Я встретила Эрику на мосту через дорогу от общежития к автобусной остановке. Мы обе ехали в университет. Она собиралась зайти в библиотеку, а я шла на лекцию к своему немецкому научному руководителю. Эрика, невысокая девушка с огромными карими глазами, тут же взволнованно принялась рассказывать о странном письме, пришедшем утром.
Письмо было от ее знакомого. Гарольд или, как он сам просил его называть, Гарри просто извел Эрику своими ухаживаниями. Я много слышала от нее об этом горе-ухажере. Он ей не просто не нравился, но был противен. Можно описать его одним словом «зануда», и дальнейшее описание будет или излишним, или только добавит незначительные детали в уже существующий портрет.

У него с Эрикой не было ничего общего. Их воспитание, интересы, образование отличались столь разительно, что удивила бы даже только одна мысль о сближении таких людей. Я как-то увидела его на студенческой вечеринке и с трудом поверила, что Эрика вообще могла хоть как-то реагировать на это существо. Она была симпатичной девушкой, хотя очень хрупкой и, как казалось многим, немного забитой. Он, наоборот, не страдал излишней стеснительностью и, как мне показалось на той нашей первой и, к счастью, единственной встрече, отличался завидным упорством и был готов биться за свою цель изо всех сил.

Целью была Эрика. И именно тогда мне в голову пришел афоризм О. Уайлда: « Если мужчина любит, он убивает того, кого любит». Казалось, он только одним своим видом внушает полное доверие и такое же непреодолимое отвращение. Меня удивила и его бледность: множество людей имеют светлый тон кожи, но здесь бледность уже пугала, чем-то его лицо походило на маску: светлые волосы коротко острижены, беззащитные губы, вызвавшие у меня ощущение брезгливости, а глаза… Обычно голубые глаза привлекают, особенно, когда в них присутствуют ум и юмор. Их взгляд может прожигать и иногда задумываешься, какого цвета они были, может, как ночь… Но здесь — нечто безвольное, водянистое, болотное. Я вдруг почувствовала такую жалость к Эрике, что мне захотелось броситься к ней через толпу, схватить за руку и закричать: «Беги!» Я так и сделала. Но было поздно.
Бывает, что мы не делаем вовремя многих вещей: опаздываем на минуту, на секунду, не делаем тот роковой шаг, который меняет все, боясь как-то объяснить этот демарш, пишем ответ на письмо и не отсылаем… Пытаемся успокоить себя, внушить себе, что этой ошибки нельзя было избежать, и, как отвечал Гэтсби на фразу «Прошлое нельзя вернуть» своей сентенцией «Нет, можно» надеемся на невозможное… Как жаль, что мы часто не успеваем вовремя сделать что-то важное: настолько важное, что потом пытаемся вернуть то, что вернуть, увы, невозможно.

Да, я действительно подошла к Эрике и… опоздала. Она ждала визита Гарольда, и все мои попытки убедить ее отказаться от этого человека и таким образом избежать проблем были тщетны. Мы попрощались. Я пошла в свою комнату, а она в свою.

Вечером Эрика буквально влетела ко мне. Нет, она не светилась от счастья, даже была слишком серьезна, слишком спокойна. Кажется, она была в недоумении. Я узнала, что Гарольд приходил, но… все было более, чем странно. На такое первое свидание он мог принести цветы или бутылку шампанского, но… он пошел в китайский магазин и принес ей… маринованную черемшу.
На его вопрос, любит ли она такую черемшу, вежливая Эрика странно улыбнулась и пожала плечами: «Не знаю, не пробовала»…
Задумчиво взяв с полки мои сигареты, она прошептала: «Не знаю, стоит ли мне с ним встречаться?» И сунула в рот сигарету. Я долго молчала и, наконец, посоветовала ей следовать своему чувству.
— Но, если его нет?
— Тогда я не знаю. Жди, когда появится.

Когда она, наконец, ушла, я выглянула в окно и замерла при виде прекрасной и величественной картины: в черном звездном небе сиял огромный золотой диск. Он окрашивал в неземной совершенно иной свет все вокруг, делая дома, деревья, всю мою комнату, в которую он проникал, иллюзорными. Я вспомнила о тех романтиках, которые жили в этих местах и которых вдохновляла подобная картина, восхищала луна над Шварцвальдом. И что? Возможно, именно это место несет в себе нечто особенное, нечто заставляюшее писать стихи, картины, по особенному влюбляться. И, не знаю почему, я встала из-за стола, надела пальто и вышла из дома. Обогнув здание, свернула на небольшую тропинку. Еще несколько метров — и уже иду по дорожке, совсем недавно покрывшейся снегом. Некоторые деревья по сторонам почти склонялись к земле. Это была сказка. Я повернулась и увидела, что картина, открывшаяся слева от меня, не уступает предыдущей: там расстилалась низина. Вдали, среди деревенских домиков, возвышался шпиль небольшой церкви.

Я немного постояла, но, поскольку быстро темнело, отправилась дальше, чтобы увидеть при лунном свете еще одну неповторимую картину.
На днях решив оторваться от книг, я немного прошлась неподалеку от дома. В город выбираться не хотелось, и мне пришло в голову пойти по той самой дорожке и свернуть в небольшой лес. Я так и сделала, прошла подальше вглубь и очутилась перед большим колесом. Это колесо, по краям которого были приделаны небольшие ковшики, наверное, летом погружало их в небольшой пруд, теперь совершенно замерзший. Но удивительнее всего было то, что все колесо словно обросло толстым слоем льда и сверкало в лунном свете. Казалось, что посреди леса вдруг появился огромный бриллиант.

Я вернулась домой. К моему удивлению, комната оказалась не заперта. В ней сидела Эрика, утопая в клубах табачного дыма.
От удивления я задала всего один вопрос:
— Разве ты куришь?
Она усмехнулась и опустила сигарету в пепельницу:
— Ты забыла закрыть дверь.
— Знаю. Но в чем дело? Не ожидала видеть тебя с сигаретой, причем моей. Вроде, ты не куришь.

— Ты, вроде, тоже, а сигареты лежат.
— Я так работаю. Так легче пишется. Ну, все-таки, что случилось, пока меня не было?
Эрика серьезно посмотрела даже не на меня, а как будто куда-то мне за плечо, я невольно обернулась.
— Гарольд приходил …
— А я думала он уже здесь. — скептически заметила я.
— Сюда? — я искренне удивилась.
— Нет… Ты знаешь, он принес цветок!
Я не смогла пропустить этот пассаж:
— В горшке?
— Да… — она немного замялась и даже покраснела.
Эрика посидела еще несколько минут и вдруг внезапно вскочила с места:
— Извини, но я должна идти…
— Конечно. И куда он тебя позвал?
Мне хотелось сострить что-нибудь вроде про прогулку по ботаническому саду, но Эрика выглядела такой серьезной, что я остановилась и тоже приняла серьезный тон:
— Эрика! Ты…

Если кто-то рядом не слушает предупреждения о грозящей ему опасности или рушится чья-то жизнь, я чувствую себя кем-то вроде шопенгауэровского Зрителя.
— Ну, я пойду. Хоть в кино схожу!
Я никогда раньше не видела Эрику такой: нервной, даже обреченной. Я знала, что ей нужен Томас. Она мельком упоминала о нем, и по ее кажущемуся равнодушию я давно поняла, что именно Томас — герой ее романа. Я знала, что все ее попытки влететь в лужу были из-за него.
Часто я слушала такие доверительные речи, видела со стороны, как из-за пустяков рушится чья-то судьба, когда стоило только немного подождать.
Но Эрика не могла ждать. Как ибсеновскй Бранд, она готова была крикнуть: «Все или ничего!», рискнуть этим всем и… Она не могла ждать и решила, что обещанная сказка сбудется. И что ей этот Томас? И почему она меняет его на Гарольда? Темно-русый, голубоглазый, обаятельный. И именно такие голубые глаза, в отличие от болотной тоскливости Гарольда, могли прожечь, если их обладатель того хотел.
А Гарольд… кто на него польстится? Догадываясь об этом, он так взялся за Эрику, что удивилась даже она сама.

Этот новый возлюбленный водил ее не только в кино. Один раз он спросил, любит ли она кататься на коньках, и, услышав в ответ, что она даже не умеет, Гарольд повел ее на каток. Как-то Эрика вытащила туда и меня. Когда я объезжала их с Гарольдом, скользивших, взявшись за руки, то почувствовала, глядя на лицо Гарольда, что от него исходит только лицемерие, он гордился собой, он победил. Эрика улыбалась. На какой-то миг она была счастлива. Или она хотела такой быть, а Гарольд… зачем Эрика была нужна ему? Неужели здесь скрывается любовь, или просто инстинкт?

Я оставила их. Мне вскоре пришлось ненадолго уехать. Когда я вернулась, Эрики не было. Через несколько дней я решила навестить ее. Думала, что за эти пару месяцев она вышла за Гарольда.

Когда я, наконец, увидела Эрику, она показалась мне очень грустной, похудевшей и побледневшей. Гарольд не оставлял ее ни на минуту, распугал ее друзей и уже начал вести себя как хозяин, а ей это, разумеется, не нравилось.

Как-то Эрика пригласила меня присоединиться к поездке, которую организовали ее однокурсники. Я с радостью согласилась и на следующий день отправилась с довольно большой компанией на юг, в Мюнхен. Там открылась знаменитая Рождественская ярмарка. Мы ходили по торговым рядам, пили глинтвейн, ели знаменитые белые Баварские сосиски. Потом отправились на небольшую прогулку в город. Там под действием паров глинтвейна, а, может быть, от мучившего ее желания поделиться тем, что ей пришлось пережить в последнее время, Эрика начала рассказывать. И я снова была вынуждена стать зрителем.

Она рассказала, что Гарольд предложил ей заниматься у тренера. Конечно, просто кататься — это одно, а серьезный спорт — уже другое. Но что сделаешь, когда так упорно желающий понравиться мужчина почти добивается своего, и остается, возможно, совсем немного, до того, чтобы цель была достигнута. Что же… На следующий день тренер появился. Это было существо небольшого роста, весь какой-то кругло-квадратный, темный, как показалось Эрике, снаружи и внутри, похожий на обезьяну. Как ни странно, к Гарольду он относился с большой симпатией, но не к Эрике.

Хотя Эрика каталась на коньках и училась кататься только за компанию с Гарольдом, ей приходилось улыбаться тренеру, а было это крайне неприятно. Так она должна была скользить вперед, назад, делать повороты.

Эрика сидела одна. Она переехала в небольшую квартиру, которую сняла пару дней назад у одной пожилой дамы. Теперь она находилась вне поля зрения своих соседей по общежитию. Многие и сейчас навещали ее, но это было совсем другое. Гарольд доложен был прийти с минуты на минуту. Сейчас она не только не была против его визита, но даже ждала его.
Эрика купила булочки, которые он любит, сварила его любимый кофе, зажгла свечи, и как раз в этот момент позвонили в дверь.

Гарольд постарался быть comme il faut. От него пахло очень дорогим одеколоном, в руках он держал розу. Эрику удивила белая водолазка, которая еще больше подчеркивала его болезненную бледность. Она взяла розу, а Гарольд не прошел сразу за ней, а посмотрев в зеркало, пригладил волосы и сказал довольно громко, чтобы она услышала: «Красив, подлец!» Поскольку Эрика так не считала, она не поняла, было ли это неудачной шуткой или еще более неудачной саморекламой.

И вот парочка уже сидела за столом и пила кофе. Гарольд шутил, Эрика смеялась, насколько это было возможно. Гарольд сделал паузу и, глядя в темные глаза Эрики своими болотными глазами, вдруг заявил: «Знаешь, если честно, кофе мне не понравился, это бурда. Но, как ты уже, конечно, поняла, мне нравишься ты. Давай теперь мы будем жить вместе, если ты не против». Эрика удивилась такому повороту. Она ожидала несколько другого.
Может, он просто стесняется, а, если будет наследник… Она хитро улыбнулась: «Ладно».
Но то, что последовало дальше не только потрясло ее, но и просто переполнило чашу ее терпения. Гарольд вышел из-за стола и направился в коридор. Вскоре он вернулся, держа в руках небольшой пакет. Он протянул Эрике пакет с таким видом, будто в нем сюрприз и при этом бесценный: «Это тебе. Посмотри и выбирай».

Эрика подумала, что в пакете духи или что-нибудь очень ценное.
Но как же она удивилась, когда заглянула внутрь пакета.
Она с трудом нашла нужные слова:
— Ты что, не хочешь детей?
— Хочу, но мы поженимся, и тогда уже можно начать над этим работать.
Эрика посмотрела прямо в эти ничего не выражающие глаза. С самого начала их разговора он вел себя беспардонно, даже оскорбительно. Ей неудержимо хотелось дать ему пощечину, но она сдерживала себя. Эрика ведь не давала никакого повода так обойтись с ней. Вот теперь момент настал.

Девушка улыбнулась, повернулась к столу, взяла кофейник, в котором все еще оставалось его содержимое, подошла с ним к пакету, открыла пакет и вылила в него кофе: «Может быть, теперь вкус улучшится, во всяком случае, станет пикантным». Потом положила пакет на пол.
Освободившаяся рука взметнулась вверх и опустилась на бледную щеку.
Он вскрикнул, схватился за щеку, что-то пробормотал, взял пакет, повернулся и вышел.

Скорее по привычке, чем из любви к спорту Эрика продолжала ходить на каток. Гарольд, напротив, словно испарился после той встречи. Эрика не расстроилась, но, как ни странно, даже почувствовала некоторую свободу и облегчение от навязчивого и чересчур настойчивого Гарольда. И она, хотя и без того энтузиазма, с которым пришла туда, упорно продолжала заниматься. У нее было какое-то странное предчувствие, что нужно немедленно уходить, но уверенность в том, что возможно оставшись, она, если и не добьется больших спортивных успехов, то хотя бы научится хорошо кататься на коньках, приводила ее на каток.

И тренер не слишком охотно продолжал заниматься с ней, отвечал на вопросы, исправлял. Но вот прошло несколько дней, и он начал действовать. Поставил другую девушку в противоположном конце катка. Обеим было дано задание. Как тренер, он, казалось, следил за процессом.

И вот обе они послушно заскользили, не подозревая, что за спиной уже затаилась серьезная опасность. А тренер спокойно и медленно прошел между ними, немного задержался, взглянул на Эрику, крикнул что-то второй девушке и пошел дальше к другим тренирующимся. Но в тот момент, когда он крикнул, из угла его рта как бы случайно выпала сигарета и упала на лед. В следующую минуту девушка, ехавшая спиной к Эрике, налетела на окурок и, упав, проехала под ноги Эрики, сбив ее с ног так, что та, тоже упав, сильно ударилась головой об лед и получила тяжелейшую травму.

Эрика долго лечилась от этого страшного сотрясения. На каток она все-таки сходила один раз, чтобы тренер увидел, что он зря старался. Но что же стало с Гарольдом?
Говорят, он вскоре женился и когда случайно встретил Эрику, радостно сообщил ей об этом. Но прошло какое-то время, жена ушла от него. Он пытался встречаться еще с кем-то, но так же безуспешно. Оставалось утешаться вином. Он обвел Эрику вокруг пальца лживыми клятвами, надеясь получить от жизни максимум удовольствия и получить безвозмездно.

Его видели в городском парке. Гарольда невозможно было узнать: это было только подобие «красавца-подлеца». Такой же бледный, но очень усталый. На столике перед ним стоял стакан, из которого он периодически отпивал. Еще он часто опускал голову на руки и долго так сидел. Обман стоил ему дорого… слишком дорого.