Анастасия Сопикова. Тоска по окраинам: рассказы. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022. – 282 с. – (Роман поколения).

Анастасия Сопикова – молодая писательница, критик и книжный блогер, директор книжного магазина "Во весь голос". До недавних пор Сопикова была более известна читателю как критик, а не как автор художественных текстов. Она литературный обозреватель петербургского журнала "Прочтение" и (с 2021 года) "ЛГ". Примечательно, что для своей рубрики в "ЛГ" Сопикова выбирает книги с отчётливо проявленным "женским началом" и яркими жанровыми коннотациями: любовными, семейными, детско-родительскими коллизиями, психологическими драмами, проговариванием травмы.
Я начала с критики Сопиковой потому, что она перекликается с её художественным творчеством – с "Тоской по окраинам" точно. На этом примере легко предположить: критик выбирает "женские" книги, схожие по теме и дискурсу.
"Тоска по окраинам" вышла в издательской серии "Роман поколения". Пять рассказов, продолжительных, как повести, слагаются в роман, построенный прихотливо, на манер знаменитой истории Акутагавы "В чаще". Этапы взросления молодой женщины из провинции (из родного писательнице Воронежа, описанного узнаваемо) Аси с раннего школьного детства до первого развода передают разные фокальные герои. Но предмет романа един: женская судьба в привычных реалиях нашего времени – от начала нулевых до сегодняшнего дня.
Первым повествователем в тексте "Не успеешь оглянуться" выступает сама Ася. В книге Сопиковой все рассказы печальные, но этот особенно надрывен. "Я ненавижу пятницы", – признаётся девочка. "В пятницу меня отправляют туда. Туда – это тёмное, салатно-зелёное пространство, пропахшее обойным клеем, место, в котором замирает время, и стрелка груши-часов в коридоре никуда не спешит". В квартире бабки и деда ребёнок проводит выходные, пока мать ходит на бальные танцы (дочь быстро поняла, что "танцы стоят рядом со словом "измена"), а отец пьёт. Девочка осознаёт, что этот отвратительный ей распорядок изменится, лишь когда она вырастет. Ей обещают: вырастешь, мол, не успеешь оглянуться! – но сколько она ни крутит головой, не растёт… По мне, детские страдания автор выписала убедительнее женских драм.
Между детскими и взрослыми трагедиями закономерно располагаются отроческие метания Аси. Им посвящены рассказы "Золотая лихорадка" и "Друг Джонатан". Оба они о занятиях Аси в городской театральной студии, но в каждом меняется угол зрения. О "золотой лихорадке" первой влюблённости Аси в юного гитариста Богдана и о потере девственности со взрослым парнем Димой рассказывает автор, взирающий сверху, как демиург, на Асю (здесь она фигурирует как S, от домашнего имени Стася) и её подругу Лену. "Друг Джонатан", влюблённый мальчик из студии, излагает в подробностях, как Ася его довольно глумливо динамила, а сама бегала за режиссёром-руководителем и добилась-таки его внимания (и не только платонического). Джонатаном рассказчик сам себя прозвал по фильму "Святой Джон из Лас-Вегаса".
С истории "Трактир Тенардье" начинается жизнеописание взрослой Аси – студентки, переехавшей в Петербург и нашедшей подработку в букинистическом магазине. История оформлена в виде дневника любовника Аси, зовущего её попросту "моя". Кажущееся вычурным название рассказа апеллирует разом и к букинистике, и к миру "отверженных" – маленьких бесправных людей в большом городе, вынужденных работать за кусок хлеба, точно бедная Козетта на чету Тенардье. Книга здесь не священный артефакт, а объект бизнеса, который с изнанки весьма непригляден.
Наконец, "Тифлис" – написанная снова от авторского лица хроника развода Аси с "почти-бывшим-мужем", попыток наладить новые отношения с А.М., стремления улететь к нему в Тбилиси – и краха надежд: в мир пришёл коронавирус, все страны закрыли воздушные границы, а героиня заразилась. Последняя фраза рассказа завершает всю книгу: "…о, перестань, только посмотри на меня, только приди сюда, слышишь, я же умру здесь, приди, приди, приди, слышишь, слышишь, слышишь… Но никто никогда не пришёл". Безрадостное ожидание маленькой Асей родителей, которые придут и избавят её от плена убогой бабушкиной квартиры, закольцовывается бесплодным ожиданием нуждающейся в помощи женщины хотя бы кого-то любящего.
В заключительном рассказе есть и ещё более конкретный эпизод: заболев, Ася берёт такси до дома в Петербурге и попадает в жестокую пробку. Таксист-таджик на втором часу пути жалобно говорит ей: "Я ненавижу всё здесь, понимаешь? Я ненавижу здесь". В первом рассказе имелось жуткое и графически выделенное "туда". В последнем оно превращается в "здесь". То есть реплику таксиста можно и нужно отнести ко всей книге.
Безысходность романа в рассказах Сопиковой подметили многие. На ресурсе "Лабиринт" рецензент под ником Винни-Пушка пишет: "Очень хорошая книга, в моём духе. Люблю беспросветность, попытки персонажа барахтаться, иногда приводящие к чему-то стоящему, а иногда совсем бесплодные".
Сопикова концентрирует в слова тоску. Окраины и Петербург здесь ни при чём. Тоска, разлитая в книге, бескрайняя, экзистенциальная. Она пронизывает гиперреализм повествования, превращая его в энциклопедию тёмных сторон бытия и женской натуры. Отчего реалистичность перестаёт быть таковой. Она, как ни парадоксально, превращается в торжество авторской воли.
Уже второй раз я замечаю такой эффект от прозы, написанной женщинами. Первым был роман Наринэ Абгарян "Симон". Рецензируя его, я употребила слово "чернуха". Тогда мне казалось, что это авторский приём Абгарян. Книга Сопиковой заставляет задуматься, не приходит ли в женскую прозу новая тенденция. Очень условно назову её "установкой на худшее".