На яркое солнце трудно глядеть:
в глазах раскаленная медь,
и хочется взгляд отвести.
Закройте глаза и возникнут огни:
сияют, сверкают, летают они
и шепчут: «Постой, не грусти…»

Мгновенье пройдет и появится снег,
и время умерит стремительный бег,
пушисто все станет вокруг.
И жаркое солнце вчерашнего дня
ярчайшим лучом не коснется тебя,
задумчивым кажется звук.

Природа заснет на отмеренный срок:
нам с неба неслышно спустили зарок —
на воду, на свет, на поля.
И только шаги восходящей зари,
и слово, звучащее где-то вдали,
оставят свой след бытия.

Сегодня прикоснулся к тайне
под тихим именем — Шукшин.
И хриплый голос «Волю дай мне…»
возник внезапно из глубин.

Алтай и самое предгорье,
бежит свободная Катунь,
окатит холодом — и горе
уйдет бесследно в пустоту.

Сам воздух, чистоты нездешней,
застыл в предутренних лучах.
Жизнь просыпается неспешно,
и льются улицы журча.

На выпас кто-то гонит стадо
из диких и домашних коз,
оно бежит, резвиться радо,
над стадом — радуги стрекоз.

От дома, где он жил когда-то,
тропинка к берегу ведет.
Вот здесь сидел он до заката
и наблюдал теченье вод.

Орел по небу одиноко
парит и смотрит с высоты,
хоть небольшим, но зорким оком,
на мира резкие черты.

Гора Пикет — ступенька к небу,
тропа уходит в облака.
Здесь места нет страстям и гневу,
и мысль прозрачна и легка.

Здесь, на горе, исчезли грани,
и взгляд отсюда достает
до тех излучин и окраин,
откуда жизнь исток берет.

Вот Чуйский тракт — дорога жизни,
в горах петляет «серпантин»,
сама удача здесь капризна…
Здесь испытанье для мужчин.

Алтай — и горы, и предгорье.
Какие тайны он вместил?
И прочитаешь в каждом взоре,
что здесь — Такой вот парень жил.

Звонко часы идут,
сталью скрипит пружина,
время проходит тут,
точно кинокартина.

Крутится рой ветров
с севера или с юга —
это парад снегов:
вихри, метели, вьюга.

Это парад веков:
лица былых героев,
замки, дворы дворцов
в ряд проплывают строем.

Ветер, устань листать
книги большой страницы,
пусть прилетит весна,
пусть защебечут птицы.

Солнце раскинет плат,
озолотит лучами,
всякий — и стар, и млад —
заговорит стихами.

Что в душе твоей творится
этим тихим утром ранним;
может, там же, где зарница,
ждет тебя воздушный лайнер?
Может, в дальнем океане
пароход, большой и белый,
бросит якорь, тихо встанет,
в ожиданье неумелый.

Что в душе твоей родится
в ожидании рассвета:
ранним утром только птица
пропоет рожденье света.
Может, ты за нею следом
эту песнь пропеть желаешь,
и, как птица, тут же следом
улететь за ней мечтаешь?

Что в желании похожем
ждет тебя на белом свете:
жить, как птица, жить без кожи
и сгореть на ярком свете?
Или, может, от печали,
этой грусти беспричинной,
пароход к земле причалит
незнакомой и пустынной?

И, сойдя на берег дальний,
ты найдешь свое начало,
бросишь взгляд назад прощальный…
И скорее от причала.

Я сойду с тропы бетонной,
мир откроется бездонный.
Красна-ягода брусника
позовет меня без крика.
Под березой и осиной
лик травы увижу синий,
и какой-нибудь кузнечик
сядет с песней мне на плечи…
Я забудусь и забуду
все асфальтные дороги,
поклонюсь такому чуду,
где слова нежны и строги.

Еще зима, но о весне
мы говорим случайно.
В морозом тронутом окне —
все бело и печально.

Лишь воробьи везде снуют,
им холод не помеха,
снежинки на лету клюют —
вот повод и для смеха.

Сугроб напыжился, стоит
и думает, что айсберг.
Искристый снег еще блестит,
повсюду зимний праздник.

Но о весне мы говорим
все чаще и сильнее…
Под солнцем белым мы стоим,
где с каждым днем теплее.

Береза одета в белом,
сережками шевелит,
немножечко оробела,
но взгляд ее не сердит.

А рядом стоят подруги
и шепчут любви слова,
как в танце раскинув руки.
На ветках шумит листва.

И солнце, смеясь игриво,
направит лучей поток —
сто стрел, Купидон ревнивый —
и веток коснется ток.

Дождь, как мелкие снаряды,
разрывает тишину.
Мелкий дождь сменился градом —
залп, похожий на войну.

Этот град лежит, сверкает,
а спустя какой-то час,
он исчезнет, он растает,
как слеза из детских глаз.

Величество заснеженных вершин
и доброта, идущая от Бога,
терпимость распростершихся равнин —
твоя, Создатель, и моя дорога.

Душа моя тобою мне дана,
рожденная в сияющем чертоге,
есть все: и высота, и глубина —
спасибо Вам, Сияющие Боги.

Передо мной дорога, тяжкий путь,
дорога вверх, к заснеженным вершинам,
в дороге есть и глубина, и суть,
движение по ней неповторимо.

Узнать, увидеть, все принять как есть,
и к Вечным Тайнам Мира прикоснуться,
заветы древних мудрецов прочесть,
сойти на землю… и опять вернуться.

Звездочка пропала —
скрыла пелена.
Тучка набежала,
вот и не видна.

Сколько звезд грозилось —
нету ни одной.
«Выйди, сделай милость,
и побудь со мной.

Ты оставь движенье,
рядом посиди,
хоть одно мгновенье
мне ты посвяти».

Высоко вспорхнула,
звездный мир любя.
Тихо ночь шепнула:
«Что ей до тебя».

Воробьиный рынок. Гам!
Болтовня: «Чирик-чирики…»
Шум, веселье по утрам,
зазывал весенних клики.

Мимо просто не пройдешь —
закричат сильней и пуще.
Помешает разве дождь,
проливной, по самой гуще.

Я сторонкой вдоль кустов,
по прогалинам весенним.
«Зазывала, будь здоров!
Наслаждайся вольным пеньем».

Пурпурно-розовый закат
на душу мирную ложится.
Темнеет небо, звездный плат
нам полночь выбросить грозится.

Легко движение небес,
как дуновение дыханья.
Темнеет непроглядный лес,
свои меняет очертанья.

Приходит ночь, и звездный свет
раздвинул неба горизонты.
Нам хочется оставить след,
и мы кричим тревожно, звонко.

Где-то по крышам стекает луна.
Видно, споткнулась, упала она.
Что ж ей теперь не светить, не лететь?
Окна в ночи начинают бледнеть.

Стынут деревья и плачут в тени.
Ветку упрямую вдаль протяни.
Видишь, споткнулась, упала луна —
Помощь небесным светилам нужна.


Щедрость и нежность свои прояви:
капли луны собирай и лови.
Веткой махни и, как прежде, она
в небо вспорхнет, меловая луна.

Все мы любуемся этим добром —
белым цветком и ночным серебром.
Ну, а пока все стекает луна —
Помощь светилам небесным нужна.

Что ж ты, дождь, все льешь и льешь —
посмотри, какие лужи.
Скоро мир совсем зальешь.
Прекрати же. Ну же!

Все ручьи слились в поток,
океан вокруг разлился.
Дождик, дождик, ты жесток.
Что на сушу ополчился?

Иль опять Большой потоп
на Земле решил устроить?
Дождик, дождик, стоп!
Перестань. Не стоит.