В тот день
ты прислал мне письмо.
Я прочла
и
вымыла в доме все окна.
Снаружи
если что-то (и) изменилось —
(то) только для неравнодушных.
Стекла и стекла, разве что
поблескивают.
Внутри же
стало
так много места.
Какой оказался дом у меня —
просторный.
Я и не знала.

Бывает сила (чем ее измерить?):
Цветок растет из каменной плиты,
Он — реплика в полемике со смертью.
Как не любить живучие цветы.

Я здесь недавно. Я теперь из тех, кто
Осваивает новые миры.
На верхнем этаже — библиотека.
Всегда закрыта. Надпись: «Перерыв».

Порою огорчительные вещи
Случаются, но я тебе скажу:
Кто не был тут, придумывает вечно
Об этом месте форменную жуть.

Мол, чинят обитателям препоны;
Мол, запах, не иначе как смолы;
В подвалах день и ночь бесперебойно
Вместительные булькают котлы.

Да что с того. Тут главное — не выдать,
Что сам все понял; что расти — тщета.
И остается врать с учтивым видом,
Тогда как просто хочется читать.

Здесь у меня больничный распорядок:
Еда, прогулка, сон, опять еда.
Искусственный пылится аспарагус.
Но ты… не приезжай ко мне сюда.

В деревне, в самом центре прямо,
трещит пожар.
Такое горе, где не брякнешь
«ужасно жаль».

Вот дом — сто лет назад построен.
Нет слез, нет слов.
Прощать ли делающих злое?
А ты — не злой?

А ты — поодаль врыт как будто.
Дубовый столб.
Теперь, конечно, будь что будет.
Да ну и что.

Гори и хата, раз уж утлый
сгорел сарай.
Но если ты еще не умер —
не умирай.

Отговори себя переселяться в глушь.
Ну море-океан, открыточные виды...
Ты не был никогда ни пафосен, ни глуп —
Так сделай, не ленись, закономерный вывод:

Ты им как есть чужой. Чужих нигде не ждут.
Окажешься в глуши страдальцем распоследним.
Что делать станешь там? Днем — добывать еду,
А вечером — читать, покуда не ослепнешь.

И бросишь сочинять: ведь всякий новый текст
Не отличим ничем от текстов предыдущих.
Ты, едущий «дышать», есть форменный гротеск —
Страдают же и там от приступов удушья…

Здесь — дом, куда вложил достаточно труда,
Чтоб жить да поживать, не докучать соседу.
Отговори себя, зачем тебе туда.
Зачем, такая глушь, не уезжай.
Уеду.

Что может быть значительнее глади
Большой реки. Сюда себя веди.
Вот женщина гуляет в сером платье
По краю зеленеющей воды.

Побудешь малость этой кромки возле —
Возможно, сформулируешь и сам:
Основа жизни есть метаморфозы.
Овидий все подробно описал.

Языческими мифами овеян
Отлогий берег медленной реки.
Но ты уйдешь, не подловив мгновенья,
Когда одно становится другим,

А я останусь в выдуманном царстве,
Где точен и изыскан каждый шаг, —
Красивая, как пепельная цапля,
Что бродит в изумрудных камышах.

Теперь совсем не так, как было днем:
деревья — строже, выше.
Темнеет лес, темнеет каждый в нем,
кто вовремя не вышел.

И длится тишины особый звук —
тугой, все туже, туже.
И дикий зверь ложится на траву
и засыпает тут же.

Хорошо, если мы — под приглядом, под чьим-то надежным присмотром.
В этом случае всяк здесь учтен и значителен всяк;
В этом случае нас, горемычных, ни ложью не взять,
Ни силой, ни даже измором.

Временами, конечно, казалось: чего ни отдашь ради шанса
Очутиться в неправильном прошлом и все изменить.
Только нам бы — и тем, кто виновен, и кто без вины —
Еще бы чуть-чуть продержаться.

И когда отрицать очевидное стало уже нестерпимо
(Потому что формально — все так, а по сути — не так),
Вот тогда-то она и могла наступить, темнота,
Но все-таки — не наступила.

Никак с поэтической речью я
Не справлюсь. Но слышу ее:
Как черт в рукомойнике, плещется,
Себя изловить не дает.

Мне разные средства проверить бы —
Не только «терпенье и труд».
Однажды случится феерия —
Поэзию я обхитрю.

Приказано или попрошено —
Резвее любого коня
Она отвезет меня к Боженьке,
И тот не прогонит меня.

Попрошено или приказано —
Но прозы окончится жуть.
А как я поймала брыкастую —
О том никому не скажу.