Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Беседу вела ЮЛИЯ МОГУЛЕВЦЕВА


Михаил Сергеевич Белоусов – историк, доцент Санкт-Петербургского государственного университета. Родился в 1986 году. В 2003–2008 годах учился на историческом факультете, специализировался по кафедре истории Нового времени, занимаясь революционным движением в Испании в первой трети XIX века. Окончил аспирантуру, в 2012 году защитив диссертацию, посвящённую политической биографии Сергея Трубецкого. С 2011 года преподаёт в СПбГУ. Ведёт курсы "Интеллектуальная история России", "История масонства" и "История движения декабристов".
Заместитель главного редактора научного журнала "Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. История". Руководитель международного исследовательского коллектива в рамках гранта Российского научного фонда (проект № 21-78-10052 "От Кадисской конституции к Петербургскому восстанию: трансфер дискурсов, идей, эмоций в эпоху бидермайера").


Борьба двух начал



К 220-летию со дня рождения Александра Одоевского


В творчестве этого писателя присутствуют и элементы античной эстетики, и глубокая, искренняя вера в благоденствие, считает историк, доцент Санкт-Петербургского государственного университета Михаил Белоусов. Беседуем с ним о чертах поколения, к которому принадлежал Александр Одоевский, об образе Наполеона в литературных произведениях 20-х годов XIX века, а также о заблуждениях, связанных с декабристами.

– Какие мифы о декабристах существуют сегодня, чего мы о них ещё не знаем?

– Когда я был моложе, мне нравилось слово "миф", сейчас я стал аккуратнее его использовать. Я бы говорил в большей мере о духе времени, в котором живёт историк, и о тенденциях этого времени. Наша массовая культура сформировалась на базе советского школьного учебника по истории. Глава о декабристах в нём была написана на основе классического произведения крупнейшего советского историка Милицы Васильевны Нечкиной – двухтомника "Движение декабристов". Там есть несколько моментов, с которыми большинство современных исследователей не соглашаются. Первый – вопрос о том, что все декабристские тайные общества Нечкина пыталась представить как твёрдо спаянные революционные организации, в которых все члены жёстко подчиняются революционной дисциплине, где меньшинство выполняет решения большинства. Совсем недавно появился фильм "Союз спасения", и здесь уже совершенно другая репрезентация декабристов. Создатели этого фильма вольно или невольно попытались представить декабристов как участников современного протестного движения, провести параллели между двумя этими явлениями. И даже в "Союзе спасения", переполненном историческими ошибками, отсутствует твёрдость, однозначность внутри декабристских движений.
Второй момент – раз декабристы были цельной группой, утверждала Нечкина, значит, по каждому вопросу у них было единое мировоззрение. Исследуя взгляды декабристов на разные события и явления, мы видим, что в категорию "декабрист" попали люди порой с полярными мнениями. Даже на Сенатской площади оказались приверженцы диаметрально противоположных точек зрения. Показателен эпизод из жизни князя Щепина-Ростовского. Его арестовывают, начинают допрашивать про конституцию, нужна ли она? А он отвечает: "Нет. Я считаю, конституция для России вредна". Анекдот это или князь на полном серьёзе так говорил – другой вопрос. Но мы должны отказаться от утверждения, что есть специфические взгляды декабристов на военное искусство, на польский вопрос, на театр и т.п. У каждого из них были особенные взгляды, каждый был по-своему уникален.
Третий момент – раз мы не видим цельного мировоззрения, то, естественно, встаёт вопрос о причинах возникновения движения декабристов. Я бы в контексте современной историографии говорил о том, что в целом появилось поколение людей, которые впоследствии поучаствовали в восстаниях, были арестованы, преданы верховному уголовному суду, сосланы в Сибирь и так далее. Если мы посмотрим на годы рождения этих людей, то можем увидеть, что все они родились в диапазоне от конца 1780-х до начала 1800-х. Обратите внимание, что их главные оппоненты – Николай I и его ближайшее окружение – также родились в эти годы.
Таким образом, 14 декабря 1825 года произошло столкновение двух лагерей, представляющих одно и то же поколение. Когда эти люди были маленькими, они испытывали ужас в связи с известиями о событиях французской революции, которые для них всех казались безусловным злом. Став чуть постарше, они оказались современниками наполеоновских войн. Многие из декабристов приняли участие в войне 1812 года и заграничном походе русской армии, и для них это, безусловно, стало травмирующим опытом, оказавшим влияние на всю их последующую жизнь.
Это сейчас Наполеон для нас полулегендарный, но, в общем, вполне симпатичный малый. Для человека же начала XIX века – это исчадие ада, гораздо хуже, чем Гитлер или любой другой международный преступник для нас. Так случилось, что поколение молодых людей позапрошлого столетия спасло мир от самого страшного злодея человеческой истории. Когда вы это делаете в 50 лет, то дальше жить довольно просто. Но когда вы делаете это в юном возрасте, то сталкиваетесь с очень острой проблемой: как жить дальше, если самое важное уже произошло?
Каким был круг чтения у этого поколения? Русская литература ещё не пережила свой золотой век, он только-только наступал, а классикой, которую читали все, были работы французских просветителей. Нельзя сказать, что отдавали предпочтение тем или иным трудам, – с жадностью читали всё. Конечно, огромный интерес вызывали английские чувствительные романы, например Самюэля Ричардсона, упомянутого в "Евгении Онегине".
Во время войны 1812 года романтизм ещё не возник, но к 14 декабря 1825 года он уже существовал. Есть уникальный источник – дневник Александра Чичерина. Об авторе этого дневника Ю.М. Лотман написал, что если бы его не сразила пуля наполеоновского солдата, то он наверняка оказался бы на Сенатской площади. Чичерин был близок и с Трубецким, и с Якушкиным, и даже говорил про Трубецкого, что, мол, сегодня Серж ходил в баню, а я его эскортировал, будто прекрасную даму. У Александра Чичерина чётко прослеживаются элементы sensibility, видна стилистика, характерная для произведений эпохи Просвещения. Но у него вообще нет никакой усталости от жизни – главного признака романтизма. Всего, о чём потом вы прочитаете в "Евгении Онегине" и в "Герое нашего времени", в молодости представителей того поколения ещё не было. Чайльд-Гарольд появляется и адаптируется в России к началу 1820-х.
Мы в рамках нашего исследовательского проекта работаем над проблемами иностранного влияния и стараемся чётко прочертить эти линии. Многие историки привыкли традиционно считать, что революционеры повлияли на революционеров, а консерваторы на консерваторов. На самом деле всё наоборот. Каждый подросток начинает курить только по одной причине – потому что мама ему запретила это делать. То есть из чувства протеста. С декабристами эта бытовая метафора работает идеально. В 20-е годы распространяется так называемая мифологема о заговоре тайных обществ. Клеменс Меттерних, Александр и всё его ближайшее окружение уверены, что в Париже есть секретный комитет, который координирует деятельность тайных обществ по всей Европе, а цель этих обществ – подорвать общеевропейскую стабильность. Соответственно, именно этот Парижский комитет, по всеобщему мнению, подготовил убийство герцога Берийского во Франции, именно тайные общества организовали испанскую и итальянскую революции и имели непосредственное отношение к восстанию Ипсиланти в Греции. И они, эти общества, будто бы хотят повергнуть человечество в ужасы революционной анархии. Вы, наверное, никогда не задумывались, что славная столица одной из Олимпиад, город Турин, являлась в риторике Александра I не чем иным, как "синагогой сатаны".
Страх перед тайными обществами окутывал власть. Кстати, на события 14 декабря была именно такая реакция. Только-только отгремело восстание – Карл Васильевич Нессельроде вызвал к себе испанского посла. Первой интерпретацией стало предположение, что в Петербурге произошёл бунт польских офицеров на деньги – вы не поверите кого! – графа Бобринского. Это внук Екатерины, потомок её незаконнорождённого сына, 19-летний молодой корнет, который был просто представителем состоятельной семьи. То есть в первые дни происходящее воспринималось так. Потом, конечно, быстро разобрались, что к чему.
И это подтверждает феномен распространения мифологемы: когда весь истеблишмент заражён мифологемой о заговоре, это приводит к тому, что, если вы хотите сделать карьеру в России в 20-е годы, вы должны говорить на языке этого конструкта. Пример – рассуждения Павла Пестеля о том, что греческая революция есть результат деятельности некоего Парижского комитета. Ясно, что это абсурдно. Однако сама парадигма объясняет то, чего больше всего власть боится, и является лучшей подсказкой, как эту власть сломать. Поэтому пример с мамой и запретом на курение работает. Да, русские охранители настолько запугали общество начала XIX века, что молодёжь искренне поверила, что ничего другого не остаётся.

– Каким было мировосприятие Одоевского?

– Наш протагонист относится к самой младшей прослойке, он 1802 года рождения. Если мы попробуем реконструировать его мировосприятие, то, я думаю, лет в 10 он очень хотел отправиться воевать и, наверное, в 10–12-летнем возрасте мечтал оказаться на фронте и искренне завидовал тем, кто там находится. В "Войне и мире" в семье Ростовых разворачивалась точно такая же ситуация.
Добавлю несколько слов об истории восприятия мужского тела. Все убеждены, что красивыми считались подтянутые, но лиричные молодые люди. Это не так. Красив тот мужчина, который был ранен на войне, боевые ранения украшают. С таким антуражем некоторыми воспринимался князь Трубецкой: он получил рану, и с тех пор его мучает кровавый кашель, он прихрамывает. Если вспомнить сериал об Анжелике и образ Жоффрея де Пейрака – мужественность выглядела именно так.
С наступлением эпохи Чайльд-Гарольда возникает новый литературный стиль, связанный, с одной стороны, с культом экстремальности, экспрессивности, а с другой – всеобщей усталости. То есть вы настолько отягощены серостью будней, что вам всё время хочется из них куда-то вырваться. Романтизм сам по себе очень экзальтированный стиль. И у представителей поколения – и у Одоевского, и у Бестужева, и у Рылеева – мы часто находим ту горячность, в которой их обвиняли. Но это язык времени, так говорила молодёжь. Следующая переломная точка – события междуцарствия, восстания, когда нашлось место, чтобы всю эту исключительность выплеснуть.

– Вернёмся к образу Наполеона. Как вы сказали, для людей первой четверти XIX века он был исчадием ада...

– Да, но только когда он был жив, когда воевал. С темой Наполеона надо тщательно работать. К сожалению, советское литературоведение воспринимало российскую литературу очень изолированно, часто исключая из европейского контекста. Но сейчас мы с вами можем вполне однозначно сказать, что представители дворянства, в Петербурге уж точно, массово читали французскую прессу. Французские газеты попадали к российскому читателю через три недели после выхода в Европе. И язык французской прессы во многом определял то, как описывать события здесь и сейчас. Это был главный источник информации, оценок, то место, где давалось описание событий, осмелюсь предположить, подобное сегодняшним новостным телеграм-каналам. Современники вольно или невольно либо воспроизводили дискурс французской прессы, то есть шли вслед за французскими публицистами в оценке происходящего, либо отрицали их тезисы, создавая нечто противоположное. Так или иначе французская пресса – метанарратив, без которого нам не понять того, как мыслило российское общество 1815-го – начала 40-х годов XIX века.
В чём сложность с Наполеоном? Вы можете взять стихотворения любого поэта – и Одоевского, и Пушкина – и увидите, что в них этот образ "скачет": то Наполеон восхваляется, то отрицается и так далее. Как это объяснить? Что касается Пушкина, сейчас выходят отдельные монографии, посвящённые образу Наполеона в его творчестве. Но, мне кажется, читая его лирику, мы должны её оценивать, исходя из тех нарративов, из тех оценок Наполеона, которые давались во французской прессе, потому что поэты во многом шли за этим дискурсом, и именно там мы найдём много разгадок. То есть все эти стихи, всю наполеонаду надо перечитать заново вместе с основными французскими периодическими изданиями. И тогда вы увидите, что в первые годы после Венского конгресса Наполеон – это просто ужас, ярмо, человек, который украл свободу у Европы. Но как только происходит первое столкновение в идеологической сфере с Александром, СМИ представляют уже Александра как душителя поляков, хотя до этого он был освободителем Европы, а Наполеона – защитником Европы от варваров с востока. Смерть Наполеона тоже становится триггерной точкой. Умереть в заточении в изгнании на отдалённом острове есть нечто экстремальное, это вписывается в эстетику романтизма. Наполеон становится для многих романтическим героем, который не может быть отрицательным.
В 30-е годы во Франции после июльской революции начался культ Наполеона, а в России в это время вспыхнуло польское восстание. Пушкин в ответ на эти события написал о победе русского оружия над Наполеоном в известной оде "Клеветникам России": "...Того, под кем дрожали вы? / За то ль, что в бездну повалили / Мы тяготеющий над царствами кумир / И нашей кровью искупили / Европы вольность, честь и мир?.." То есть мы "в бездну повалили", утверждал Пушкин, страшного, омерзительного, отвратительного идола, от которого вы дрожали. Эту осцилляцию образа Наполеона в творчестве любого из поэтов золотого века, я думаю, исследователям ещё предстоит проработать, а исследовательский паттерн должен быть именно таким – по крайней мере, мы стараемся этому следовать.

– А если говорить об индивидуальных особенностях, характерных для личности и творчества Александра Одоевского?..

– Конечно, это очень интересный литератор, но, безусловно, он слабее, чем Пушкин или Лермонтов. Александр Одоевский скорее относится ко второй волне. При этом я считаю важным, полезным изучение его творчества. Готовясь к нашей встрече, я перечитал некоторые его стихи, увидел в них свежим взглядом много парафразов на Пушкина, много эстетики, не характерной для двадцатых годов, как было не характерно для эпохи Пушкина обращение "товарищ" ("Товарищ, верь, взойдёт она…").
Перечитывая Александра Одоевского ("Мечи скуём мы из цепей – / И пламя вновь зажжём свободы! / Она нагрянет на царей, / И радостно вздохнут народы"), могу отметить, что в его строках есть и элементы античной эстетики, которая в числе прочего была свойственна его поколению, и активный романтизм – творчество не ради творчества, а ради пробуждения людей, глубокая, искренняя вера в благоденствие.
Конечно, если давать оценку поведению Александра Одоевского 14 декабря, мне кажется, этот молодой человек, может быть, в чём-то запутался, где-то у него эмоции зашкаливали. Давайте будем объективны: ему тогда было 23 года. При этом нужно учитывать, что в XIX веке восемнадцатилетний человек вёл себя так же, как сейчас – восьмиклассники. То есть необходимо понимать, что Одоевский в 23 года – не Александр Невский, командующий русскими войсками во время Ледового побоища. Он всё-таки очень молодой человек, безусловно, яркий и симпатичный.
Восстание декабристов настолько сосредоточило всё на себе, что целые поколения историков не заметили, что в день 14 декабря, в общем-то, происходило два переворота. Один – со стороны Николая, второй – со стороны декабристов. И точно так же, как младшие офицеры, между которыми метался Одоевский в день 14 декабря, должны были убедить солдат не присягать Николаю, конфиденты будущего императора, отправленные им с полковыми командирами, должны были содействовать и способствовать безболезненной переприсяге. Именно в этой борьбе двух начал как раз и заключается сущность событий 14 декабря.
Когда мы исследуем риторику Рылеева, Кюхельбекера, Пущина, мы видим, что, конечно, перед нами не Рахметовы, не Ленины и не Сталины. Перед нами люди, которые, в общем-то, не ощущают себя стойкими революционерами, для которых всё происходящее есть наконец-то нечто исключительное, о чём много писали и что наконец-то настало. Не берусь судить – я не специалист по творчеству Достоевского, но у меня всегда возникало ощущение, что метания Раскольникова во многом навеяны похожим выбором. Ты много пишешь о чём-то чрезвычайном – и сам оказываешься в этой чрезвычайной ситуации. Как много людей у нас писало о войне – и вот боевые действия начались. И кто-то из тех, кто так ждал этого, словно исчез, а кто молча реагировал – уже на фронте. И в этом смысле я не призываю идеализировать декабристов. Но я, конечно, и категорически против того, чтобы использовать современную риторику, согласно которой декабристы – это изверги и террористы. Вы будете смеяться, но мне вспоминается известная реплика Владимира Владимировича, который в своё время процитировал строки Михаила Лермонтова "Прощай, немытая Россия, / Страна рабов, страна господ..." и при этом признал высшую форму патриотизма у их автора. В метаниях, в непоследовательности – весь Александр Одоевский в день 14 декабря. Я лично тоже нахожу в нём высшую форму патриотизма и любви к Родине. Может быть, она была истолкована не так, как было выгодно властям предержащим, но в искренности Александра Одоевского нам сомневаться не приходится. Поэтому я назову в качестве его главной индивидуальной черты искренность.