Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Книга Льва Бердникова «Евреи России в ливреях и без них. Литературные портреты. (XV — начало XX вв)» представляет собой значительно дополненное и расширенное издание книги «Евреи в ливреях. Литературные портреты» (М.: Человек, 2009).

Ах, не шейте вы ливреи, евреи.
Не ходить вам в камергерах, евреи!
Не горюйте вы зазря, не стенайте, —
Не сидеть вам ни в Синоде, ни в Сенате… —

эти слова из известной песни барда Александра Галича предостерегают представителей иудейского племени всех времен держаться подальше от властей предержащих. Многие персонажи новой книги Льва Бердникова этому совету не вняли и вошли в историю именно потому, что были на виду и вращались в высших государственных и придворных кругах царской России. Они сыграли видную роль в российской культуре, науке, просвещении и прославили тем самым свое Отечество.
Автор выстраивает целую галерею портретов выдающихся российских евреев XV — начала XX вв. Поражает при этом завидная широта их профессиональной деятельности: перед нами не только иудеи-купцы, предприниматели, ювелиры, ученые, банкиры и врачи, но и евреи-дипломаты, фольклористы, придворные учителя, литераторы, общественные деятели и даже шуты. И каждый из них оставил свой неповторимый отблеск в истории.
Евреи издревле жили на землях, которые значительно позже вошли в состав древней и средневековой Руси. Некоторые имена евреев дошли до нашего времени. Но настоящая «полноценная» история евреев в России начинается со славных времен Петра Великого и особенно Екатерины II. После трех разделов Польши в Россию вместе с бывшими землями влилась самая большая еврейская община в мире. С тех самых пор судьбы евреев и русских на территории России стали неотделимы и переплелись самым тесным образом. Многое довелось претерпеть евреям в России: тяжелую жизнь в черте оседлости, унижения и гонения, а подчас и кровавые наветы, изгнания и погромы.
Времена, как известно, не выбирают. Герои этой книги жили и действовали в эпоху государственного и религиозного антисемитизма, а потому многие из них были поставлены перед необходимостью креститься (как некогда испанские и португальские марраны). Были периоды, когда подвергали остракизму за одно лишь подозрение евреев в приверженности религии Моисея, когда без крещения не дозволили бы не только облачиться в ливреи, но и вообще поселиться в России. Приметна в этой связи судьба лейб-медика при Анне Иоанновне, а затем и при Елизавете Петровне, академика Антонио Рибейро Нуньеса Санчеса. Ищейки дщери Петровой каким-то образом прознали, что в бытность в Париже сей эскулап общался с местной еврейской общиной. Иными словами, императрица узнала, что Санчес не принадлежал к числу «добрых христиан». Потому-то его исключили из Академии и полностью лишили пенсиона. И только взошедшая на престол Екатерина II (которую в 1744 году он вылечил от плеврита) полностью восстановила его в правах.
Аккультурация и ассимиляция в той или иной степени коснулись многих российских евреев, но степень и градус этой мимикрии разнились, демонстрируя все многообразие культурно-исторических типов. Перед нами предстают фигуры, подчас парадоксальные по своей полярности: например, с одной стороны, один из основателей Петербургской еврейской общины, «защитник своего народа», поборник прав иудеев Нота Ноткин, а, с другой — еврей только по происхождению, думный дьяк, а затем и глава Посольского приказа при Алексее Михайловиче, Алмаз Иванов, истый ревнитель православия., как его аттестовали современники, «Многогранный Алмаз». И так случилось, что вице-канцлером при Петре I стал Пётр Шафиров; при трех императорах (Александре I, Николае I и Александре II) дипломатическое ведомство державы возглавлял канцлер и действительный тайный советник 1 класса Карл Нессельроде, «русский европеец», как его аттестовали. На сей должности он дольше всех (без малого четыре десятилетия) был у руля отечественной дипломатии и политической разведки. А если говорить о Советской России и Советском Союзе, то наркомами иностранных дел стали там евреи Лев Троцкий и Максим Литвинов.
Но вернемся к Алмазу, который получил цареву грамоту: «И указал Государь думному посольскому дьяку Алмазу Иванову посланникам объявить свое Государево жалование, что гетмана Богдана Хмельницкого и войско Запорожское пожаловал под свою высокую руку». Впрочем, история умалчивает о том, что чувствовал царедворец Алмаз Иванов, когда торжественно принимал в Кремле «гонителя и убийцу» Хмельницкого, на чьих руках была кровь тысяч его соплеменников. Кто может поручиться, что в минуты официальных посольских церемоний Алмаз не вспомнил о своем еврействе? Кажется, без такого, не помнящего родства с иудеями Иванова, равно как без другого этнического еврея, столпа славянской фольклористики Павла Шейна — бескорыстного подвижника, посвятившего жизнь изучению русской и белорусской народной песни), картина была бы и не полной, и исторически недостоверной. Оставить их вне поля зрения означало бы упустить из виду еврейский этнический след в российской истории и культуре. Ведь в книге показывается, что уже под скипетром «тишайшего» царя Алексея Михайловича, помимо Алмаза Иванова, подвизались и другие крещеные евреи: русский посол в Кахетии В. С. Жидовин, приказной дьяк В. Юдин; начальник московских стрельцов И. В. Жидовин и др. (причем речь идет только о государевой службе). Названные лица настолько удалены от нас по времени, что проникнуть в их думы, постичь логику их поступков возможно лишь гадательно.
Чтобы достичь успехов в любых сферах российской жизни и доказать, что ты можешь причислять себя к «России верным сынам», евреям часто приходилось совершать весьма драматический шаг — принять крещение. Как точно сформулировал историк Семен Дубнов, «для еврея единственным способом снискать благоволение правительства было склониться перед греческим крестом». Автор исследует нюансы внутренних борений, мучительных раздумий, зигзагов на жизненном пути известных евреев, принявших христианство, но не забывших о своем еврействе. И хотя некоторые российские венценосцы по достоинствам оценивали деятельность отдельных евреев, но многим правителям было свойственно двойственное отношение к еврейству. Вот первый российский император Пётр Великий не питал к евреям особых симпатий и подчас относился к ним не без предубеждений. Этот «импульсивный прагматик» был искренен во всех проявлениях: и когда честил иудеев, и когда защищал их. В своем манифесте 1702 года о приглашении в Россию искусных мастеров самодержец сделал существенную оговорку: «кроме евреев». При этом мог приватно заявлять: «обрезан ты или крещен, лишь бы дело знал». И все же de facto евреям — «птенцам гнезда Петрова» — непременно надлежало осенить себя крестным знамением. При Петре число выкрестов во власти столь возросло, что количество их уже переходит в качество. И в этом может быть усмотрена известная смелость и широта мышления великого реформатора, вполне согласные с его программной установкой выдвигать человека «по годности». Он опирался на тех евреев, кто проводил модернизацию державы и употреблял свои связи во благо России, которой беззаветно служили.
Достаточно сказать, что в 1711 году блистательный дипломат, вице-канцлер Пётр Шафиров в условиях, когда русские были окружены со всех сторон втрое превосходящей их армией Оттоманской Порты, спас Россию от рабства и унизительных условий мира. Это Шафиров занимал для императора внушительные суммы у евреев-банкиров Европы. Проявил он себя и как недюжинный публицист: его трактат стал, между прочим, первым в России сочинением по международному праву. Он ставил себе в заслугу и то, что впервые ввел в русский литературный обиход слово «Патриот», которое определил как «Отечества сын»; себя же называл «Верным Патриотом». И для многих евреев это были не пустые слова!
С Шафировым был тесно связан и его подчиненный Фёдор Юрьевич (урожденный Фридрих Георг) Аш, главный почт-директор империи. Ему бы в пору войти в «Книгу рекордов Гиннеса» (если бы таковая тогда существовала). И не столько потому, что прожил он по меркам того времени исключительно долго — целый век: существенно, что его непрерывный стаж, причем на одном только месте, составил 67 лет! Место это — Санкт-Петербургский почтамт, где этот въедливый еврей служил России при трех императорах и четырех императрицах. Герб Аша отличался характерным девизом: «Virtute Duce» («Добродетель нас ведет»). По-видимому, «добродетель» у него прямо сопрягалась с российским патриотизмом.
Не прохожими людьми, не перекати-поле были «евреи в ливреях» — они чувствовали себя хозяевами страны, укорененными в российскую жизнь. Так, выходец из Голландии, сын маррана, Антон Дивьер, крещеный в России по православному обряду, был назначен императором главным полицмейстером Санкт-Петербурга. Он стоял у истоков ведомства внутренних дел державы. И это благодаря его усилиями в 1721 году был сформирован первый в России полицейский штат, устроена пожарная часть, установлен паспортный режим. Антон был также пожалован в графы.
Пётр I выбрал из евреев даже любимого шута, которого нарек Петром Дорофеевичем (урожденный Ян Лакоста). Тот происходил из Гамбурга и не был религиозным иудеем, значился католиком, а позднее стал православным. Самодержцу нравились в нем искрометный юмор, чувство собственного достоинства, широкая образованность, знание Священного Писания, бескомпромиссность и прямота. Царь сделал его одним из дюжины шутов, причем шутом самым что ни на есть любимым, и назначил его королем маленького северного племени самоедов (кочевых ненцев).
А братья-евреи Авраам, Исаак и Федор Веселовские, составившие гордость российской дипломатии, настойчиво убеждали (но не убедили!) импульсивного Петра Великого и его дщерь, яростную антисемитку Елизавету, что евреи — народ грамотный, и жительство им в империи повсеместно разрешить надобно. Веселовские составляли гордость российской дипломатии и уже в 1710 году вошли в самый влиятельный клан, ведавший внешней политикой державы. Однако двое из них, сбежав от монаршего гнева, покинули Московию и скрылись за границей (правда, один из них потом вернулся). Младший же, Исаак, пережил опалу на Родине. Старший Авраам, поначалу пользовался особым доверием царя, о чем свидетельствует данный ему в 1715 году рескрипт осуществить поимку «непотребного сына» Петра I Алексея Петровича. Авраам, однако, занедужил «почечуйной болезнью» и продолжение преследования пресеклось. Боясь расправы, Авраам и вовсе сбежал, жил долгие годы в недосягаемом для русских Лондоне, а затем и в Швейцарии, но так и не вернулся в Россию. Почему? Вот что ответил он по сему поводу заезжему визитеру, графу Алексею Орлову-Чесменскому: «На Родину я вернусь только тогда, когда в ней утратят силу три пословицы: "Без вины, а виноват", "Хоть не рад, да готов", "Божье, да государево"». Авраам тем самым возвысил свой голос против незащищенных прав личности, рабской угодливости, всесилия авторитарной власти. В России сменилось уже восемь самодержцев, а Авраам так и не предпринял попыток туда вернуться и довольствовался лишь ролью наблюдателя издалека. А это уже ставит Веселовского-старшего в разряд политических беженцев.
Его брат Исаак Веселовский настолько искусился во французском языке, что Петр Великий поручил ему обучать двух своих цесаревен-дочерей, Анну и Елизавету. Если учесть, что монарх прочил дочерей в жены французскому королю или хотя бы (!) принцу крови, можно с уверенностью сказать, что знанию этого предмета он придавал особое значение. Этого Веселовского называли самым «умным человеком в России», он был записным остроумцем, чьи каламбуры передавались из уст в уста. Его впечатляющая карьера — увы! — была остановлена на бегу — сначала из-за беглого брата, а далее по проискам Меншикова и гневавшейся на него Анны Иоанновны. Когда же на престол взошла Елизавета, она к нему, бывшему своему учителю, весьма благоволила и даже поручила ему обучение русскому языку Петра Фёдоровича — будущего императора России Петра III. При этой императрице Исаак находился в полной безопасности и был надежно защищен от козней неприятелей. Он завершил карьеру чином тайного советника.
Судьба третьего брата, Фёдора Веселовского, также была исполнена драматизма: бурные взлеты чередовались в ней со столь же стремительными падениями. Его роль в российской дипломатии огромна: ему удалось склонить Голландию к союзу с Россией против Швеции; резидентура при Британском дворе. Здесь этот еврей добился возведения в английской столице православного храма — первого в туманном Альбионе. Мало того, выкресту Веселовскому было доверено от имени св. Синода вести ответственные переговоры о слиянии русской и англиканской церквей. Казалось, Фортуна должна бы и дальше споспешествовать нашему герою, но тут все рухнуло в одночасье. А все из-за беглого брата Авраама, который нашел пристанище его беглый брат Авраам. Фёдор был тут же отстранен от должности и вынужден был скрыться. Пётр I потом никак не мог простить англичанам покровительства, оказанного Аврааму и Федору. Англия, однако, так и не выдала России беглых дипломатов. В отличие от брата, Федор сильно тосковал по Родине. Этот беглец буквально бомбардировал власть имущих в России с просьбой о возвращении. В 1743 году высочайшая резолюция была, наконец, получена. Веселовский просил Елизавету, чтобы его приняли на службу, «особливо в иностранных делах», и он вернулся к взбалмошной императрице, однако, пришло в голову использовать его по придворному ведомству. Так, поднаторевший в политесе Федор стал (пожалуй, первым в русской истории) евреем-церемонимейстером русского императорского Двора. Позднее его привлекут в Московский университет — куратором. Как и его брат, Исаак, он на излете жизни станет тайным советником.
В книге наличествуют примеры, когда евреи-выкресты вполне осознанно пеклись о пользе соплеменников и использовали свое привилегированное положение им во благо. Вот хотя бы кремлевский врач XVII века Даниил Гаден добивается у «тишайшего» Алексея Михайловича разрешения на торговлю в Москве еврейских купцов и сам привечает иудеев в своем доме. А на рубеже XIX–XX веков академик-ориенталист Даниил Хвольсон вошел в историю именно как ревностный заступник иудеев, доказавший необоснованность их обвинений в ритуальных убийствах. Знаменитый адвокат, присяжный поверенный Лев Куперник, «всех Плевак соперник», также был пламенным защитником евреев, не боясь при этом разоблачать действия властей, и всей своей жизнью заслужил то, что в честь этого усопшего христианина в российских синагогах вели поминальные службы.
Примечателен и католик Иван Блиох, генерал и железнодорожный король России XIX века, банкир и еврейский правозащитник, отец пацифистского движения, организатор науки, ученый самого широкого диапазона. Он получил всемирную известность и даже был номинирован вместе с Николаем II на Нобелевскую премию мира. Блиох старался использовать свои обширные личные связи, чтобы побудить правительственные круги облегчить положение евреев. Блиох констатировал, что правительство априори исходило из идеи «вредоносности» евреев и намеревалось лишь изучить степень этой «вредоносности», дабы привести их в чувство. Представляет интерес и судьба видного адвоката, публициста, харизматичного человека, одного из основателей партии кадетов, Онисима Гольдовского, яркого общественного деятеля и филантропа, отдававшего борьбе за свободу свой ум и талант. Он замечателен и тем, что был мужем и единомышленником известной русско-еврейской писательницы, драматурга, мемуаристки, основательницы популярного московского литературного салона Рашели Хин. Их творческий тандем находился в самом средоточии умственных и культурных страстей века.
Среди выдающейся когорты евреев особняком стоят так называемые самоненавистники — радикальные отступники и хулители своей веры, идентичности, народа. Став ярыми антисемитами, они по своей оголтелости превосходили подчас самых непримиримых юдофобов. Яркий пример тому — Яков Брафман. На казенный счет он издал печально известную «Книгу кагала», ставшую подлинным катехизисом юдофобов, а также навязшими в зубах мифами о неком тайном правительстве евреев и «жидомасонском заговоре». По его мнению, патриотизм у евреев России может быть только русским, иудаизм же и вовсе не имеет права на существование. К адептам евреененавистничества можно отнести и младшего Вейнберга, Павла, который, в отличие от старшего брата маститого литератора и «рыцаря духа» Петра Вейнберга, снискал сколь шумную, столь и скандальную славу рассказчика еврейских анекдотов. С издевкой и хулой на своих соплеменников он выступал по всей России, повсеместно сея семена юдофобии… и был вскоре заслуженно забыт. В этом же ряду находится и приложивший руку к сочинению и распространению отвратительных «Протоколов сионских мудрецов», полицейский агент, конспиратор и сексот Иван Манасевич-Мануйлов.
И все же большинство евреев относились к своим соплеменникам вполне толерантно, а часто и с нескрываемой симпатией. Заслуживает внимания уроженец Германии, раввин Василий (урожденный Хофрат) Левисон, который переехал в Россию, крестился по православному обряду и всецело посвятил себя миссионерской деятельности среди евреев. Он защищал своих бывших единоверцев от несправедливых наветов, перевел для них Библию на русских язык. Даже оставив иудаизм, он сохранил уважение к еврейским религиозным текстам и своим бывшим единоверцам, защищал их от несправедливых наветов. Неслучайно митрополит Московский Филарет (В. М. Дроздов) прочил его на должность главы православной миссии среди российских иудеев.
Отметим, что русские самодержцы и в более позднее время высоко ценили иных служивых евреев, в том числе Егора Канкрина и Михаила Позена. «В государстве Российском есть два человека, обязанные служить до самой смерти: я и ты», — говорил Николай I действительному тайному советнику, графу Егору Канкрину. И в самом деле, этот государственый муж более двух десятилетий занимал пост министра финансов, соединяя в себе заботу о судьбе единоплеменников и горячую любовь к империи и русскому народу. Чином тайного советника был пожалован и другой выдающийся, «видимый в России человек», законодатель, передовой хозяйственник, предприниматель, деятель крестьянской реформы, еврей Михаил Позен. Его весьма ценил император и в 1835 году назначил его статс-секретарем. «Человек умный, даже необыкновенно умный и вместе с тем добрый, благородный и благонамеренный», — отозвался о нем граф Модест Корф. А Пётр Семёнов-Тян-Шанский говорил о его «замечательной трудоспособности, необыкновенной сообразительности», сделавшей Михаила, где бы он ни служил, «самым опытным чиновником».
В развитии экономики и финансового дела России важную роль сыграл купец, щедрый меценат, банкир их величеств Александра I и Николая I Людвиг Штиглиц, удостоенный звания барона. Он субсидировал создание пароходных кампаний, строительство железных дорог. «Люби Россию, и она будет любить тебя», — наставлял он сына. Общественный деятель и меценат барон Евзель Гинцбург завещал потомкам обязательно хранить российское подданство и иудейскую веру. А его сын, барон Гораций Гинцбург, снискавший особую известность и любовь единоверцев, своей благотворительностью и защитой прав гонимого народа и в лихолетье погромов и угнетения свято верил в будущее еврейской общины в России. Примечательна и просветительская деятельность сына Горация — Давида Гинцбурга, стиховеда, ученого-ориенталиста, энциклопедиста и просветителя, создателя уникального книжного собрания иудаики. Династия этих выдающихся деятелей оставила глубокий след в истории России.
Целая плеяда еврейских ученых, литераторов, поэтов, культуртрегеров внесла ощутимый вклад в отечественную науку и культуру. Ученый-натуралист, академик Карл Габлиц был одержим служением российской науке и возрождал, превращал в цветущий край новоприобретенную Тавриду. Первый русскоязычный писатель-еврей Лев Невахович, автор книги «Вопль дщери иудейской» (1803), пишет сочинения, в которых прославляет Россию. «Ученый еврей» Министерства народного просвещения, Леон Мандельштам, внучатым племянником которого был поэт Осип Мандельштам, выступал истым апологетом русской культуры, стал первым русскоязычным поэтом-евреем, переводчиком сочинений Пушкина на древнееврейский язык. Он настаивал, чтобы его российские соплеменники в совершенстве овладели русским языком, не забывая при этом идиша («жаргона») и иврита. А сколько поколений евреев прислушивалось к пронзительному «голосу крови» 24-х летнего поэта Семёна Надсона (евреем был его дед по отцу)! Православный христианин, Надсон был одержим мотивами жертвенности, гибели за правду во имя любви к людям. Отсюда вытекало творческое кредо поэта: «Я плачу с плачущим, со страждущим страдаю, и утомленному я руку подаю». Обращает на себя внимание его стихотворение «Я рос тебе чужим, отверженный народ» (1885):

Когда твои враги, как свора жадных псов,
На части рвут тебя, ругаясь над тобою, —
Дай скромно встать и мне в ряды твоих бойцов,
Народ, обиженный судьбою!..

Произведение это, не публиковавшееся при жизни поэта, в глазах современников было окрашено в яркие эмоциональные тона, ибо ранняя трагическая кончина затравленного юдофобами Надсона придавала его словам о «своре жадных псов», терзавшей еврейство, злободневность и остроту. Можно говорить о выдающейся роли этого произведения в борьбе с антисемитизмом в российском обществе.
Знаменитый российский гаер Алексей Копьев был этническим евреем и никак не ашифировал свое еврейство, что было секретом полишинеля. Слух о нем дошел до последнего фаворита Екатерины II, князя Платона Зубова, который не преминул приблизить этого забавника к себе. Тогда-то, во всю ширь и развернулось дарование Копьева-сатирика и выдвинуло его в ряды значительных русских комедиографов конца XVIII века. Анекдотический эпос о нем стал достоянием не только русской, но и европейской культуры. Многие приписываемые ему каламбуры и сюжеты анекдотов получили международный резонанс. В XIX веке они неоднократно перепечатывались во французских газетах, а в 1860 году Александр Дюма-отец включил их в свою знаменитую книгу «De Paris a Astrakhan», правда, без указания имени шута, но анекдоты, несомненно, принадлежали именно Копьеву.
Что касается военной службы, то хотя евреям-офицерам служить в армии возбранялось, некоторым выкрестам удалось дослужиться даже до генеральских чинов. Так, генерал-лейтенант Василий Гейман был наречен сослуживцами «безупречно храбрым». Он особо отличился в Русско-турецкой и Кавказской кампаниях, за что был удостостоен орденов и званий. Гейман вошел в казачий фольклор, став героем многих народных песен. Виктор Никитин, которого называли «несгибаемым кантонистом», помимо генеральского чина, получил общественное признание повестью с пронзительным названием «Многострадальные», ставшей документально выверенным обвинительным актом всему институту кантонистов, через горнило которого прошло за 31 год его существования многие тысячи мучеников. Он не уставал протестовать против насильственного крещения «еврейчиков» в российской армии. Дорогого стоит и признание генерал-лейтенанта Генштаба, еврея Михаила Грулева. Именно он сформулировал свое кредо о необходимости борьбы за права евреев: «Самое важное, что старательно и неусыпно держал я всегда под светом моей совести, — это было то, что по мере сил я боролся, пассивно или активно, против несправедливых обвинений и гонений на евреев». Был генералом и Пётр Вейнберг, который своей многогранной деятельностью заслужил в отечественной культуре самое почетное место. Поэт, ученый, академик, педагог, издатель, редактор. Он также стяжал славу лучшего переводчика своего времени, но, пожалуй, главная его заслуга — переводы на русский язык корифеев всемирной литературы и¸ прежде всего, еврейских писателей Европы и Америки. Большинство читателей аттестовали его «рыцарем духа», самозабвенно служившим русской словесности. Пётр был мудрым администратором, долгое время возглавлял Литературный фонд, всячески поддерживая и помогая писателям. Он по существу открыл российскому читателю обаяние поэзии Генриха Гейне и не случайно вовсе получил прозвание «Гейне из Тамбова».
Так что же, выходит, предостережение: «Ах, не шейте вы ливреи, евреи!» беспочвенно и лишено оснований? К сожалению, нет! Судьба многих героев книги оказалась глубоко трагичной. Гонениям подвергались даже те евреи, чьи заслуги перед державой были поистине огромными Во времена Ивана III погибает на эшафоте врач Мистро Леон, ставший жертвой коварного заговора; другой доктор, Даниил Гаден, облыжно обвиненный в чернокнижии, был растерзан мятежными стрельцами в 1682 году. Даже Пётр Шафиров, чьи заслуги перед державой поистине грандиозны, подвергся царевой опале. Над ним, вице-канцлером, был уже занесен топор палача, когда в последний миг Пётр I вдруг «смилостивился» и объявил о его ссылке, а также о лишении всех чинов и орденов (а до того в Сенате ему не без удовольствия напомнили, что он «жидовской породы»). Благодаря интригам недоброхотов Антон Дивьер был лишен чинов, орденов и сослан в Якутию, и только спустя десятилетия он был помилован императрицей Елизаветы и был восстановлен в чинах и званиях. Умер в нищете подрядчик Абрам Перетц, сыгравший немалую роль в обеспечении провиантом русской армии в войне 1812 года. А на некоторых возводили напраслину даже после их смерти. Досужие историки-почвенники, умалчивая о реальном вкладе евреев в российскую культуру и становление империи, пытаются отыскать следы вредоносных происков «жидомасонов» в годину самых мрачных событий российской истории. Вот здесь-то роль «евреев в ливреях» ими сознательно и настойчиво гипертрофируется. Так, по логике иных «ученых мужей», времена царствования императрицы Анны Иоанновны правильнее было бы назвать не «Бироновщина», а «Липмановщина» по имени приближенного к временщику Э. И. Бирону еврея-банкира Леви Липмана, который якобы и правил Россией. В книге показывается абсурдность и смехотворность утверждения о всемогуществе некрещеного еврея Липмана, бывшего лишь одним из кредиторов Бирона, в эпоху религиозной нетерпимости и антисемитской истерии.
Отрадно, что характеры известных российских государственных деятелей под пером Льва Бердникова раскрываются перед нами с новой, неожиданной стороны. Так, отдельное эссе посвящено светлейшему князю, фельдмаршалу Григорию Потёмкину-Таврическому. Он предстает здесь убежденным юдофилом, первым в российской истории государственным мужем — сторонником сионистской идеи. Этот харизматический деятель впервые после разрушения Второго храма в Иерусалиме вооружает иудеев и формирует в 1786 году «Израилевский» конный полк, который предлагает расквартировать в освобожденной от турок Палестине, где и намеревается собрать всех евреев.
Но до реализации плана «светлейшего юдофила» Потёмкина было еще бесконечно далеко. Огромное число иудеев продолжало жительствовать тогда в Российской империи. Из их среды и выделились евреи, ставшие героями этой книги. Они вошли в анналы истории, а потому вызывают к себе сегодня наш живой и неподдельный интерес.
Завершить наш разговор можно словами историка религии Юрия Табака: «Бердников создает поистине уникальный труд, в прямом латинском значении этого слова — "единственный в своем роде, неповторимый". Есть исследователи российской истории, уделяющие особое внимание православно-еврейским отношениям, но обычно они работают над очень конкретной, узко-научной проблематикой. Эти исследования очень важны, но только Лев Бердников ставит проблемы этих отношений на примере их выдающихся носителей,.. сочетая тщательность биографических исследований с популярным и занимательным стилем изложения… Знание об этом укрепляет взаимопонимание русских и евреев, прославляет тот самый "русско-еврейский" культурный воздух, аналога которого в мире не было. И в этом, помимо образовательной, большая гуманистическая сила».

Александр Локшин,

кандидат исторических наук,
старший научный сотрудник
Института востоковедения РАН