Тёмный воздух ещё не согрет,
Первый луч в облаках не сверкнул.
Мирно спит на заре Назарет.
Отчего же Ты глаз не сомкнул?

Двор притих, погружённый во тьму,
И молчит молоток старика…
Но к какому призванью, к кому
Эта смуглая рвётся рука?

В доме плотника голос Твой глух,
Здесь привыкли рубить и колоть.
Как возник этот страждущий дух,
Этот дух, побеждающий плоть?

Как он бегал к воде босоног,
Как он рос среди свежих тесин…
И в тиши не родное "сынок",
Прозвучало: "Возлюбленный Сын".

Кто же в мире Ты — сын или гость?
Но недаром погибель сулят
Эта слишком уж тонкая кость,
Этот слишком прощающий взгляд.

Здесь народ бесприютней сирот.
Только голос взыскующий лют:
"Возлюби больше жизни сей сброд,
Этот бедный неправедный люд".

Это казнь или славу трубят?
Всё рассудит последний Твой суд.
Пусть сегодня, скорбя, оскорбят,
Значит, завтра, убив, вознесут…

Дрожь смоковниц в пустынном дворе.
Первый луч — как он нежен и ал…
Мирно спит Назарет на заре.
Слишком рано. Но Ты уже встал.

Никто не знает, как жизнь долга —
Лишь дети да старики.
Где ж дальнее устье и где берега
Великой Небесной Реки?

Никто не знает, когда пробьёт
Его сокровенный час.
Приходит Время — и Смерть придёт
Бесшумная, не стучась.

Никто не знает — когда и где
(Бессильны мои слова) …
Вот так же тают в большой воде
Плавучие острова.

Медлительной медью небесный свод
Стекает на пыль земли,
Чтоб мы от наших земных забот
На миг отступить смогли.

Младенцем утлым пускаясь в путь
(А путь отразит река),
Плывём, чтоб в закатных лучах тонуть
У Берега Старика.

Черта, где в Запад впадёт Восток
(Бьют медные родники) …
Кто знает, где устье и где исток
Великой Небесной реки?

Адъютант не покинет в бою генерала,
Даже в самом жестоком бою.
Так душа, что столь многое в жизни теряла,
Обретает свободу свою.

В битве этой, где нет ни конца, ни начала,
Не спасёт полководца талант.
Но закроет собой своего генерала
В страшный миг молодой адъютант.

Лягут рядом навеки сражённые двое,
Если преданность их не спасла.
Не покроет и знамя побед боевое
Неподвижные эти тела.

И травой зарастёт поле битвы кровавой,
И начнётся другая война.
И останутся здесь обойдённые славой,
И забудутся их имена.

Будь же пухом, земля, и великим, и малым:
Маршал то иль простой лейтенант.
И уйдёт в небеса за своим генералом
Неразлучный его адъютант.

Не купишь индульгенцию —
Суровая страна!
Как жгла интеллигенцию
Тревога и вина.

Ведь нет печальней доблести
И нет надрывней мук,
Чем тайной язвы совести
Хронический недуг.

Прослойка ненадёжная
С неведомой виной,
Судьбою безнадёжною
И совестью больной.

Пылал огонь раскольников,
Крамолил Аввакум,
Бродил в бреду Раскольников,
Туманя кровью ум…

А нынче люд толкается
В тисках очередей.
На площади б покаяться
За тяжкий крест идей.

Искать ли Царство Божие,
Уверовать в прогресс?
Но чувствовать всей кожею
Дыхание небес.

Те книжные подвижники,
Остались не у дел.
Душой делиться с ближними —
Лишь избранных удел.

Империя, как Атлантида,
Ушла безвозвратно на дно,
И нам грандиозного вида
Уже созерцать не дано.

Повержены ниц монументы,
Ветшают громады дворцов.
Напомнят нам лишь киноленты
Суровую нежность творцов.

Ушедшей эпохи таланты,
Теперь навсегда мы должны
Жить в мире чужом, как атланты
Из странной забытой страны.

Эта вспышка жёлтой кофты
Бесит свору дураков…
Он допросит мир: "Каков ты?",
Он покажет, сам каков.

Эта чернь атласной чёлки
Стольким снилась по ночам,
Но и в рубище, и в шёлке
Зябко крыльям и плечам.

Эта белая рубаха
Да цилиндра мрачный блеск,
Женский шарф, петля и плаха,
Стаи птиц прощальный всплеск.

Вот шинели, вот мундиры,
Буйный плащ да узкий фрак —
Здесь от пуль смертельных дыры,
Там следы идейных драк.

О, российские поэты,
Постигая свет и мглу,
Странно были вы одеты,
Словно "маски" на балу.

Но в житейском маскараде
Средь невидимых оков
Души кутали в тетради
От жестоких сквозняков…

И лишь только у преддверья
Нам неведомых границ
Вы свои роняли перья,
Словно перья диких птиц.

Крылатые веса почти не имеют,
Витать в облаках им судьбой суждено,
Как детские сны, как воздушные змеи,
Науку полётов постигли давно.

Кружа над землёй невесомо, как звуки
Мелодии чистой, плывут к небесам…
Андрей, проходя ученичества муки,
Искусству летать каждый учится сам.

Мечты, как ветра предвесенние, реют,
И нет для них стен и закрытых дверей,
А образы снов в подсознании зреют,
Чтоб вырваться к свету. Я верю, Андрей!

Андрей, наши души крылаты, как птицы.
И пусть за спиной усмехается смерть,
Пусть чёрною завистью небо коптится,
Сквозь слёзы искрится хрустальная твердь.

Кто взвесит, Андрей, чашу счастья и горя?
Но, как тяжела б эта жизнь ни была,
Душа воспарит в беспредельном просторе,
По-ангельски вольно расправив крыла.

Небольшой дворцовый дворик
Веселей, чем тронный зал.
Здесь когда-то бедный Йорик
В прятки с Гамлетом играл.

Нерушима башен кладка,
Хоть истлел монархов род.
Бедный Йорик, ты загадка,
Хоть в ухмылке скалишь рот.

Бессловесный и безликий
(Роли черепу не дашь),,
Но в трагедии великой
Мой любимый персонаж.

Бедный Йорик, места нету
В списке действующих лиц.
Имя это не воспето.
Воспевать ли певчих птиц.

Пощажённый громкой славой
Тешил звоном бубенца
И истории кровавой,
К счастью, не узнал конца.

Самый въедливый историк,
Роясь в рухляди могил,
Тут бессилен. Бедный Йорик...
Жил да был и был да сплыл.

Сколько вздохам и шагам лет
(Темень, в памяти провал)?
"Йорик, — плакал в детстве Гамлет,—
Йорик", — в губы целовал.

Не развожу на колёсах турусы,
Это, увы, не моё ремесло.
В поле просторное возле Тарусы
Ветром попутным меня занесло.

Облако в небе потрогай руками,
Пальцы чуть-чуть холодит — чудеса!
Поле ржаное полно васильками —
Зацеловали его небеса.

Словно до Витебска я дошагала,
Режут глаза васильков острия.
Поле горит васильками Шагала,
Болью душа полыхает моя.

Звёзды, к зрачкам поднесённые близко,
Капли воды среди жажды пустынь…
Но нестерпима, как взор василиска,
Эта нездешняя чистая синь.

В поле проталины ультра-марина,
Вечной природы безжалостный взгляд.
Это о них обжигалась Марина,
Эти ожоги доныне болят.

Возле Тарусы могильные плиты,
Яркие жизни в размере строки.
С небом и полем, и речкой слиты,
Неистребимые, как васильки.

Пусть сорняки. Что же плачу над ними?
О, красоты животворный родник.
Не погасите огонь этот синий,
Поле земное ослепнет без них!

На Сатурне и Юпитере
Сплошь алмазные дожди.
А у нас — в Москве и Питере
Ливней майских пруд пруди.

Жизнь и трудная, и чудная,
То улыбка, то слеза.
С неба влага изумрудная
Промывает нам глаза.