Письмо

Где письмо с Голубиной
улицы, из глубинной
жизни моей-твоей,
с круглой печатью или
с треугольной? Мы жили
рядом, но ты правей.

Ты правей, у почтамта
деревянного, там-то
встретились мы, хотя
ты ещё не родилась,
ты ещё не рядилась
в память свою, дитя.

Где письмо с Виноградной
улицы безвозвратной,
где её мотыльки
с блеском жёлто-лимонным,
с профилем их наклонным,
маленькие мирки

в хатах, где жалкий идиш —
и жилец, и подкидыш?
Мой возлюбленный друг
с Паровозной, Кузнечной,
напишу: с Бесконечной,
мне дарованной вдруг,

где письмо с Водопойной
улицы, в полдень знойной,
пыльных коровьих стад
ввечеру, где тот зайчик,
девочка моя, мальчик,
солнечный сон и сад?

Вот оно, пред тобою,
где так вольно покою,
где ползёт муравей,
жизнь всегда допотопна
и всегда бесподобна
ты, поскольку правей.


био

где я вырос сказать где я вырос
там окно распахнуто и на вынос
занавеска тюлевая как парус
полощется на ветру
там на крышке рояля кактус
в вазе с дерева рода цитрус
апельсин во всю кожуру
светится апельсинясь

за буфетным стеклом как в рамке
вкруг графина хрустальны рюмки
двадцатипятимилиграммки
чуть войдёт кто они звенят
где я вырос я вырос в замке
в замке не на угрюм-реке
в той стране золотой спозаранку
средь волов и ягнят

там я с ними узорно вышит
точно в коврик настенный выжит
берейшит пашет пахарь пышет
сноп и мельница вдалеке
если хочешь собака брешет
снег ли запорошит и утешит
так что спишь и тебя там пишет
тишина в строке


В ноябре

Когда пантограф с провода, искря,
соскочит и качнётся, и застынет
троллейбус номер шесть, и тихо станет
в подлунном мире, я скажу: не зря
ноябрь в окне, и рифма к синеве
так неотвязна, и неотвратима,
так ей родна (и не родна — родима),
что блеском льда откликнется в Неве…
Секунда — и троллейбус задрожит
и тронется, мелькнёт фонарь слепящий,
секунда — и погаснет друг пропащий,
и ток воспоминанья пробежит:
посеребрённый инеем простор,
ты из гостей, от тётки, ты ребёнок,
и переулок, твой посеребрёнок,
как жизни богоявленной притвор.


Сестре моей жизни

Радость, радость моя, воссоздам
что потеряно: каплю счастья,
каплю лампочки в коридоре,
время, когда тепло было и в ненастье
и вэйзмир звучало как весьмир, а не горе.
Кто сказал "аз воздам"?

Сложим постель и её задвинем
в раздвижной диван.
Тесно, но рядом дышат родные,
и на подоконнике на синем
фоне (там небо, небо) раскрыл тюльпан
лепестки, и это, радость моя, выходные.

Воссоздам что потеряно: тебя, дитя,
только с улицы, от костра, пальцы в саже…
мать толчёт что-то в золотистой
ступе… в дальней комнате, ручку крутя,
вылавливает отец "вражьи
голоса" из шипа и свиста.

Помни, помни квартиру, во сне
мне явившуюся стихотвореньем.
Ты когда-то рассталась с ней на века,
потому воссоздам что пока
помню: банки с соленьями или вареньем,
паутину трещинок на стене.

В них маячили страны дивные, не пути
для побега, не проволока и гетто,
и не плач, и не тот на колёсиках чемодан.
Кто сказал "аз воздам"? Не слышу. Прости,
абсолютный слух (кто затеял это?)
мне, по-видимому, не дан.

Да и смотрю я в сторону дома, вспять,
восполняя сторицей разность
между живым и убитым, я
воссоздам что потеряно. Знать,
никакого отмщения и не надо, радость,
радость моя.


Снимок на балконе

июнь. в секундный покой его
сирень доносится со двора.
она ещё до всего, до всего,
прозрачная на просвет сестра.
черты лица её столь чисты,
как стих, где я с нею слит,
пока она из листвы, листвы,
солнцем напоенной, состоит.
и если сестра эта не моя,
и ветвь вдали не благая весть,
и если мальчик рядом не я,
то нет любви. но любовь есть.


Простые вещи

Ласково, по-матерински ласково,
с запахом губной помады.
Кегли. Шар и лакомо, и лаково
катит, катит по ковру… Зачем? Так надо.

Или по-отцовски празднично,
руки загорелые, воскресно,
трепетно, восторженно, горячечно.
Поднимается под полотенцем тесто.

Вдруг тебя окликнут не по имени —
по фамилии, и неродные
люди заберут. Так надо? Ты меня
не зови туда, где проходные.

Выйти? Но душа упрямо ленится.
Что мне мир и инвентарь его?
Что за этой дверью, кроме лестницы?
Господи… А дерево? А зарево?

А любовь? Ты прав, ты прав неслыханно.
Но за ней на цыпочках, незримо —
тени прошлого… Да, тихо, но
столь печально, что непоправимо.


без прописных

1

ты есть, и вдруг затих,
и нет, не будет больше…
я знаю, иссякает стих,
но не любовь же.
страх и его — едва сюда
пришёл — слепой накрап, но…
но смерть обыденна всегда,
а жизнь внезапна.
я знаю, кто меня ведёт
и что сулит, какие брашна.
гранатовое дерево цветёт
за всех. не страшно.

2

как быстро темнеет —
день, вспыхнув, погас.
но чудо всегда ли имеет
счастливый окрас?
запомни: бывает
печально оно,
когда свет вовне убывает,
но светится дно.
так музыка прячет
в своей глубине
нить краткую: время, а значит,
чудесна вдвойне.