Часы не идут, вязнет сырость в углах,
Все окна крест-накрест забиты,
Но скрипнула дверь, словно соль на зубах,
Душа поднялась до молитвы.

Когда я входил в этот дом нежилой,
Концы не сходились с концами,
Но печку при мне затопил домовой
И печь зацвела изразцами.

Немного тепла и вокруг оживут
Давно позабытые лица,
И долгий со мной разговор заведут,
Как сладко им разговориться!

Я слушаю их, да и сам не молчу,
От радости мы, будто пьяны,
А наш домовой затепляет свечу
И чай разливает в стаканы.

Качается месяц сквозь доски в окне,
Полы лунным светом протёрты,
И силы мои возвращаются мне,
И жизнь возвращается мёртвым.

И место не выдаст и время не съест,
И жизнь поплывёт, как по речке,
Но буковки выведут слово «уезд»
И звякнут замками в уздечке.

Кто смелый такой на таких холодах
Писать акварелями повесть,
Где светится яблоком ранним в садах
Словечко забытое «волость»?

И мне ли не знать, что в ручьях межевых
Рыбьём затаилась засада,
Что кликом «губерния» еле живых
Нас выстроит в струнку прохлада.

И ветер, играя с листвой, как с огнём,
Своих сосчитает по пальцам,
Прошепчем «империя», плечи сомкнём
И честь отдадим новобранцам.

Зацветёт от мороза рисунок
На стекле, да затеплится печь,
И с небес наползающий сумрак
Успокоит заветная речь.

И опять я легко и неслышно —
Ты меня за вихры не лови —
На привязанных к валенкам лыжах
Улетаю на круги свои.

И вытянет песня твой голос струной,
Уладит мотив со словами,
Что было со мной, и что будет с тобой
Твердыней стоит между нами.

Всё дальше и дальше заходит мотив,
Слова переходят границу,
И радуюсь я, словно вдруг отпустил
На волю певучую птицу.

Закончится песня, и нас тишиной,
Как снегом случайным остудит,
И я уношу всё, что было со мной,
Ты с тем остаёшься, что будет.

И когда под ногами весы задрожат в укоризне,
И начнут отбирать, кто невольно запляшет в огне:
«Эти люди со мной, я их знаю по прожитой жизни»,
Я за них попрошу, и попросят они обо мне.

Эти люди, как я, нами можно заделывать бреши,
Сбереги нас Господь, как последнюю волю свою,
Мы в строю до конца, даже если он реже и реже,
Мы умеем стоять, не качаясь, в железном строю.

Созови наш отряд и пошли по родимым просторам,
Чтобы мы, открестясь от идущей по следу молвы,
Повели за собой тех, кто сгинул в неверии хвором,
Кто под лютым дождём не поднял от земли головы.

И лишь после победы прости нас, как всех мы прощали,
И опять позови в Судный день постоять на весах,
Мы придём, как один, и не будем просить о пощаде
И без срока заблудимся в райских незримых лесах.

На добро отвечаем добром,
И, жалея, прощаем недобрых.
Нас предзимье чернит серебром,
Чтоб зима отбелила в сугробах.

От тепла к холодам переход
Совершается в слове и деле,
И как будто у райских ворот
Мы толпимся в предзимнем приделе.

Затянуть, задержать этот путь,
Замереть перед бездной порожней,
И в метель ледяную шагнуть,
Зачитавшись своей подорожной,

И у самой последней черты
Зацепиться за холмик родимый,
И суметь, как дрозды и клесты,
Прокормиться промёрзшей рябиной.

В этом городе пиво дешевле, чем чай,
А зимою зимы не бывает,
И орган поднебесный чужую печаль
По сердцам, как вино, разливает.

В этот город весенний из лютой пурги
Я как будто бы с неба свалился,
И, по каменным плитам сверяя шаги,
Не жалею, что здесь не родился.

А люблю и жалею родимый свой край,
Где чуть дождь, сразу грязь по колено,
Где в суровой надежде на будущий рай
В молотилку летят поколенья,

Где тоска по утрам, хочешь плач, хочешь вой,
Где для всех неделимая доля,
Я из пражской весны убегаю домой,
Как бегут от свободы на волю.

Край родной! Прозрей и внемли.
Паром тянет от земли.
Деревянные деревни —
Вот, где крепости твои.

Было худо, будет хуже,
Будет лютая зима,
Но спасут тебя от стужи
Деревянные дома.

Горечь споров и раздумий,
Ледяные голоса
Растворят в зелёном шуме
Деревянные леса.

Путь наш после вознесенья
В чернозёмные пласты,
Но как память и спасенье
Деревянные кресты.

И в веках над снежным краем,
Над чертогом изо льда
Всё горит, не догорает
Деревянная звезда.

Под дождём досчитаю до ста
И припомню недоброе к ночи,
Ох, как искры летят от костра,
Озаряя границы урочищ.

Мне опять не удался побег,
Разбоярилась матушка-совесть,
Не пойму, то ли кончился век,
Толь дорогу прорезала пропасть.

Сам себя осеняю крестом,
Жизнь свою разложив по минутам,
Вновь хочу откупиться костром
Я от памяти долгой и лютой.

Ветер крылья свои распростёр,
Но не сбить ему пламя с поленьев,
Озаряется светом простор,
И огонь подползает к коленям.

Боль затихла, как ночной кузнечик,
Вместе с ней и я затих к утру,
Танцевать наученный от печки,
Помирать привыкший на миру.

Мне не плыть, как в лодке, в георгинах
Над землёй на дружеских руках,
Ни молитв, ни почестей, ни гимнов,
Журавли-синицы в облаках.

Кто рискнёт со мною попрощаться?
Кто приблизит истину к вину?
И живым, не нужный домочадцам,
Неопознан мёртвым, как в войну.

Но одна отрада в этом деле
Всё же есть, и это Божий знак —
Как меня оплакали, отпели
Журавли-синицы в облаках!

День сгорел и остыл,
Ночь срубила листву полумесяцем.
Звук паденья листвы —
Как котёнок крадётся по лестнице.

Не спешу никуда,
Как до дома, добрался до осени.
Завершилась страда,
И к зиме приготовились озими.

Постараюсь и я,
Приготовлю дрова и варения,
Вечный смысл бытия
Поделю на сухие мгновения.

И в притихшем саду,
Где сплетаются ветки в чертоги,
Сам себя подожду,
Возвращенца из дальней дороги.

Когда придавит сердце
Предчувствие беды,
И зло свои коленца
Разложит на лады,

И переплёт оконный
Окажется во тьме,
Я вспомню поименно
Всех тех, кто дорог мне.

Переберу по пальцам,
Сто раз проверю счёт,
Мы все здесь постояльцы,
Нам крёстный путь грядёт,

Но не сейчас, не время,
Ещё не вышел срок,
Ещё бежит по венам
Волной горячей ток.

Успеть бы вспомнить только
Родные имена,
Уж очень-очень тонко
Натянута струна.

Не то, чтобы молитва,
Скорей всего мольба,
Но свет в окне открытом
И отошла судьба.

В Вечном городе вечный покой,
Ни движенья, ни ветра, ни смуты,
Позабытый в веках часовой
Измеряет веками минуты.

Сыты голуби, голоден Тибр,
Обескровлено древнее русло,
Семь холмов и кофейня-трактир —
Вот что в Риме находка для русских.

И святые, и грешные — в строй,
Каждый камень поёт о геройстве.
В Вечном городе вечный покой,
Так откуда во мне беспокойство?

Как в неволе, душа голосит
И стремится в родные потёмки,
В край, где дым деревянный висит
Да следы заметает позёмка.

Жизнь прошла, как будто понарошку,
Неподвластна сердцу и уму,
Вот моя последняя дорожка —
Переход из осени во тьму.

Перешёл, во тьме остановился,
Ко всему готовый наотрез,
Вдруг увидел — свет засеребрился,
Это снег просыпался с небес.

Это значит, дальше есть дорога
Через бездну, через темноту,
Пониманье времени и Бога
Отдаляет страшную черту.

Даль близка, как смотришь через призму,
Вечный свет рождается во тьме.
Измеряю бесконечность жизнью
И ползу из осени к зиме.

И не видно звёзд, небеса во мгле,
И на сотни вёрст вся земля на дне.

Падает вода, монотонный звук,
Горе да беда валятся из рук.

«Только б не война!» — бабушка твердит,
Не её вина, что не каждый сыт.

Не ёё ответ за столетний дождь,
В том ненастье дед сгинул ни за грош.

Тучей жизнь идёт, вслед идёт гроза!
Не смотреть вперёд, не смотреть назад,

Огород полоть, внукам песни петь,
Научусь, Господь, как она, терпеть.

Ну а если дна вдруг не нахожу:
«Лишь бы не война», — сам себе скажу.

И сойдёт вода, растворясь в реке,
И слетит звезда, чтоб сверкать в руке.

Куда б нас не влекло,
В нас прошлое живёт,
Как будто за стеклом
Тяжёлый дождь идёт.

Оконный переплёт
Притянет, как магнит.
За ним нас кто-то ждёт,
И всё в глаза глядит.

Полжизни проживёшь,
А не возьмёшь на лад,
Что помнит этот дождь,
Что значит этот взгляд.

Осень в райских садах…
С неба падают яблоки,
А в земных городах
Начинаются ярмарки.

Осень в райских садах…
Позолота, как золото,
Ради этого в прах
Жизнь моя перемолота.

Осень в райских садах…
Согрешить да покаяться,
То ли мёд на устах,
То ли кровь запекается.

Осень в райских садах…
Не доверившись ангелам,
Постою на весах
И уйду неприкаянным.

И воет волк по мне, и плачет вслед осина,
Но рано мне ещё загадывать побег:
Догонят по следам, ведь в сумрачных лощинах
Ещё дымится снег, ещё дымится снег.

Я слышу благовест с окрестных колоколен,
И мускулы дрожат в надежде на успех!
И я уже не раб, но я ещё не воин,
Пока дымится снег, пока дымится снег!

Я тыщу лет живу, а кажется — мгновенье,
Какой сегодня день? Какой сегодня век?
Легко горят в печи просохшие поленья!
Пока дымится снег! Пока дымится снег!

В рождении любом загадана кончина,
Дожить бы до седин, когда и смерть — не грех,
Недаром воет волк, не зря дрожит осина,
И всё дымится снег, и всё дымится снег.

И очнусь на заре, и уже не заснуть, не проснуться,
Может, верю ещё, но давно не надеюсь, не жду,
И на гранях сиротства, беспамятства и безрассудства
Мне приснился отец. понимаю, что сон мой к дождю.

Мне приснился отец, выбегаю встречать за ворота!
Я ему расскажу, что наделало время со мной,
Только шаг до него, но опять на окрестных болотах,
Поднимается дождь и встаёт между нами стеной.

Через дождь, через снег, через годы, промытые кровью,
Через пласт земляной, где подмешена глина к песку,
Я к отцу с каждым днём всё сильней наполняюсь
                                                                             любовью,
Но любовь не избыть, и она переходит в тоску.

И зудит та тоска, как зудят от холодного зубы,
Как от вечной дороги суставы ночами зудят,
Как деревья зудят, превращаясь в точёные срубы,
Рубят лес по зиме, только щепки и летом летят.

Вязнут пчёлы в медовом растворе,
Вязнет время в песочных часах,
Вязну я в невесомом просторе
С переспелой травинкой в зубах.

Свет и тихий, и тёплый, и сочный,
Взгляд прищуришь — до неба луга,
И стучит молоточек височный:
День не долог и жизнь недолга.

Наше лето похоже на осень,
Но засветятся несколько дней,
Как мелькнувшая синь между сосен,
Как блеснувший рыбёшкой ручей.

В эти дни даже свой не поверит,
А чужому опасен урок —
Солнце спать уползает на север,
И на запад заходит восток.

Не спеши и со мной задержись
В этом времени светлом и смутном,
Каждый день здесь — отдельная жизнь,
Ночью смерть и рождение утром.

И томится свеченье в груди,
И сдвигает закаты к восходам.
Знаю всё, что нас ждёт впереди!
И не помню, откуда мы родом…

Не простил он друзей и родину
За терпенье родных оков,
За дороги, что им не пройдены
Из-за грязи и дураков,

И уехал в страну–неметчину
Где порядок и благодать,
Где пророки в своих отечествах
Собираются доживать.

Как там морем душевно дышится!
Как потворствует век ему!
Как тоскуется там, как пишется!
Прочитать только нет кому.

Опять зима, как будто не своя,
Взялась наш дом выстуживать на совесть.
Всё уже круг у тихого огня,
Всё туже тьма затягивает пояс.

В такой мороз на острие судьбы
Нас повела не вера — суеверье.
Давай поймём бессмысленность борьбы,
Давай замрём, как зимние растенья.

Уснувшим легче выдержать оброк,
И пережить морозов семицветье,
Пусть леденеет кровь на краткий срок,
Пусть в злом порыве выдохнется ветер.

Когда судить возьмутся нас с тобой,
То осознают правильность решенья —
С каким величьем царствует покой,
Какая сила в замершем движенье!

Думали мы, что лучшие,
Чаяли — соль земли!
Что же ты нас в наручники
И под команду: «Пли!»

Лбами об стенку, вот и я!
Даром прими мой труд!
Ты ж провожаешь водкою.
Нас раньше срока в грунт.

Реки текут кисельные,
Сахарны берега.
Что же ты нас посеяла
Да не уберегла!

Скатерка самородная,
Чаша от слёз полна!
Тихая моя родина,
Как ты во всём права!

 Я по гвоздю, по досточке
Строю и строю дом,
Имя моё и отчество
Вычитай под крестом.

В лихие времена тревожней, чем в безвременье:
Безвременье чадит, да не сожжёт дотла.
Проносится луна царицей над деревьями,
И горький лунный свет остужен до бела.

С полынью вымыт пол, горит в печи берёза,
И дома все свои, и дома — домовой,
Так почему к тоске подмешена угроза,
И почему огонь в печи, как волчий вой?

Процарствует луна и спрячется в овраге,
Отмается зверьё, затихнув по утру,
Чтоб легче видеть свет, наплыв холодной влаги
С оконного стекла, как слёзы, я сотру.

Я за жизнь на бегу,
Сам собою плачу,
А тебя берегу,
Как от ветра свечу.

Долгий дождь на земле,
И не видно ни зги,
Ты меня в этой мгле,
Как костёр, береги.

Здесь такие места,
Что хоть криком кричи,
Здесь нельзя без костра,
Здесь нельзя без свечи.

Чем дольше шёл, тем дальше шёл во тьму,
Мой каждый шаг граничил с окаянством,
Но вдруг свеча взлетела на ветру
И очертила циркулем пространство.

И так меня встревожил этот свет,
Что одолев века и расстоянья,
Я постигал движение планет
И приближался к сути мирозданья.

Осень. Трудно светает,
А темнеет легко.
Ни во сне не летаю,
Не гляжу далёко.

Жизнь смешала в колоду
Пережитые дни,
И болят в непогоду
Все суставы мои.

Но осталась привычка
С незапамятных пор —
От единственной спички
Разжигаю костёр,

И по праздникам старым
В тире в табельный круг
Из «ТТ» и «Макара»
Попадаю с двух рук.

Свечка-лапушка во спасение
Мне на сердце прольёт финифть,
Ты в прощёное воскресение
Не забудь и меня простить.

За грехи мои подневольные,
Невесомые на весах,
Ох, как холодно, ох, как больно мне
Без прощения в небесах!

Я отвечу тебе взаимностью,
Я-то помню, как было мне,
Даже с маленькою провинностью
В одиночестве на земле.

Засыпаю, как теряю память,
И боюсь — в беспамятстве проснусь.
Губит душу медленное пламя,
Загораюсь, но не загорюсь.

Лунный холод подведёт итоги,
Лютый ветер выстудит ответ,
Наши вдаль идущие дороги
Закольцует дым от сигарет.

Жил и жил, но близость устья
Запалила душу мне,
И сгораю в захолустьях,
Как на медленном огне.

Беспросветными ночами
В ветхих книгах роюсь я,
Чтоб тому найти начало,
Что зовётся «жизнь моя».

За страницею страница
Разбираю письмена,
Открываю по крупицам
Дорогие имена.

Для того мне эта мука,
Эта выжженная гать,
Чтобы вечную разлуку
С пониманием принять.

Вступаю в зрелый возраст, как в игру,
Не замечаю линий перехода,
Меня уже не бережёт природа,
А я себя ещё не берегу.

Что эти игры только до поры,
Пойму потом в бессоннице рассветной,
Садовники уходят незаметно,
И дровосеки точат топоры.

Спой мне, сделай милость,
Поддержи в тоске,
Чтоб слеза катилась
По моей щеке,

Чтоб мотив, как лучик,
Улетал во тьму,
Чтобы знал — разбудишь,
Если вдруг умру.

И смерть становится привычкой,
И неподвластна жизнь уму,
Но вдруг ночная электричка
Напополам разрежет тьму.

И подхватив озноб колёсный,
Зажав соломинку во рту,
Поделишь жизнь на «до» и «после»
И загоришься на ветру.

Как бы мы себе не лгали
Во спасение своё,
Жизнь проходит по спирали,
Не уходит в забытьё.

Повторяется потеха,
Грех рождает новый грех.
Страшно жить в начале века,
Если помнишь прошлый век.

Вот она, последняя дорога,
По еловым веткам в благодать,
И уже рукой подать до Бога,
До небес уже рукой подать.

Я тебя жалею с опозданьем,
Мне немного выпало успеть,
Целовать последним целованьем
И последней жалостью жалеть.

Ты прости меня, кот, твои годы быстрее моих,
Ты мой возраст догнал и уходишь старательно дальше,
Я по гулкой земле на своих громыхаю двоих,
На своих четырёх по земле ты проходишь тишайше.

Не жалей меня, кот, мы быльём поросли, не старьём,
Мы ещё молодцы — ни хвосты, ни усы не обвисли,
Мы ещё погуляем с тобой, мы ещё попоём,
И половим мышей, ты в прямом,
                                              я в сомнительном смысле.

А когда остановишься, чтобы меня подождать,
И прокатится ток от ушей по спине и по лапам,
Ты природу свою пересиль — не сбегай умирать,
А усни на руках и на память меня оцарапай.

Опять в полях зазеленела озимь,
И воздух утром звонок, как хрусталь.
По всем приметам наступает осень,
А осенью всегда кого-то жаль.

Мне жаль себя за то, что ветер сучий
И днём и ночью воет в голове,
За то, что жизнь моя всего лишь случай,
И это страшно осенью вдвойне.

Мне жаль друзей и жаль врагов несметных,
И листья жаль, вот-вот и полетят,
И я прощаю смертных и бессмертных,
И сам надеюсь, что меня простят.

Оград худая рябь,
Домишки в три окошка,
Заржавленная хлябь
Да ягода-морошка.

Ни солнца, ни луны,
Туман перед глазами,
Предчувствие вины
И память наказаний.

И ранний дождь с утра,
И поздний снег под лето,
И небо, как плита,
Не пропускает света.

Но всё ж покуда крик
Не оборвёт охота,
Я буду, как кулик,
Хвалить своё болото.

Дни, как яблоки, кислы,
Дни, как яблоки, кусаем,
Чтоб зимы последней сани
Доскользили до весны.

Сбросим ватные пальто,
Скинем валенки и шали,
Мы сугробы продышали,
Снег худой, как решето.

Из гостинцев и харчей
Всех милей окрошка с квасом,
И вот-вот пришлёт Саврасов
Из-за гор своих грачей.

Нас не минет благодать,
Зря не хвастайся летами,
Мы не жить с тобой устали —
Мы устали зимовать.