
Шутил звонками, именами,
Колоду лени тасовал,
Бодрился в ревности бесплодной,
Читая все поочередно,
И на концерты, что немодно,
Нам приглашенья раздавал.

Неуязвимые порядки
Теперь он сгреб единой хваткой —
Лихая мгла его несла
От коромысла до весла —
И в подчинении невинном
Томиться нечего лавинам, —
От тучи к туче по цепочке
Крадутся молний коготочки —
Грозе, пришедшей с посошочком,
По нраву города гранит, —
Разливы нильские милее,
Но царскосельские аллеи
Снесутся с влагою смелее,
Покуда Ладога темнит.

Гроза извилины вбирала,
Но никого не выбирала,
Мечи меняя на орала,
Ораву радости даря, —
Не так ли мы в пылу полночном,
Необъяснимом и бессрочном,
Вверяясь правилам неточным,
Бредем, судьбу благодаря?

Готовя давеча котомку,
Уже оплавленная кромка
Хотела в странствия податься
И в небосводе разобраться,
И горизонтом называлась,
И без резону раззевалась —
Волынил попросту закат,
Пока разлеживался полдень,
Покуда ртутный перепад
На шею ночи вешал орден,
И чушь несли на огород
Для бальных тапочек острот,
И всплеск хотел, неугасим,
Сравниться с ластами гусынь
Да кур нечетким отпечатком, —
Вином почета непочатым
Чухонский привкус, перегрет,
Готовил вкусов винегрет,
Отождествляя понемногу
Нагую горестей подмогу
С недомоганьем новостей,
Оставив происки гостей, —
Любви несжатая полоска
Слепила пальцы, как известка,
Уже ни в чем не сомневалась,
Пологой влагой наливалась, —
Вовсю чинили ералаш,
Долготерпение упало,
И пятипалый прилипала
Разрушил Душенькин шалаш, —
Излишки слов перебродили,
Ему виски посеребрили
И, чтобы сдуру не отвык,
Вручили вычурный язык
Для пониманья побратима, —
Отсюда краткая картина,
Покуда сплыл и был таков, —
И отпущение грехов.

Уже отсюда в двух шагах
Колосс на глиняных ногах,
Уже забросил в Нагасаки
Глазное яблоко Исаакий,
Накал каналов расплескал
Неповторимый зубоскал,
Улыбку ладную скрепляя,
Как паруса при Николае,
И славен гул его лагун,
И сладок думе, кто не лгун.

Он из намерений благих
Придет, весомее других,
Коль не забудем мы тогдашних
Умений выбраться из зряшных
Так называемых пригод,
Как говорят на Украине, —
Не приберечь ли окарине
Лады для лагоды и льгот?
Да наплевать! Не тот ли ход
Нам сообщал, чему поверим,
Чтоб не водились вы со зверем?
Уж не подземный переход
Придет, весомее несметных
Передвижений несусветных,
Рассвета полчищ безымянных,
Напевов точных и желанных, —
И на земле, что вдаль легла,
Делам людским не помогая
И берега оберегая,
Зажжется, может быть, другая
Адмиралтейская игла.



НА СОН ГРЯДУЩИЙ

Едет едет Митридат
умудрен и бородат
полон ненависти к Риму
и сердит неукротимо

а вокруг его солдаты
скифы тавры и сарматы
и высокая стрела
в небе птицею цела

и суда играя смело
с невозможностью предела
бороздящие моря
поднимают якоря

и звенящая струна
словно действие вина
под горячими перстами
правит дерзкими сердцами

ах струна и тетива!
где сложила синева
утомившиеся крылья
стала памятью и пылью?

где широкого меча
ревность к плоскости луча?
резких выкриков горячесть
уж не статуи ль незрячесть?

не слыхать ли на Боспоре
где разгуливает горе?
не подспорьем ли ему
служат выходы во тьму? —

я-то видывал немало!
но виденье миновало —
и походы не с руки
и невзгоды нелегки

я-то хаживал в пыли
видел в море корабли
на холмах и берегами
век измеривал шагами

где упала синева
уцелела голова
а струною с тетивою
станут любящие двое

в небесах касатки целы
но теперь другие стрелы
при себе несет Амур
шаловлив и белокур

спи любимая! коль скоро
с морем обнятые горы
даровали нам крыла
ты Тавриду поняла

будет зимнее открыто —
в тетиве твоя защита

выйдет полная луна —
с нами звонкая струна

новолуние наступит —
в небе птица приголубит

от горячего луча
хороши твои плеча

донесут ли нам цикады
Митридатовы тирады?
небылицы прилетят
поклониться захотят

помолись за тех кто в море
кто растаял на Боспоре
кто изведал ведовство
и победы торжество

спите славные солдаты
скифы тавры и сарматы —
ехал ехал Митридат
прямо в пение баллад

под окном трава степная
пахнет дрему нагоняя
веет шорохом в саду
смотрит город на звезду

ходит в гости к нам сверчок
дверь закрыта на крючок
дремлют в золоте ресницы —
это осенью приснится.



ГДЕ ВСЯ ОДЕССА

Сюда, где вся Одесса на виду
Иль на людях — пока еще не знаю —
Негаданнее, стало быть, приду —
А ныне говорю, припоминая,

Чтоб выплеснулись всласть, как никогда,
Листвою воспаленною увиты,
Трамваев беспокойная езда
И обнятые полуднями плиты.

И прелести немеркнущий намек
Оттуда, где Левант изнемогает,
Разнежился и словно занемог,
Но исподволь томит и помогает.

И воздух, укрупняющий черты,
В завидной невесомости сохранен,
И некогда расспрашивать цветы —
Их перечень заведомо пространен.

Так мягко надвигаются дожди,
Что поступью красавицы осенней
Биение, возникшее в груди,
Мелодии верней и совершенней.

Столь много зародилось не вчера
Попыток отрешенья и порыва,
Что моря безмятежная игра
Очерчена изгибами залива.

Хождения по мукам не видать —
Найди его, приметы разглашая, —
Ведь будущему проще помогать,
Хождение по крышам разрешая.

И что тебе раздумия судьба,
Когда не донимают из туманов
Акаций средьсентябрьская резьба
И целая колония платанов.

И что за безнаказанный каприз
Помог неописуемо нарушить
Лепнины сплин, осыпавшийся вниз,
И помыслы досужие на суше?

Теперь я вопрошаю у тебя,
Раскаянья раба и упованья, —
Куда ты подевала, разлюбя,
Авзонии одно воспоминанье?

Не слышала ль, кого я навестил,
Где подняли наполненные чаши —
И кто меня и принял, и простил?
Ужо тебе, кормилица-мамаша!

Постигну ли когда-нибудь с утра
Торжественнее благовеста ветры
И это воплощение добра
Под флагами Гермеса и Деметры?

Так трогательно вышептаны ртом
Ограды, как привет из океанов,
Фронтон, балкон — и скошенный притом,
И странная традиция Фонтанов!

Но что же безвозвратное внесу
Из молодости, горькой и чудесной,
Сюда, где вся Одесса на весу,
Как чайка одинокая над песней?



ФЕОДОСИЯ

Богом дарованный город!
Где ты открылась? кому? —
Там, где захлестывал холод,
Еле вглядишься во тьму.

Там из узоров оконных
Еле видны вдалеке
Пастбища запахов сонных
Или следы на песке.

Там различаю невольно
И постигаю вполне,
Как широко и привольно
Ты прикоснулась к волне.

Что старина? — словно локоть —
Ну-ка опять дотянись, —
Только минувшее трогать
Мы наклоняемся вниз.

Там, в этой шахте догадок
И наслоеньях пластов,
Голос минувшего сладок
И отозваться готов.

Это смятенное эхо —
Словно разбуженный сад,
Где, что ни шаг, то утеха,
Слога дремотного лад.

Если же голову вскинуть —
Может гордиться душа,
Что заповедные вина
Пили и мы из Ковша.

Льется ли звездный напиток
Прямо в сухие уста —
Соль застывает попыток,
Затвердевает, чиста.

Что ж! — запрокидывай лица
С болью чела от венца —
Мне ль пред тобой повиниться?
Ты — половина кольца.

Где же частица другая?
Созданы мы для зари —
Только, небес достигая,
В сердце чужих не бери.

Кто же кольцо воедино
Соединит навсегда?
Это — уже поединок,
Это еще не беда.

Так принесите же, Музы,
Хоть песнопенья мои
К берегу прежних иллюзий,
К мысу святого Ильи.



ДОМ

Где солнца явленье, как выварка соли,
В кипящей от счастья садов гущине
Иглою коварства кольнуть не позволю
Крамолу пространства, — ведь силы при мне.

Пусть яма воздушная, вроде ловушки,
Разбросанных в небе летающих ждет —
Еще на реке распевают лягушки
И ближе к полудню паденье не в счет.

И думы, в отличье от мыслей невнятных,
Забытых, как листья, в скупой синеве,
Яремными венами лоз виноградных
Протянутся к дому — к его голове.

Ему не впервой, отодвинувши шторку,
К затылку прикладывать влажность теней —
И гостеприимство войдет в поговорку —
Ведь он, как хозяин, скучает по ней.

Он взваливал на плечи наши разлуки,
Забыв, что смешон, и признав, что нелеп, —
Он так по-отцовски протягивал руки
И даже сегодняшней выпечки хлеб.

Он выразил окнами волей-неволей
Все то, что слыхал в фортепьянных азах, —
И как-то сдружился с неслыханной долей,
И выплакал очи, и вырос в глазах.

И если сейчас, отстранясь от разбоя,
Себя он по-прежнему в жертву принес,
Стеной защитив и всецело с тобою,
Ты с ним воедино? — ну что за вопрос!