Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ОТКРЫВАТЕЛЬ ТАВРИДЫ

КАРЛ ГАБЛИЦ

Титулом «Таврический» увенчан светлейший князь Григорий Потёмкин, одержавший блистательные победы в баталиях с турками и присоединивший Крым к империи Российской. Но звания «Таврический» заслужил еще один деятель — ученый-натуралист Карл Габлиц, которого иногда называют «открывателем земли Крымской»…
Род Габлицов прославил Отечество целым рядом замечательных имен: кроме академика Карла Ивановича Габлица (1752–1821), в анналы истории вошли и его потомки, композитор и музыкальный критик Александр Николаевич Серов (1820–1871), а также живописец и график Валентин Александрович Серов (1865–1911). Происходил род из прусского Кенигсберга, и в том, что он соединил свою судьбу с Россией, невольная заслуга первого куратора Московского университета Ивана Шувалова. Тот озаботился обустройством словолитни при только что открывшейся университетской типографии. Дело встало, а все потому, что нужен был ей многоопытный литейщик. Да такой, чтоб и ментором был не из последних, дабы и учеников наставить в словолитном ремесле. А такового искусника ни в Петербурге, ни в Первопрестольной столице приискать не сумели. И весной 1758 года Шувалов посылает командующему армией в Пруссии (оккупированной русскими во время Семилетней войны), генералу Виллиму Фермору депешу: просить пожаловать к нам изрядного типографа «c прибавлением жалования того, что он в Кенигсберге получал, в полтора».
Шувалов обратил взоры к Кенигсбергу вовсе не случайно. С давних пор этот знатный прусский град приковывал внимание просвещенных россиян и даже получил русское прозвание — Королевец. В тамошнем университете — Альбертине, основанном в XVI веке, уже в петровские времена обучались школяры из России. Авторитет Альбертины в XVIII веке был весьма высок, туда ежегодно для «совершенствования в науках» наезжали питомцы Московского университета. Примечательно, что и мемуарист Андрей Болотов в своих «Записках» говорит о десяти русских студентах, которых он заприметил в Кенигсберге.
И печатное дело было поставлено в Кенигсберге на широкую ногу. Первая типография открылась здесь еще ранее университета, в 1523 году. А в 1529 году сюда, между прочим, пригласили первопечатника Франциска Скорину. Здесь велась, правда, не слишком бойко, и издательская деятельность на русском языке (привилегию на печатание «славянских книг» получил в 1724 году магистр философии Б. Квасовский).
Фермор подходящего человека вскоре нашел. Это был «словолитный мастер» Иоганн Вензель Габлиц, который «добрую репутацию в искусстве своем имеет». Университет заключил с Габлицем долговременный контракт и ассигновал деньги на приобретение имевшегося у этого мастера оборудования («к тому литию всех инструментов и многого числа для набору слов»). Габлицу было положено немалое жалование — 400 рублей в год (такую сумму получал экстраординарный профессор).
Между тем, одно обстоятельство могло стать необоримой препоной на его пути в Россию: по некоторым данным, Габлицы были евреями, а известно, что въезд иудеев в империю при ортодоксальной Елизавете категорически возбранялся. Стоит, правда, заметить, что далеко не все биографы придерживаются мнения об иудейском происхождении рода: некоторые называют его «немецким», и словарная статья об одном из Габлицов включена в авторитетный справочник «Немцы России». Кто же прав?
А правда состоит в том, что в российских официальных документах и литературных источниках XVIII века о Габлицах говорят исключительно как о людях «прусской нации». Казалось бы, тема закрыта, но имеется весьма достоверное свидетельство об их еврействе. Владимир Стасов рассказывал, что был завсегдатаем в доме Серовых и давал уроки музыки в будущем известному композитору, Александру Серову и его сестре (Иоганн Венцель Габлиц приходился им прадедом по материнской линии). «Однажды, — писал Стасов, — я нашел [Александра] со старшей сестрой Софьей в необыкновенном, еще не виданном состоянии духа. Они прыгали и били в ладоши около фортепиано, на котором только что играли, и громко кричали мне: "Вольдемар, какое счастье! Какое счастье! Вообразите — мы жиды!"… Они подбежали ко мне и, продолжая хлопать в ладоши, объявили мне, что вот только сейчас мама рассказывала им, что они оба такие способные и живые прямо в дедушку, Карла Ивановича, ее отца, а он был еврей родом. И мы все вместе принялись радоваться: у нас давно евреи считались самым многоспособным и талантливым народом». Как видно, память о еврейских предках в семье почиталась, передавалась из поколения в поколение и была предметом всеобщей гордости. Ведь, по словам того же Стасова, Александр Серов «всегда с радостью пускался в рассмотрение своего еврейства» (позднее он и женится на еврейке).
Логично предположить, что Габлицы не афишировали свое еврейство, опасаясь гонений и преследований. Оно и понятно: в Пруссии, откуда родом был Иоганн Венцель, иудеям запрещалось заниматься многими видами ремесел (в том числе и типографским делом), вступать в купеческие гильдии, торговать скотом, шерстью, кожей и т. д. По данным конца 1750-х годов, в Кенигсберге официально числилось 307 евреев, и только в 1756 году (хотя иудеи жительствовали здесь достаточно давно) была открыта единственная в городе синагога. А вот протестантских кирх там насчитывалось до 20-ти! По-видимому, Иоганн Венцель (какому бы Богу в душе он ни молился) в списках еврейской общины не значился и был прихожанином лютеранского храма. Вероятно, он имел надежное свидетельство о том, что он христианин, и потому был впущен в Российскую империю и занял должность в Московском университете.
По словам историка Ивана Снегирева, Иоганн Габлиц «обогатил [типографию университета] новыми шрифтами, виньетками, фигурами, вырезанными на дереве и меди» и стал «лучшим словолитным мастером». С ним постоянно работали подмастерья-литейщики, получавшие более высокое, чем ученики типографии, жалование. За время своей 20-летней беспорочной службы было выпущено в свет около тысячи изданий. В 1779 году Иоганн Габлиц вышел в отставку с сохранением ему полного жалования и поселился в Курске, где и окончил свой век.
Старший сын Карл приехал вместе с отцом в Россию в шестилетнем возрасте. Иоганн Венцель определил своих детей Карла, Фридриха и Генриха в гимназию Московского университета, взяв на себя расходы на их образование. Так что Карл Габлиц изучал арифметику, геометрию, историю, географию, логику, метафизику, риторику, латинский, греческий и французский языки. Карл овладел русским языком самостоятельно, поскольку «в гимназии тогда еще не было особого для сего класса». Учился он прекрасно, неоднократно получал награды за прилежание. В 1768 году, шестнадцати лет от роду, он как один из лучших выпускников он стал студентом Университета.
Карл начал слушать лекции на Медицинском факультете, хотя склонность к путешествиям была в нем сильнее, чем тяга к медицине. К счастью, будущие медики обучались тогда и натуральной истории, географии, земледелию, минералогии, химии, и эти предметы были интересны начинающему студенту. И все же он «скучал школьною жизнью в университете». Может статься, Карл, в конце концов, и выбился в эскулапы, и в эскулапы изрядные.
В том же 1768 году московский дом Габлицов посетил молодой профессор ботаники Самуил Готлиб Гмелин (1744–1774) Профессор готовил тогда экспедицию Петербургской Академии наук на юг России и в Персию для физических наблюдений. Он сразу же обратил внимание на Карла, оценил его тягу к новому и нашел в нем своего горячего сподвижника. Несмотря на противодействие отца, Карл стал готовиться к экспедиции, разрешение об участии в которой получил от Академии в марте 1769 года.
«И тогда же я, на семнадцатом году от роду, — пишет далее Карл, — оставя впервые родительский дом, отправился в путь до Воронежа, где Гмелин зимовал. По прибытии моем туда он принял меня весьма ласково и вскоре полюбил меня так, что до самой кончины своей… оставался мне другом».
По тем временам путешествия были делом рискованным: нередко люди пропадали без вести. Путь наших путешественников пролегал через Дон и низовье Волги на побережье Каспия. В 1769 году они посетили Черкасск и Астрахань; в 1770 году морем отправились в Дербент; отсюда сухим путем в Баку, Шемаху и Сальяны, далее морем — в Энзели; в 1771 году останавливались в Реште и Балфруше. В начале 1772 года они вернулись в Астрахань, откуда через Сарепту направились в Куманскую степь и Моздок; затем Тереком и степью вновь прибыли в Астрахань.
Экспедиция была сопряжена с огромными трудностями: исследователи страдали от жары, тяжелых лихорадок, испытывали множество лишений. Кроме того, жизнь их зависела подчас от самовластных восточных царьков и князьков. В июне 1772 года отряд с Гмелиным во главе выехал морем в Персию в сопровождении военной команды из 40 человек и уже намеревался пройти сухим путем в Кизляр, как был ограблен и захвачен кайтайским эмиром Гамзой, который намеревался получить за русских заложников немалый куш. Гмелина держали одного в глубоких ямах, переводя из аула в аул…
«Путешествие по России для исследования трех царств природы» Гмелина, изданное позднее Академией наук в трех томах на немецком, а затем в четырех томах и на русском языке, получило широкую известность. Гмелин сознательно сосредотачивался на том, что имеет общественный интерес: описания Астрахани, Дербента, Шемахе, русской крепости Азов, соленом озере Баскунчак; колонии «меренских братьев» (община немецких поселенцев) в Поволжье. Он повествует также «О нынешнем политическом состоянии Персии и об образе правления», «О персидском законе», «О персидских монахах».
Карл Габлиц энергично помогал Гмелину собирать растения и составлять их точные описания, а также заведовал дорожной библиотекой. Надо сказать, что Карл вырос в подлинного профессионала именно благодаря Гмелину. Постепенно он выходит из тени своего наставника и заявляет о себе как вполне самостоятельный исследователь. В 1772 году Гмелин оставляет его в Астрахани для изучения в губернских архивах сведений по истории калмыков; а в 1774 году ученый отправляет его в Гилянские горы для естественнонаучных изысканий и сбора уникальных экспонатов. Сам же начальник экспедиции в том же году умер в кайтайском плену в возрасте 30 лет. Весть о трагической кончине профессора настигла Карла только по возвращении в Зелинский порт. Трудно передать его горе. Но надо было служить делу, которому учитель был верен до конца.
Габлиц переправляется морем в Астрахань, где остается до весны 1775 года, приводя в порядок свои бумаги и коллекцию. В Петербург он прибывает только в июне, и на первом же заседании Академии наук представляет собранный им гербарий и коллекцию минералов, а также «заметки и примечания» о путешествии в Гилянь. И вот первый успех молодого натуралиста — Академическое собрание выразило по сему поводу «полное свое удовольствие» и распорядилось опубликовать «заметки» путешественника (они будут изданы дважды) и произвести его в академические переводчики. Более того, его знания и опыт были оценены Академией, которая обратилась столь высоко, что обратилась к генерал-губернатору Новороссии Потемкину с просьбой подыскать Габлицу достойное место. В октябре 1776 года Карл Иванович с повышением чина был назначен в Астраханскую Садовую контору помощником директора. При этом Академия наук официально объявила его своим членом-корреспондентом.
Казенные сады в Астрахани, которые еще в XVII веке живописал путешественник по Московии Адам Олеарий, являли собой тогда крупное и обширное хозяйство: богатые винные погреба и винокуренные заводы; рощи виноградных, померанцевых, абрикосовых, сливовых, грушевых, а также миндальных, тутовых и оливковых деревьев; парники с экзотическими растениями и южными цветами; раскинувшиеся широким полукругом аптекарские огороды.
Карл Габлиц знал об остром интересе к Садовой конторе Гмелина, который пекся о том, о том, как сберечь эту уникальную природную коллекцию. И, заступая на должность «помощника» директора Садовой конторы, он следовал заветам своего учителя. По словам самого Карла Ивановича, находясь на этой должности, он «беспрестанно упражнялся в опытах над улучшением виноделия, садоводства, шелководства и над разведением разных полезных иностранных растений». Изыскания Габлица в 1779 году были отмечены медалью Академии наук.
Молодой ученый работал под началом директора, князя Николая Долгорукова, который был ревнителем садоводческого дела. Однако после кончины Долгорукова в 1781 году должность директора Садовой конторы упразднили, и Карл Иванович получил новое назначение в экспедицию под водительством капитана II ранга графа Марко Войновича. Им было поручено «делать физические и другие наблюдения, к приращению познаний о Каспийском море».
В июле эскадра из трех фрегатов, одного бомбардирного корабля и трех ботов вышла в открытое море и по осмотру берегов Каспия направилась к Астрабадскому заливу, который был признан пунктом, отвечавшим видам правительства в торговле с Персией, Индией, Хивой, Бухарой и Бадахшаном. Но восток, как известно, — дело тонкое, тем более, что в персидской администрации царил тогда полнейший беспорядок. Владетель Ашхабадской провинции Ага-Мохаммед-хан приветствовал идею создания русской фактории на восточном берегу Каспия и тут же заключил договор о дружбе и даже предлагал послать в Петербург своего племянника. Граф же Войнович вместо мирной фактории учредил военный форт. Салютуя пушечным огнем, русские переполошили местных воевод, до которых дошел слух (пущенный англичанами), что по Дагестану идет Суворов с 60-ю тысячами солдат. И Ага-Мохаммед-хан решил, что надо избавиться от непрошенных гостей. По его приказу Войнович и Габлиц вместе с несколькими морскими офицерами были схвачены и десять дней содержались под крепким караулом, а потом отправлены в город Сари, что в ста верстах от Астрабада. Россиянам предложили убираться восвояси. В результате флотилия бесславно вернулась
В отличие от опростоволосившегося Войновича, Габлиц- натуралист сделал свое дело. Огромный научный интерес представляет его обстоятельный отчет о плавании. Во всех представленных ученым описаниях природных явлений, растительного и животного прекрасно проявилась наблюдательность автора. Характеристики Карла Ивановича уточняют и дополняют труды его предшественников.
На острове Огурчинском его внимание привлекли тюлени, «красные гуси» (фламинго), розовые скворцы, на горе Балхан — «барсы, кабаны, волки, лисицы, дикие волки или так называемые джайраны и каменные бараны»; в устье впадающей в Каспий реки Карасы он удивлен несметным числом «знатных рыб» по весне — белуги, осетра, севрюги, «так что, ловя их тогда баграми, можно в короткое время нагрузить несколько судов как ими, так и выливающеюся из них икрою». На косе Дервиш он рассматривал «в земле трещины и горный деготь», изучал залежи соли на Нефтяном острове. Весьма важны и его этнографические записи о быте и торговле красноводских и кочевых туркменов, о морских разбойниках — «огурджалах». Точна и составленная им карта Каспия. В конце 1782 года труд был представлен Потемкиным Екатерине II, которая пожаловала за него Габлица в надворные советники и перевела его в ведомство князя. В 1783 году Петербургское Вольное Экономическое общество избрало Карла Ивановича своим действительным членом.
В том же 1783 году после опубликования манифеста Екатерины II «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу», Габлица направили в Крым. Потемкин поручил ему составить естественнонаучное описание Крыма «по всем трем царствам природы» и снабдил ученого всем необходимым для топографических съемок.
Уже в декабре 1784 года «Физическое описание Таврической области по ее местоположению и по всем царствам природы» было отправлено Потёмкину, а в 1785 году издано за казенный счет. Этот классический труд ученого стал первым геологическим, ботаническим и биологическим описанием полуострова. Многие термины, названия, характеристики географических объектов Крыма введены в научный оборот именно Габлицом. Исследователь представил первое схематическое природное районирование Крыма, разделяя его на части: «плоскую или ровную», «горную» и «полуостров Керченский». В горной же части полуострова он выявил три гряды: «передовые», «средние» горы и «крайний Южный хребет»; и впервые назвал «Полуденный» (Южный) берег Крыма самостоятельной географической единицей. Он обнаружил известковые, глинисто-сланцевые, вулканические горные породы, исследовал почвы различной мощности и качества; отметил значительную крутизну южных склонов горных гряд и пологий характер северных, а также неровности плоских вершин в горах и ледяные пещеры, описал 20 рек, в том числе и неизвестный доселе водопад Учан-Су.
Рассказывая о флоре Крыма, он не только раскрыл богатства травянистой растительности в степи, а лесной — в горах, но и указал на ее многообразные родственные связи с растительностью южной Европы, Азии, северных областей. В списке растений Габлица, который называют «первым научным ботаническим реестром Крыма», 511 видов, в том числе лекарственных, кормовых, технических трав. Столь же интересны сведения о животных края.
Рассказал он и о некоторых географических объектах Крыма. И показательно, что Габлиц уделил здесь внимание еврейским обитателям полуострова, причем говорил о них с нескрываемым сочувствием. Вот, к примеру, его описание так называемой Жидовской крепости близ Бахчисарая: «[Она] состоит на самой вершине крутой каменной горы и положением своим ясно доказывает, что она построена древним, угнетенным и искавшим себе безопасности и убежища народом. Теперь обитают в ней с давних уже времен одни Жиды, и они, не взирая на недостаток там воды, которую с великим трудом должны возить на лошаках вверх от самой подошвы горы, избрали место сие для своего пребывания».
«Физическое описание Таврической области…» было переведено на главные европейские языки. За этот труд Карл Иванович был от императрицы осыпанную бриллиантами табакерку. Екатерина II повелела также составить историческое описание полуострова, чем он и занимался в 1785 году в Москве и Петербурге. Габлиц, хотя и работал в астраханских архивах, все же был натуралистом, а не историком. Но и здесь он проявил недюжинный талант.
Как и Потёмкин, Габлиц мечтал превратить Тавриду в шелководческий край и искал места для посадки тутовых деревьев — обследовал район Старого Крыма, который признал «преудобным к разводу шелковых червей» и тем самым положил начало крымскому шелководству.
В деятельности на благо России Габлиц видел высшее свое предназначение. А, между тем, смерть ходила за ним по пятам. Однажды во время разъездов вдоль реки Кубани он едва не стал жертвой нападения воинственных черкесов и спасся чудом, покинув место стоянки по какому-то наитию.
В поездках Карла Ивановича иногда сопровождал правитель Таврической области бригадир Василий Каховский, с которым они душевно сблизились. Каховский, по словам Габлица, его «обласкал всячески» вплоть до того, что свой собственный дом в Симферополе предоставил под его коллекцию, которую составляли обширный гербарий, чучела животных, насекомые, камни, минералы. По существу это был первый естественно-исторический музей в Крыму.
В свою очередь, Потёмкин-Таврический в 1786 году пожаловал Карла Ивановича виноградным садом в Судакской долине, а также одной из лучших дач близ Балаклавы. Эта дача, называемая Чоргунь (ныне поселок Черноречье под Севастополем), вскоре стала аттестоваться местными жителями Карловкой — по имени ее хозяина. Она утопает в зелени. «Габлицевы сады достойны вкуса того, кто описал нам произведения Крыма, — отметил в своем "Путешествии в Полуденную Россию" (Ч. 3, 1802) Владимир Измайлов. — От чего именно нравится сия дача Габлица? От того, что нет в ней никаких украшений, кроме украшений природы». Карловка была приметна и каменной многоярусной двадцатиметровой башней в виде двенадцатигранника, построенной в XV веке одним турецким вельможей. По указанию Габлица, башня была украшена античными барельефами, собранными им во время натурных обследований Крыма и Таманского полуострова. «Прелестное место! Если когда мне вздумается писать роман в рыцарском вкусе, я здесь запрусь с Ариосто и 1001 ночью», — воскликнет в восторге посетивший дачу литератор Иван Муравьев-Апостол («Путешествие по Тавриде в 1820 году»).
Габлиц упорно работал над завершением труда по истории Крыма, хотя служебных обязанностей у него все прибавлялось и прибавлялось. В январе 1787 года он получает назначение директором домоводства Таврической области, а в феврале — директором экономии, с предписанием «вступить между тем в действительное управление казенных в сей области поселян». А в Крыму в то время желали обосноваться тысячи, да что там, — десятки тысяч человек (только за один месяц туда были направлены 4000 «заштатных дьячков»), однако же, по словам Потемкина, «большое число поселенцев терпели великую нужду». И от Карла Ивановича зависело выделить «в Таврической степи удобных и выгодных для жилищ и хлебопашества мест».
В мае 1787 года в Крым прибыла совершавшая путешествие по южной России Екатерина II. Во дворце, выстроенном на речке Каланчак, императрица по представлению Потёмкина приняла Габлица, и тот поднес ей свое историческое сочинение о Тавриде. Она непринужденно беседовала с автором, задавая множество вопросов и о прошлом края и «по части натуральной истории». Карл Иванович был зван к императорскому столу во всякое время, а по отъезде монархини из края был пожалован орденом св. Владимира 4-й степени и бриллиантовым перстнем. Однако из-за начавшейся войны c Оттоманской В конце 1787 года сражения с турками шли и у самых берегов Крыма. Не исключалась высадка на полуострове вражеского десанта. А потому Карлу Ивановичу пришлось на некоторое время оставить науку и сосредоточиться на вопросах обороны и снабжения действующей армии продовольствием и фуражом. К тому же, в феврале 1788 года его произвели в коллежские советники и назначили вице-губернатором Таврической области, которым он оставался до 1796 года. Летом же, когда губернатор Каховский был отозван под Очаков, дабы принять должность генерал-провиантмейстера, Габлиц на пять месяцев принял на себя обязанности правителя Тавриды, что в ту военную пору было задачей многотрудной.
Примечательна его переписка с прославленными русскими полководцами — героями той войны. Суворов знал его лично и называл «высокоблагородным и высокопочтенным». Самые добрые отношения связывали Габлица с легендарным адмиралом Федором Ушаковым, который в те годы командовал Севастопольской эскадрой. Сохранилась корреспонденция Габлица с тогдашним русским послом в Турции Михаилом Кутузовым.
Да и после прибытия в январе 1789 года в Тавриду нового губернатора, бригадира Семена Жегулина работы у Карла Ивановича не убавилось. А в 1793 году ему вновь пришлось на время возглавить управление краем. К старым проблемам добавлялись новые.
При Габлице население Симферополя увеличилось с 815 (1783) до полутора тысяч жителей (1792); появились первенцы промышленности — пивоваренный, винокуренный и кирпичный заводы; открылись первая аптека и Главное народное училище (1793) — первое в Крыму среднее учебное заведение; закладывались виноградники, разбивались парки, сады. В Крым с его легкой руки были завезены кипарис, лавр, пиния, иудино дерево и другие средиземноморские растения. Неслучайно в первый день 1794 года императрица наградила его орденом св. Владимира 3-й степени.
В том же году ему доверили надзор над Таврическим соляным промыслом. Он рьяно взялся за дело, в кратчайшие сроки удвоил доходы от продажи соли, за что в феврале 1796 года был пожалован в статские советники. В том же году Карла Ивановича избрали действительным членом Академии наук.
По восшествии на престол Павла I Габлица увольняют с должности вице-губернатора и отзывают из Крыма, что толкуется некоторыми историками как государева опала. На самом же деле взбалмошный император прогневался вовсе не на Карла Ивановича, а на… саму Тавриду, освоению и превращению которой в цветущий край столько сил отдали Екатерина II, Потёмкин, да и Карл Габлиц. В пику византийским проектам матери, Павел в декабре 1796 года одним росчерком пера упразднил Таврическую область, переименовал Севастополь в Ахтияр, Феодосию в Кафу, а Симферополь из областного города разжаловал в уездный.
Наш герой покидал дорогую ему Тавриду «с прискорбным сердцем». Хотя лично к Габлицу Павел I относился благожелательно, и именно его краткое царствование выпал наивысший взлет служебной карьеры Карла Ивановича. Ему поручили состоять при генерал-прокуроре по хозяйственной части. А когда под руководством генерал-прокурора учредили особую Экспедицию для управления делами государственного хозяйства, опекунства иностранных и сельского домоводства, Карл Иванович был назначен ее членом. Он как знаток оценивал оригинальные проекты, приносившие немалую пользу государству.
В день коронации Павла 5 апреля 1797 года Габлицу было пожаловано 250 душ крестьян в Нижегородской губернии. В сентябре его производят в действительные статские советники и назначают первым товарищем министра Департамента уделов. Помимо прежних забот, в его ведении оказались еще и все удельные имения империи с полумиллионном населением, каковые надлежало «привесть в должное устройство».
«Неусыпные труды мои не остались без наград», — не без удовлетворения скажет Карл Иванович. И действительно, в 1798 году ему сверх жалования была определена пенсия 2000 рублей в год. В 1799 году он получает орден св. Анны 1-й степени; наконец, в 1800 году — высокий чин тайного советника.
Новый император Александр I сразу же привлек Габлица к работе Комитета по устройству Новороссийских губерний. А в июле 1802 года Карла Ивановича командируют в Поволжье инспектировать иностранные колонии. Габлиц предложил дать поселенцам угодья и лес, выделить им пособие для заведения фабрик, усилить надзор за их нравственностью (для чего открыть смирительные дома), «преобразить и улучшить местное начальство». Император остался доволен инспекцией Габлица и в своем указе 19 декабря 1802 года учел все его предложения. Он пригласил тайного советника к монаршему столу, имел с ним беседу и пожаловал Карлу Ивановичу столовые деньги 300 рублей в месяц.
В декабре 1802 года его назначают президентом Мануфактур-коллегии, а в 1803 году одновременно управляющим Экспедиции государственного хозяйства и Лесного департамента в звании главного директора государственных лесов. Заслуги Габлица в развитии лесного дела России весьма велики. Именно по его инициативе в Царском селе в 1803 году открылось Практическое лесное училище, ставшее первым высшим учебным заведением по лесоводству не только в России, но и в Европе. Габлиц разработал Устав и Положение об училище. По инициативе Габлица «для научения людей в лесоводственных науках» в 1804 году было открыто лесное училище и в городе Козельске Калужской губернии.
Он заботился не только о подготовке российских лесных чиновников, но и добивался сбережения природных богатств, «усугубив лесную стражу в важнейших местах». И в то же время отменил нелепые ограничения отпуска древесины крестьянам на их нужды. При Габлице лесные доходы империи увеличились втрое! Когда министр финансов Алексей Васильев доложил об этом императору, тот пожаловал главного лесовода орденом св. Владимира 2-й степени и мызой в Виленской губернии с годовым доходом 1500 рублей.
«Чрезмерные труды» и «беспрестанное напряжение телесных и душевных сил» отразились на здоровье тайного советника, и без того не богатырском. Император почел за благо освободить Габлица от службы, сделав его обязанности по преимуществу представительскими. Карл Иванович уже не столько служит, сколько участвует, состоит, присутствует. Но и в этом качестве он полностью отдается делу и приносит неоценимую пользу. В ознаменование заслуг перед Отечеством в 1810 году Габлиц получил бриллиантовые знаки к ордену св. Анны 1-й степени.
В 1813 году тайный советник Габлиц решает подвести итог своим трудам и дням и пишет «Краткое описание жизни и службы». При этом Карл Иванович подчеркивает, что составил автобиографию «не из самолюбия и не для тщеславия, но единственно в честь и славу Всевышнего Творца»…
Следует признать, что еврей Карл Габлиц не знал веры предков, воспитывался и жил в нееврейском окружении и, как и его отец, исповедовал протестантизм. Позднее он примкнул к лютеранской секте гернгутеров, основанной в Саксонии моравскими братьями и гуситами, и получившей в царствование Елизаветы Петровны некоторое распространение среди российских немцев. Вероучение адептов этой секты называют иногда «религией сердца» (интересно, что постулируемое гернгутерами чувственное приближение к Богу и мистическое единство с Ним несколько сближает их с хасидами). Главное внимание уделялось ими не догматике, а морали, не столько просвещению ума, сколько «образованию сердца». Благодушие, непоколебимость веры и аскетизм стали категорическим императивом Карла Ивановича. Известный литератор Греч сказал о нем: «Муж отличного ума, глубокой учености, редких добродетелей и истинный христианин».
Немало душевных сил и энергии Габлиц отдал миссионерству и благотворительности. В 1805 года он стал попечителем Петербургской Евангелической церкви св. Анны, что на Кирочной улице. Под его же попечением процветал учрежденный при той же церкви евангелический сиротский дом. Когда в декабре 1812 года было организовано Российское Библейское общество — христианская межконфессиональная организация, занимавшаяся распространением и переводом книг Ветхого Завета и Нового Завета на территории Российской империи, Карл Иванович вошел в его комитет в качестве вице-президента.
Символично, что самая последняя его почетная обязанность связана с Крымом, которому наш герой отдал столько сил, ума и таланта. «В царствование Александра I, — радовался он, — обращается на сей край особенное внимание и попечение Правительства, чтобы… воспользоваться теми выгодами, коими одарен он от природы». В 1819 году он стал председательствующим в Комитете «по рассмотрению жалоб, принесенных императору касательно Таврической губернии», и оставался на этой должности до конца жизни. По словам Стасова, Габлиц «до глубокой старости сохранил весь свой чудесный, благородный и великодушный нравственный склад, всю силу прямого и светлого ума».
Карл Иванович скончался в Петербурге 9 октября 1821 года на 70-м году жизни. Он погребен на Волковом лютеранском кладбище. Имя Габлица присвоено Карстовой полости в Крыму и трехметровому многолетнему вьющемуся растению — кавказскому шпинату со съедобными листьями или Hablitzia tamnoides.