Из-под краски ресниц
И не вышедших слез
Я кидаю свой шепот
В трескучий мороз.

Я стараюсь постичь
То, что мне не дано.
Всем дается любовь,
Ну а мне — ничего.

Ничего, кроме взгляда
Придирчивых глаз,
Кроме чувств исподлобья
И бессмысленных фраз .

Я кидаю свой шепот
В трескучий мороз:
Боже, дай мне любовь
Без потерь и без слез.

Там, где сказочный лес на высокой горе,
Где волшебные ночи, туманные дни.
Где пейзажи, как в сказке, в фантазии, в сне,
Где мерцают в горах голубые огни.

Где на улице ночью сквозь звездную тишь
Прорываются звуки из глуби веков
И парит над домами, над кровлями крыш
Неземная мелодия, песня без слов.

Где страдал Гельдерлин в желтой башне без сна,
Наблюдая закат и рассвет над рекой.
Где рождались надежды и бились сердца
Тщась найти тот цветок, что не сорван рукой.

Черный кофе, картины на стенках
И осенний печалит мороз.
Вы назвали меня декаденткой
Может, в шутку, а может, всерьез.

Я согласна, согласна и пусть...
Говорили мне это не раз,
Что во мне декадентская грусть.
Окружил меня Ciecle decadence.

И что за Сiecle! Каких людей игра
В театре жизни на подмостках мира...
Но вот уже другим играть пора.
Они сметают все остатки пира!

Я оглянулась на тебя последний раз,
Веселый грустный Ciecle de decadence.

Что мне любовь? Я верила в нее.
Я знаю и сейчас, что я любима.
Но мне неинтересна пантомима
И вихри чувств, кидающих на дно.

Какая чушь — но вот в порыве страсти
Меня швыряют... кончилась игра,
И кукла ждет, смотря из за угла,
Своей поры дарить бесплатно счастье.

И что мне диалоги ни о чем?
И объясненья, как со мной прекрасно.
Я жду рывка, но жду, увы, напрасно.
Придет момент и будет все равно,

Какой там миг, хоть все потонет в страсти.
Тебе тогда останется одно:
Я не с тобой, ты не приносишь счастья.
Судьба твоя спуститься вниз на дно...

Из прошлого ль, которое недвижно,
Как лед на Орезунде временном,
Застыло, как мгновенье, бывши книжным,
Влетевши меж реальностью и cном.

Скачок тепла из времени былого,
Случайный взгляд, затормозивший мир
И подаривший прошлое мне снова,
Где жизнь моя сверкала, как сапфир.

Реальность, где я птица с длинным клювом,
Где я и ты, зеленый попугай,
Летящий ввысь, мечтающий о чуде
В огромном синем небе полетать.

Май ли это, скоро ль лето?
Тополиный пух со снегом мне летит в окно —
Холод, холод — нет просвета,
Нет намека на весну —
Словно сон под дымкой белой —
Нет конца дурному сну.

Вспоминаю о тебе
Под аккорды ливня с градом,
Словно в такт моей мечте
Весь твой город на заре
Вдруг заносит снегопадом.

Помнишь зиму, помнишь снег?
Помнишь два разбитых сердца,
Боль — и от нее не деться,
Чувство, что всему конец —
Как таким сердцам не спеться?

Снег идет — и мы идем,
Распрямляясь, вновь по жизни
Как-то... только не вдвоем,
Каждый вновь своим путем,
Обратив друг к другу мысли.

Говорят, навевают кошмары
Те, что с гор к нам слетают порой,
Выплывают в низины туманы,
И костры зажигают с травой.

Мне не спится безумною ночью.
Босиком по пожухлой листве
Я скольжу, чтоб увидеть воочию
Голубые огни на траве.

И вдохнуть ароматы полуночи
И глотнуть из волшебных ручьев
Все понять и запомнить получше,
Вдруг уйдя от кошмаров тех снов.

Серый ветер, мокрый холод
И иголочки дождя
Накрывают этот город.
Твое сердце холодя.

Одинокий в шумном мире
И хохочущий до слез
В маске, сорванной с картины,
Ты идешь в потоке грез.

И какие только маски
Не случается встречать,
Но их страшные гримаски
Заставляют прочь бежать.

И шарахнувшись в испуге,
Оглянувшись на толпу,
Вырываешься из круга,
Вновь ныряя в пустоту.

В кольце серебряном без пробы
Бриллианты раскидал мороз.
Блестят на озере сугробы:
Алмазы в серебре из грез.

Бежит лыжня по сказке белой
И в лес настойчиво манит,
А на ветвях заиндевелых
Росой хрустальной лед блестит.

Из тьмы полуночной порой
Летим домой, собрав всю волю.
А на поляне под луной
Уж собрались на пляски тролли.

Я снова брошена — одна,
И боль в груди, как от кинжала,
Еще сильна... не вышло жало,
Хотя она побеждена.

Забыть, задуматься, простить
Опять в который раз готова.
Одно любое Ваше слово
Здесь может чудо сотворить.

Дождь капает — мы ждем, чего — не знаем сами,
Но взгляды говорят, и трудно не поймать
Ту искорку, что вдруг проскочит между нами,
Тот мимолетный блик — не нужно больше ждать.

Моим героем стать…о да, пожалуй, мог бы,
И, кажется, вот-вот затронешь ту струну…
Но будь чуть-чуть смелей — вокруг так много злобы,
А я с ней за тебя бороться не смогу.

Усталость от борьбы, побед и поражений,
Но где-то в глубине я чувствую опять
Затеплился огонь и требует сражений.
Дождь капает — вперед, не нужно больше ждать!

Хочу сбежать, но он меня манит
И держит вновь, не ослабляя хватки.
Не вырваться —
Сомненья слишком шатки:
От взгляда темного душа сильней болит.

Ах, черный призрак,
Через много лет
Ты вылетел, как смерч,
Схватив, как прежде,
Заставив биться, горевать в надежде
И заметая предыдущий след.

Хочу сбежать, но что я натворила
Тогда решив навстречу сделать шаг.
Скажи, ты кто — любовник или враг,
Кого я ненавидев так любила.

Душа моя — цветок,
А Вы... Вы так нежны,
И изливаете мурлычущий поток,
А то жестоки — и слова так режут,
И через душу бьет ужасный ток.

И я стою — увы, незащищенность
Обычно вызывает только страсть
Бить побольней...
Возможно, осторожность
Вам не дает еще сильней напасть.

Но вдруг опять просвет —
И снова извиненье,
И снова чудный миг, минутный перерыв,
Чтоб вновь потом забыть про то мгновенье
И заглушить невольный свой порыв.

Но, поиграв опять —
Игра ведь Ваша слабость —
Вы так пошутите, что треплете, любя.
Но шутка ли? Иль мне все снова показалось:
Что Вы здесь искренни — Вы любите меня!

Пять строчек только…целых пять!
Но стоят ста страниц…
И превратился в ураган
Прохладный летний бриз!

Всего лишь пять, и в них он весь,
Но есть одна… смотрю
Не верит разум: вновь и вновь
Себя на том ловлю.

Серьезно ль, в шутку — не понять,
Все задаю вопрос…
Но греет душу их читать:
I miss you, tenderly yours!

Несутся тучи низко над горой,
И ветер рвет жестоко листья с дуба.
Вдали, в горах, сиреневый покой,
А здесь за ветром дождь ворвется грубо.

На севере сапфир мелькает между туч,
А к западу рубиновые блики.
Но много облаков на склонах виснет круч:
Все больше их приносит ветер дикий.

Я так хотела Вам сказать...
Но мне потребуется вечность,
И не поможет бесконечность,
Чтоб это чувство описать.

Я холодею и горю,
Когда подходит встреча с Вами.
Ее так часто приближая,
Я сокращаю, как могу.

Не вспомню Вашего лица...
Возможно, профиль, жесты, образ,
И хрипловатый тихий голос
Пронзает сердце без конца.

Признаюсь, стала понимать:
Я никого так не любила...
В стихах, конечно, что-то было,
Но им не нужно доверять!

И вот читая вновь свои стихи,
Такие мысли грустные ловлю:
Они так чудно искренни, легки,
Но, кажется, я больше не люблю.

Вашу книгу на днях читая
Я увидела это сравнение:
В нем я рядом с Петром Чаадаевым
Оказалась в одном предложении.

Правда, Вы мне сказали, не скрою:
Следует выйти в стихах из минора,
Но сомневаюсь, возможно ли так
Выкинуть грусть, что застряла в стихах?

Просто оставить обман за бортом,
Просто отбросить минор на потом,
Просто не помнить о чьей-то злой мести,
Просто стряхнуть навязавшихся бестий.

Сделаю точно, как Вы мне сказали,
И возвращусь из минорной печали.
Только одно я должна сообщить,
Что очень сложно в мажоре творить.

Выкинуть все, что почти я убила,
Сбросить любовь, о которой забыла,
Выбросить вон то, о чем я мечтала,
И, как ни странно, начать все сначала.

Благодарю Вас за эти советы,
За то, что во мне Вы признали поэта,
Что в трудный час меня поддержали
И вывели вон из минорной печали.

Да, Вы доктор писатель, историк,
Я поэт, кандидат, меланхолик,
А, возможно, не только поэт:
Эти строки писал декадент.

Летит дорога лентой в сумерки,
Закат свалился в вату мглы.
Мир рухнул, как дворец из кубиков,
И сжался до ушка иглы.

И ты, взглянув на кромку месяца,
Вдруг прошептал в восторге мне:
«Смотри: луну на столб повесили»
И руку протянул к луне.

Она висела словно маятник,
Маяк на дальних берегах.
А мы, последние романтики,
Ее несли в своих руках.

5.10.2005

Дыхание луны над сетью облаков,
Мы в городе волшебных снов.
Дорожка на воде серебряной струной
Неслышно нам поет с тобой.

На улочках горят ночные фонари,
И ждет костел в тени приход зари,
И тучей, как кошмар, уходит прочь
Все то, что я отброшу в ночь.

И в шумном кабачке мы пьем до дна
Вино, в котором плещется луна,
А Старый Город в брызгах фонарей
Пьет бледный свет луны, бальзам ночей.

Вы как-то сказали, что я не права,
А, может, наоборот?
Но очень страшно открыть глаза
И увидеть, что мир не тот.

Отделить от ночного дневной кошмар…
Где здесь правда, а где здесь сон?
Но, все же надо открыть глаза
И смотреть, подавляя стон.

Откровенность, доверчивость — снова повтор,
Уверения в дружбе и помощи — вздор.
Оступившись однажды, ты веришь опять,
Что теперь по тебе перестанут шагать.

Что обещано — « будет твоим». Но постой:
Кто-то лезет опять у тебя за спиной,
Кто-то рядом, как будто бы в паре с тобой,
Пусть слабее, пусть хуже, пусть вовсе пустой.

Кто-то руку протянет — увы, не тебе
И протащит его по твоей голове.
Ты останешься снова — кого обвинять?
«Твой соперник был лучше», — тебе говорят...

Поцелуй, прозвучавший внезапно, как гром,
Многолюдье, в котором мы только вдвоем.
Эти несколько строчек, в которых слилось
Что-то «genuine», «missing» и «tenderly yours».

Но меняются маски —
Неужто ясна
Мне игра царедворца:
Слова лишь слова...
Будто даром века проходили: опять
Как на флейте на мне захотели играть.
И уроки столетий Вам не были впрок?
Подождите, я, кажется, тоже игрок.

Дыхание луны над сетью облаков,
Мы на мосту вдвоем — не нужно слов.
Дорожка на воде серебряной струной
Неслышно мне поет: он твой.

И странные слова вдруг рвутся прочь,
И взгляд тех светлых глаз — как ночь,
И светится сапфир, и ток —
И сорван голубой цветок.

Уловки, не стихающий обман,
Не вырваться от Вас —
Вы слишком ловки,
И в Ваших планах не найти изъян.

Игра и бесконечные маневры,
Вы свили сеть из липких паутин,
Любой рывок — они, увы, не тонки —
Играет ими кто? — лишь Вы один.

Не вырваться — запутаешься крепче.
О кто же Вы? И что я Вам, молю —
Пустите — или сделайте плен легче —
Нет ненавидеть сил: зачем я Вас люблю?

Вы как-то сказали, что Вы не поэт…
Но, возможно, поэт — это Вы…
Вы романтик, эстет и чуть-чуть декадент,
Собирающий «листья травы».

Вы сказали, что Вы не мужчина, но нет,
Обманулись и здесь, правда, Вы…
Не мужчина такой же, как и не поэт…
Вечно Ваша
Не леди… Увы!

Возможно ль? Эти фразы, что тогда
Вы, вроде бы, случайно обронили
Случайно ли? Нарочно ль? —
Как всегда...
Что Вы скучали (понимай: любили?)
Что думали, бывало, обо мне,
Что Вы... но полно — ведь зачем пишу я?
В надежде, что мы с Вами, как во сне,
Дождемся рокового поцелуя?
Что вдруг внезапно кончится игра,
И мы сорвем те маски равнодушных,
Что скрыть не могут...
Ах, слова, слова:
Вы рветесь с губ, упрямо непослушных!

Но даже вам не выразить вполне
Все то, что наши души пережили.
Наверное, лишь в полной тишине
Расскажет вздох о том, как мы любили.

Развалилось, что ты сотворила себе —
Монумент, пустотою зияя,
Оказался не тем, что приснился во сне,
Ярким блеском мишурным пленяя.

Пустота, пустота, пустота...
Только вычурность, только манерность,
Только фарс — и тщеты суета —
Проявилось, что скрыть так хотелоcь.

Чуткость лжива, и вместо нее
Выступает жестокая радость,
Где учтивость — всего лишь налет
Той манерности, что так скрывалась.

И под маской, вдруг снятой теперь,
Проступила другая... зачем же
Вновь пытаться собрать без потерь
Крохи идола, пепел надежды.

Ночь тиха. На улице ни звука,
Темная дороги полоса.
Снова этот голос, эти руки,
Снова мы с тобой глаза в глаза.

Ты поставишь фильмы Тарантино
И протянешь пачку «Captain Black».
Мы закусим виски нектарином
И забудем обо всем и всех.

Зажигая молча сигарету,
Мы утонем в голубом дыму.
Улетают грезы счастье, где ты?
Растворилось, кануло в чаду.

А с тобой так быстро время мчится.
День прошел, и вечер гонит ночь,
Да и мне пора за руль садиться,
И уехать в теплый летний дождь.

Я встаю, ты как всегда выходишь,
Провожая взглядом отсвет фар.
И вернешься в дым, не потревожив
Наших грез туманных, смутных чар.

Мы вместе слетели с высокой скалы,
Ты первый, а я за тобой.
Ты первым скатился и вылез из тьмы,
За жизнь ухватившись рукой.

И я вырываюсь из тени на свет,
И ты, милый друг, мне подмога,
Мой штурман из полночи в тихий рассвет,
Где тянется к морю дорога.

И вновь мы с тобой на песчаной косе
Вглядимся в бескрайние дали.
И ты, мой Близнец, на морской полосе
Поймешь вдруг, какими мы стали.

И снова закурим, как встарь, «Captain Black».
Пусть жизнь начинается снова,
Ах, милый мой друг, позади прошлый век.
Мы ринуться в новый готовы!

Опять бросок — из мира сладких грез,
В который на мгновенье окунулась,
Я вытолкнута в каменный мороз,
В кристальный блеск невыплаканных слез.
Зачем дремать? Ведь я опять проснулась.

Порхнув из-под давящего плеча,
Толкнув перед собою пласт культуры,
Я только озверила палача,
А на меня уставились рыча
Пошлейшие на вид карикатуры.

Я в ваш мирок входить стыжусь до слез,
Но вновь и вновь, как в глупой мелодраме,
С ухмылкою внимаю пошлой даме,
Пустые фразы лепящей всерьез.

И ждать ли справедливости на свете,
И мы в толпе чуть слышно говорим —
Нас нет для них — мы будто бы молчим,
Нас обскуранты судят, словно дети,
Но мир, увы, опять внимает им.

И что нам вы, когда, шепча признанье,
Вы вздрогнете — и редкая слеза
Вам падает на щеку теплой каплей —
А через миг уставите глаза,
Про нас забыв, на то, что так приятно
С тупым апломбом тянет словеса.

Так предлагайте ж тост «за милых дам»,
И взглядом не моргнув на тех, кто ближе,
(а ближе ли?).
Увы, вранье лишь слышим,
Когда свою вы речь несете нам.

Лечить ли вас?
На вас томов не хватит
И вашу ложь вовек не залечить.
Что надо вам от нас?
Прощайте, «братья»!
А с вашими любовницами пить
Найдете вы таких же обскурантов
(Быть может, те найдут в себе таланты
Их пафосом немного придавить).

Прости меня: я опять
Нерешительна, глупо-тактична:
Ты мне в руки летел, я — бежать
И самой мне теперь не понять,
Почему я упрямо-прилична.

Почему, отступая назад,
И рассеянно улыбаясь,
Я опять опускаю взгляд?
Не понять, не понять, не понять!
Мне себя, сколько б я ни старалась!

Даже, если рыдает душа,
Если мы так друг к другу тянулись,
Я не смела, и резко дыша
Убежала, ушла, отвернулась!

Ты тянул мне хрустальную нить,
Ты решился, но я испугалась,
Испугалась случайно разбить,
Испугалась тебя разлюбить.,
Что ты скажешь «счастливо» боялась.

И теперь одиноко лежу
И мечтаю о том, что бы было,
Не волнуйся — не расскажу,
Только знай — и такой ты любимый.

Скрипучий снег. Мой конь идет в аллюр,
Держать его, как удержать меня.
И, словно под копытами коня,
Растерлось время в множестве фигур.

Полкруга шаг — но нужно наверстать,
Мы упустили слишком много лет:
И что здесь боль, советы и запрет,
Когда есть миг — и можно не мечтать!

И что мне те людские голоса:
И взгляд того, кто через день предаст.
Здесь только бег, и скользкий снежный наст,
И слабый звук слетевшего кольца.

И ямка льда, и зверь летит вперед,
И голова клонится: он упал.
Что кровь — ведь это вовсе не финал,
Тот, кто предаст: вот он уже идет.

Все течет — мир так пластичен —
Словно в вечном превращеньи
Он то груб, то поэтичен,
То статичен — то в движеньи.

И казалось бы все просто,
Но себе с трудом я верю:
Мир вчера — по Рафаэлю,
А сегодня он — по Босху.

Мне странная яркая светит звезда
В морозном искрящемся небе,
Дорожку рисуя из тьмы в никуда,
Стираясь в клубящейся сфере.

И лед, что сковал паутиной окно,
Рисует нам странные знаки,
Которых прочесть никому не дано...
Сверкая в таинственном мраке,

Они рассыпаются тысячью звезд,
Звенящих в едином порыве,
Стремительно сея трескучий мороз
В несчастном и мерзнущем мире.

Ночь с дождем, и за окном
Шум дороги, снег и слякоть.
Плачет грусть — не надо плакать,
Что прошло, то не вернем.

Темных роз пушистый бархат
Вновь как те пять лет назад
Протяну — но Вам не взять...
Все прошло — не надо плакать.

Снова память приведет
В кабинет, где Вы, как в замке,
Среди книг, картины в рамах
И любимый серый кот.

Как чудесно, но снаружи,
Словно в зеркале кривом
Все становится вверх дном,
Оставляя только душу.

В мире странном и смешном
Вы отважились смеяться,
Жить по правде, не бояться,
Что за правду платят злом.

Но уколы и пинки
Вас совсем не задевали,
Всё с улыбкой принимая,
Были слишком высоки.

Вы не знали, может быть,
Вам хотели сделать больно,
Но Вы шли совсем спокойно,
С легкой грустью, что таить.

Час настал: из тьмы кулис
Бесноватые вопили
И живого хоронили,
И овации неслись.

Вот и плачем мы с дождем,
Он на крест Ваш будет капать
И на розы — поздно плакать,
Что прошло, то не вернем.

Я не поверю никогда...
Слова других летят, как стрелы,
Цепляя нервы-провода,
Натянутые до предела.

И вздох не рвется из груди,
Застряв внутри ужасным спазмом,
Я вру себе — но все напрасно,
И шар земной в твоей крови.

Все стало пусто и темно,
Внутри все рушится в обломки
И осыпается в ничто,
Как те два символа Нью Йорка,
Что в те же дни навек снесло.

Я помню этот странный день,
Когда в вечернем переулке,
Где все слова так странно гулки,
Ты вдруг сказал мне: «Ну, прощай!»...
Как будто знал... И словно тень
Вдруг проскользнула незаметно,
И погасив остатки света,
Тебя окутала печаль.

А позже вдруг твой дух безгрешный
Прошел меж нас и встал за мной,
Меня коснувшись так же нежно,
Простился, отлетев домой...

И нету сил рыдать так долго
И биться в сумерках — увы!
Ты слишком чист для суеты,
Ты слишком добр: а люди — волки,
Пусть больше ангелом одним на небе станет.
Мир, ты тонешь в невинной ангельской крови!
Но правда есть, и кара грянет
И Бог убийцу не простит!

Я еду из северной мрачной страны,
Где фьорды врезаются в землю, как нож,
Где тролли живут, и где есть короли,
Из мира, который с другими не схож.

Там горы, заросшие лесом, стоят,
И сосен верхушки уходят в туман.
Под каждой корягой там тролли сидят
И шепчут друг другу про зло и обман.

И скалы, заросшие мхом, ждут рассвет...

Норвегия, сон мой, ты был или нет?

Как странно, здесь все иначе:
Прозрачный лазурный кристалл
Таинственно глубь отражает —
Затихшего моря опал.

Здесь север. Вот ветер холодный
Свинцовые тучи пригнал
И льдом посыпает дороги,
И сердце во льды заковал.

И как на картинах Ван Гога,
Расставив костяшки ветвей,
Деревья стоят вдоль дороги,
И кто-то уходит по ней.

И острые зимние крыши
Все силятся небо достать
И тянутся выше и выше,
И взгляд тяжело оторвать.

И бронза, зеленая бронза,
И камень дорог, и вода,
И сказочный холод,
И роза, смотрящая вдаль из окна.

У берега лед; затонуло
Блестящее солнце в волнах,
И северным ветром задуло
Мерцание дня в облаках.

Серый, влажный туман обволакивал шпили,
Море ветром морозным дышало в лицо,
Замок высился мрачно, и стены застыли,
И, впуская входящих, сжимали кольцо.

Я ходила по залам, огромным и гулким,
Отзывавшимся эхом на каждый мой шаг,
Я ловила чужие и мрачные звуки,
Еле слышно ступая, почти не дыша.

В холод пола и стен через прорези окон
Лился тусклый и странный серебряный свет,
И казалось, что рядом сквозил чей-то образ —
Образ Черного Принца, которого нет.

Одинокий и страшный в печали и мести
Он когда-то отсюда на море смотрел,
И рыдая, страдал о погубленной чести,
И скорбел, вспоминая предательский плен.

Он любил ли? Порой он любя ненавидел,
Отомстив за коварство, поправши любовь,
Словно демон, страдал и участья не видел,
Как вампир, из любивших высасывал кровь.

Он метался, желая лишь правды достигнуть,
Но в своем эгоизме безумным предстал —
И стонал: без любви, что решил он отринуть,
Без родных и друзей, среди моря и скал.

Светила красная луна
В зеркальном отраженьи,
И мне казалось, что она
Лишь плод воображенья.

В чужой стране плыла она:
Все та же — и другая.
Светила красная луна,
Чаруя и пугая.

И воздух — душен и горяч
Охватывал тисками,
А лунный глаз всегда всезряч
Парил над облаками.

И снова розы на столе,
Слова и взгляды — как всегда,
Но чувства нет, и, как во мгле,
Уходят встречи в никуда.

Вокруг царит одна мечта,
А стоит руку протянуть —
Удача, может быть, сама
Захочет мне в ладонь нырнуть.

Но сердца жар встречает лед,
И пламень глаз, увы, — мороз,
И сердце не убыстрит ход,
И не поймет тебя всерьез.

И вянут розы на столе:
Увы — не ты, ведь ты — не тот,
Кто растопляет все во мне,
Уничтожая снег и лед.

Дождь стучит на машинке времени
В такт мелодии тихой мечты,
Листья пахнут совсем по-весеннему,
По-весеннему стонут коты.

Оторвешься от книжки медленно
И с тоскою посмотришь в окно:
Счастлив кот в эту пору весеннюю,
Нам печатать с дождем суждено.

Мозаика. Осколочки души
Сливаются в престранные картины,
Спешат они со скоростью лавины
И, как она, все сносят на пути.

Мы жить должны, цепляясь за абсурдность,
И, чтоб не превратить осколки эти в пыль,
Установить их стеклами вовнутрь,
И постигать лишь рефлективный мир.

И, проживая каждый час столетье,
И, уходя в безмерности миров,
Мы что-то пишем раздирая сердце
Игрою слов, одной игрою слов.

Звонко стучит: и не дождь, и не снег,
Пар и не пар — не метель, не туман,
Мелкой капелью ускоривший бег
Тающий снег — зимний обман.

Серые улицы, блеск фонарей —
Свет и не свет, отраженный в стекле
Ярких витрин, обращенных ко мне,
Взгляд, что нельзя ощутить на себе —
Взгляд манекена, которого нет.

Тёмный пролет — диалог ни о чем,
Каждый как будто бы ждет — и не ждет,
Медлим уйти — или наоборот —
Медлим остаться: страшит поворот.
Что-то сквозит: ток и не ток,
Связь и не связь,
Бурных фантазий пестрый поток
Взгляд этих глаз
Снова не виден,
это все свет,
Или не свет?...

Снова луна:
Лицо как с картины Редона,
Что сводит с ума.

Безлика и равнодушна,
Выразит все:
Бледнее нимф Декаданса это лицо.
Скривилось, так поэтично отрешено,
И рвется, глядя в глаза мне,
Прямо в окно.

Застыла — что мне ответить в льющийся свет,
Планете с изменчивым ликом, которого нет?

Тихо, за полночь — город утих.
Снова тоска, и не хочется спать.
Кажется тщетным о чем-то писать,
Кажется — глупо открыть дневник.

Мрачный пейзаж — пустота из домов,
Снег так устало кидается вниз,
Знаком вопроса месяц повис
В полутумане без жестов и слов.

Чувство, что знаешь какой-то секрет,
Скрытый пароль в окружающий мир,
Средство, дающее стать как они,
Выход из полночи в мутный рассвет.

Только зачем — если снова назад,
Как и всегда, ты рванешься опять,
Чтобы вернуться в свой сумрачный сад,
Где не захочется даже мечтать.

В тихом ветре морском заскользили слова,
Как следы, утопая в песке золотом.
Как агат, чей-то взгляд, промелькнувший едва,
Утонул в глубине безразличных зрачков.

Как печальный аккорд
Тихих сонных ночей,
Звон гитары и голос:
Для всех — и ничей.

Переливы струны, уносящийся звук,
Гитарист на скале, как гигантский паук,
И толпа любопытных на мокром песке
Отдается мелодии, морю, тоске.

Как странно — часто только миг
Нам режет судьбы пополам,
И за момент меняют лик
Те, кто близки казались нам.

Увы, в тени событий ход,
И не узнать вовек причин,
Что развернут наоборот
Одну из жизненных картин.

И ты стоишь: глаза в глаза,
И ложь стеной закрыла вход,
И забавляет поворот,
И эта новая стезя.

Я рвусь в безумный мир огней,
Где каждый шаг таит обман,
Где жизнь и масок ураган
Бьет за кулисами страстей.

Пусть ложь найдет свое лицо,
Меняя маски каждый час,
Где алое витрин кольцо
Уходит в прорези для глаз.

И пусть гондола в полумгле
Меня качает и везет
По столько видевшей воде,
Вдоль странных лиц наоборот

Мой добрый друг, мой лучший друг!
Увы, ты так далек!
А наши встречи так редки,
И их так краток срок!

Ты помнишь тот корабль, что мчал
К норвежским берегам
И ледяные волны рвал,
И их на фьорды гнал?

Одноколейку, что бежит
Чуть бездну обходя,
И страшный лес, где тролль сидит,
Глазищами горя.

Наш городок, любимый путь
К Русалочке в воде,
И те пирушки… но не суть…
И Университет!

А через много-много лет
Ты вытянул меня
В тот город, что любимым стал.
И снова, как тогда,

Пройдем с тобой по мостовым,
Вот Днепр — и новый круг.
Мой славный друг, мой лучший друг!
Увы, всего лишь друг!

Мой милый друг,
Я помню нашу встречу
И разговор за столиком… твой взгляд,
Что окунул в мгновенье прямо в вечность,
Но тут же снова возвратил назад.

И вот мы встретились… Ты очень изменился,
Но взгляд остался прежним, как тогда…
Я не поверила, как сильно я влюбилась
И не подумала, что это навсегда.

И в Англии на берегу залива,
Я видела пронзительный твой взгляд,
И, словно на краю стою обрыва
И не хочу, увы, идти назад.

Мой дорогой, я знаю, что ты рядом,
О, как я рада каждому письму!
Но верю я, что ждет меня награда,
И ты придешь, и вновь разгонишь мглу.

Back to the future,
Or as long as such.
Mon cher ami,
I love you SO MUCH!

Ты знала, ну, а может, и не знала.
Ты, может, чувствовала, ну, а может, нет.
Ты, может, верила тому, с кем ты сражалась,
Что, может, если что, он даст совет.
Отбить-напасть, и вновь напасть-отбить,
Вперед-назад, назад-вперед ,отбой!
Чтоб невзначай кого-то не убить,
Ты знаешь, что он смотрит за тобой.
Вот так неслись по залу вы вдвоем.
И так вы нападали — отступали.
Он крепок и силен, в глазах его огонь,
А из ноздрей бьет яростное пламя…
А тут подруга , стоя у стены,
Тренировала новые удары,
Не чувствуя опасность со спины
И что синсей к ней гнал тебя по залу.
КОНЕЧНО он все видел на татами ,
Она представить даже не могла,
Что с тыла защищенную друзьями,
Ее удар «друзей» найдет из-за угла.
Он расколол всю жизнь на «до» и «после».
Где счастье разрезает мрака нить,
Где радость и весну гроза уносит в осень,
В мечты о невозможности любить.

Вновь знакомая рука
Мне сжимает нежно руку,
Но в глазах твоих тоска,
На губах твоих — ни звука..

Словно страшный темный вихрь
Пролетел, тебя окутав.
Вырвав душу, тут же стих
И умчался за минуту.

Он расплавил, словно воск,
И веселье, и удачу,
Уничтожив прежний лоск
И расставив все иначе.

Было время, в полном блеске
Ты сверкал неотразим…
Но теперь ты,словно Герствуд,
Мой извечный Cher Ami.

Шварцвальд окутывает ночь.
Во тьме повисла тишина.
И я на яркую звезду
Уже давно смотрю без сна.

Она сверкает, как бриллиант,
Во тьме предвестница зари.
Увы, зови иль не зови,
И звать нельзя, ведь он…
Кто будет рад такой любви?

И словно в лабиринте сна,
И, как в горячечном бреду,
Ищу кого-то, не найду,
Бегу в проход, а там стена.

И, видя взгляд влюбленных глаз,
Лечу, как бабочка к свече,
Но мрак встает в моей душе:
— Нет, не сегодня, не сейчас!

Когда прижмет тебя к груди
Друг, весь исполненный любви,
Ты можешь только повторить:
— Нет, не сегодня, не сейчас!

И ты взгляни на этот свет
Перед зарею,
И звезда тебе напомнит мой ответ:
«Нет не сегодня, никогда!»
Романтик в яркой той звезде
Узрит зеленый огонек
И превратит в своей мечте
В тот самый голубой цветок.

Они праздность топили в бокалах
И копили одну пустоту,
И сквозило в их лицах усталых
Лишь желанье объять суету.

И прогнать драгоценное время,
И в бренчаньи незначащих струн
Сгуртоваться в единое племя,
Освященное тысячью лун.

И их бег все быстрей и ужасней,
Вдруг замрут, замолчат — и тогда
Коченеют в конвульсиях страсти,
И летят вслед за ней в никуда.

На меня наплывают тучи,
А в груди эакипают слезы.
Будет лучше, все будет лучше:
Я забуду, когда замерзну.

Лед прозрачный, сковавший фьорды,
Ветер странный, пронзивший душу,
Среди вас, мои милые норды,
Свой покой никогда не нарушу.

И из Северного сиянья,
Что беззвучно струится с неба,
Вдруг коснется морозной дланью
Сердца Снежная Королева.

И стальные глаза отныне
Будут душу твою морозить,
И слова в глубине застынут,
Как в морозном узоре воздух.

Синий цвет вдруг потушит карий,
Светлый локон погасит черный,
И мои ледяные руки
Вдруг сомкнутся на теплом горле.

Ночь зашумела —
Заснуть ли под музыку звонких мечтаний,
Пение звезд и под шепот сиреневых туч?
В звоне прозрачного ветра,
Который спирает дыханье,
Словно источник прохладный,
В сосновом лесу бьющий ключ?

Снова вижу тот сладкий сон:
Где склонился (слегка робея?)
Над работой Пигмалион,
От любви замерла Галатея.

Он спокоен, рукой обнял
И творит, словно не замечая,
Что податливый материал
Ожил вдруг, по нему вздыхая.

Но случайно ль застыла рука
И погладила нежно шею,
Неуверенна и мягка —
И открыла глаза Галатея.

Не верьте тем стихам, что я писала
О мягком голосе и голубых глазах —
То плод моей фантазии — бывало
Я много что царапала в стихах.

Не верьте ни одной малейшей даже строчке,
Мы часто пишем чушь, чтоб рифму подобрать,
Не верьте ничему — и даже просто точкам,
А многого вообще не стоило писать.

Нас часто прочитав
Понять не трудно ложно.
За тем, что ясно всем, подтекст не разобрав.
Поэтому прошу: читайте осторожно,
Не веря ничему: неужто же писав
О севере и море, о холодных,
О скандинавских сказочных лесах
И постигая чудную природу,
Я думала о Вас?
Нет, все не так.

И, возвращаясь, каждый раз мечтала
О том, как я опять увижу Вас?
Конечно, нет! Я не о том писала —
Не верьте тем стихам ни позже, ни сейчас!

Не верьте и тому, что горы навевали —
Все это был обман — шварцвальдский чудный сон.
Не думайте, что Вы, возможно, вдохновляли
Меня на те стихи, где часто слово «он».

Хотя... один вопрос: не то, чтоб интересно,
Но, все ж, те два письма,
Что Вы писали мне —
А правда ль Вы скучали? — Это лестно,
И думали когда-то обо мне?

И те две подписи, что, может, слишком сложно
На наш язык родной перевести?
Мне верить ли, иль верить осторожно,
Что Вы и вправду думать так могли?

И поцелуй, что просто для знакомых
Был слишком искренен? Ответьте мне, молю!
Но снова Вас прошу: стихам моим не верьте,
Не верьте мне, прошу, что я Вас так люблю!

Вы лечите меня: лечите ж, милый
От слез и боли, и жестоких слов,
От ран, что мне другие наносили
С улыбкой друга, с легкостью врагов.

Своей рукой умелой, твердой, нежной
Целите боль и тела, и души —
И возвратите веру и надежду,
Сняв тот кирпич, что на сердце лежит.

Я распрямлюсь — и стану выше груза,
Что так меня жестоко придавил —
И потянусь, как к солнцу бы тянулась
Достать до Вас — я не потрачу сил:

Дадут мне силы искренность и нежность,
От Вас волной текущие ко мне,
Взгляд светлых глаз, исполненных надежды:
Лечите же — для счастия себе!

Ты ждешь письмо,
Увы, письма не будет.
Пускай немного времени пройдет.
Пусть адресат о нем совсем забудет.
И лишь тогда, тогда письмо придет.

Но не мечтай: увы, нельзя вернуть
Слетевшее потерянное стремя
И позади оставить снежный путь,
И наверстать упущенное время.

Не вылететь на лед, и все исправить…
Но нет, увы, теперь не изменить,
Не отвратить меча, что вдруг ударит,
Не изменить, стараясь позабыть.

И вдруг, когда, казалось бы, зачем?
Твоя нога ощутит снова стремя.
И молнией вернется это время.
И выпрямившись, как тогда, в седле
Ты скажешь всем: «Я снова на коне».

Мне что-то шепчет дождь в окно,
Но что — не разобрать.
Я как во сне: шварцвальдский сок
Себя дает уж знать.

Как в забытьи, вожу пером,
Вдыхая ночи мглу,
Но от нее еще сильней
Пьянею, как в бреду

Пытаюсь вырвать из души
Бессмертную строку,
Но даже хмель не в силах лист
Избавить от лакун.

Бывало, мы подолгу говорили
О многом, и почти что обо всем.
Глаза в глаза: похоже-голубые.
Вчера — так рядом, а сейчас — кольцо.

Кружочек светло-желтого металла
Сейчас? И вправду ль? Может быть, давно?
А, может, я себе случайно приписала
Те вещи, что не значат ничего?

Оно дразнит, и он, как мне казалось.
Но драма сыграна (а, может, лишь антракт?)
Я зря проплакала — уж лучше бы смеялась:
И что грустить над тем, что непреложный факт?

И новая игра, и новые актеры.
Не обмануться б и на этот раз
В германском юноше с романтикой во взоре
Печально-голубых (того же тона!) глаз.

Смогу ль понять игру, включившись по закону,
Встав с ними в ряд один, и глядя им в лицо?
Пусть мечутся и ждут — увы, не тронуть,
Когда на пальце желтое кольцо.

Тот мрачный взгляд,
Тоскливый и упрямый,
Стремительно глядящий в никуда,
И угол рта, опущенный устало,
С иронией — подругой навсегда.

С усилием ты рвешь из лап у боли,
Что для тебя привычный компаньон.
Меня отбил — но сам, увы, в неволе.
Тебе весь мир — туман,
И жизнь — лишь сон.

И взгляд сосредоточенно-печальный
На сигаретном кончике застыл…
И лишь тот день — и сбивчивый и странный
Мне говорит, как ты меня любил.

Крик, готовый вырваться без звука,
Темная дороги полоса,
Снова этот взгляд и эти руки,
Снова мы с тобой глаза в глаза.

Я готова ехать километры,
Чтоб увидеть, тронуть и забыть,
И стоять под жгучим мокрым ветром,
И пытаться снова полюбить!

Ты протянешь молча сигарету,
Мы утонем в голубом дыму,
Пять минут мечтаний: счастье, где ты?
Заблудилось, кануло в чаду?

Я встаю, ты, как всегда, выходишь,
Провожая взглядом отсвет фар,
И вернешься в дым, не потревожив
Наших грёз туманных мутных чар.

Я возвращаюсь в свой забытый мир
Из комнат позолоченной тюрьмы,
В бессильной злобе корчится вампир,
И пара шавок тявкает из тьмы.

Я возвращаюсь: ветхие тома
Давно заждались — только тяжело
Привыкнуть к свету — отступила тьма
Но глаз отвык, и видеть нелегко.

Мне не забыть уроков, данных мне,
Мне не забыть прогнивших черных душ,
Что копошатся в страшной мрачной мгле,
Стараясь друг у друга вырвать куш.

Я не вернусь — я счастлива уж тем,
Что не вошла в ваш мир, благодарю!
И вылетаю из прогнивших стен
В нормальный мир, который так люблю.

Не вставай спиною к врагу,
Ни к знакомому, ни даже к другу.
Помни алую кровь на снегу
И коня, что несется по кругу.

Ты не знала: знакомый предаст,
Друг забудет о дружбе с тобой.
Предсказанием был скользкий наст,
Что не скоро растает весной.

Что же делать? Открой те стихи:
Ты когда-то о чем-то мечтала…
Вытри кровь, залечи синяки.
И, как в «Если», начни все сначала!

Мелодия, я танго вновь танцую .
Не вспомню с кем, пусть образ тот исчез,
Но с музыкой его я нарисую
Под те слова «perhaps, perhaps, perhaps».

Предательства пожухлою листвой
Вдруг ворвались в весенний светлый лес
И словно шепчут, говоря с тобой,
Свои слова «Perhaps, perhaps, perhaps».

Да, мне пришлось забыть и отвернуться.
Да, я его оставила ни с чем…
Мой попугай, как я. покинув стаю,
Мне все кричит «Зачем? Зачем? Зачем?»

Говорят, что один в жизни раз
И у каждого вдруг на пути
Тормозит золотой дилижанс…
И в него только нужно войти.

Ну а ты не войдешь, что тогда?
Может, стоит дождаться другого?
Вдруг сверкнет золотая мечта.
Это — шанс повторяется снова.

И я знала: мне нужно войти.
Не поверила. Вдруг отступила.
Мне тянули хрустальную нить.
Отвернулась — и счастье разбила…

Дилижанс пролетел, пролетел…
Я одна на дороге осталась.
Закружила внезапно метель,
И опять навалилась усталость.

И тогда я разжала ладонь
И увидела: нить засверкала.
Этот белый хрустальный огонь
Обещал: жизнь начнется сначала.

Холодно, холодно! — шепчет Макбет
В метафизическом холоде.
Холодно, холодно! — вторит Ахав
Ему на замерзшем «Пекоде».

Холод, сковавший больное сознание,
Холод страшнее, чем лютый мороз,
Мучит сильнее, чем даже раскаяние.
Биться не следует о Парадокс!

Ведь Парадокс, как заметил философ,
Требует лишь одного: отступить!
Чтоб он раскрылся, единственный способ
Сдаться Ему и не мстить, и не мстить!

И канет «Пекод» в ледяной дым…
Холод… Останется только один.
Холод отступит, и нужно немного:
Принять Парадокс и оставить Кита.

Но он не сможет, к несчастью, не сможет
Вырваться вон из упорства и льда.
И канет «Пекод» в ледяной дым…
Холод… Останется только один.

Мы реальность свою из ошибок творим,
Натыкаясь на собственный опыт…
Наставляя себе же преграды в пути
Под язвительный дружеский шепот.

Нам наш собственный гонор, возможно, не враг —
Спотыкаясь всегда по незнанью,
Можно встать… но какой ужасающий шаг
Налететь на больное сознанье!

Дождь забился в окно.
Мне опять не до сна.
Ветер дуб обрывает
Напротив окна.

И тяжелые тучи
На запад летят,
Закрывая пурпурный
Альпийский закат.

И свинцовые мысли
Тем тучам под стать
Заставляют безмолвно
У ставень стоять.

Я смотрю на далекую гору,
На ней
Древний высится замок
Забытых князей.

В зале с мрачными сводами,
Полном картин
Знаю, много страдали,
И кто- то любил…

Один щелчок — и шар уходит в лузу,
И тает смысл в том суетном дыму.
Я снова здесь, уже не рвусь наружу,
В твоем мирке, в тоскливейшем плену.

Лишь час назад, порвав рутины нити,
Я думала о том, кто виноват,
О череде бессмысленных событий,
В моих глазах в логичный вставших ряд.

Кто так с ленцой впихнул меня случайно
В свой тусклый и бесцветный календарь
Стоять меж пивом и шпаной печально,
И наблюдать, как он им платит дань.

Я стояла (в голове туман),
Прислонясь к дверному косяку,
Я потрясена, что он сказал,
И, хоть вижу — верить не могу...

Я стою — беспомощна и зла
На свою сломившуюся прыть
И смотрю в зеленые глаза,
Скована, не смею рта открыть.

Я несу бессмысленную чушь,
Я хочу... но тянет отступить
Все банально — рада, что молчу,
Я боюсь шагнуть — и полюбить.

И глотаю все сдавивший ком,
Наши души стонут и болят.
Ты не верь: зеленые глаза
Не «in vino veritas» кричат.

Эти руки, что меня спасли,
Страшной дрожью скованы теперь
О, не стой! Шагни — и полюби
И тогда отступит эта тень.

Поезд нес через фьорды, cкандинавские дали.
Ты сидел у окна, я писала стихи.
Повернулся ко мне: «Ты похожа на Скалли.»
И на фьорды взглянул, что так были близки.

За окном промелькнули скалы, словно из стали.
Нежно за руку взяв, ты негромко сказал:
«Оставайся со мной. Я люблю тебя, Скалли!
Будешь только со мной. Я вcегда это знал.»

Все исчезло и фьорды, и скалы, и дали.
А меня обнимал мой таинственный друг.
Я забыла о том, что я вовсе не Скалли.
Ощущала лишь сердца любимого стук...

Давай сойдем на полустанке
И побредем куда-нибудь
Нам улыбнется вслед прохожий:
«Счастливый путь!»

Забыв стихи и все начав сначала
Я шла по своему пути.
Но иногда в тиши звучало
«О Скалли, как тебя найти?»

Мой друг, который выручит в беде,
Придет на помощь, только позови.
Но отвернется с каменным лицом,
Когда напоминаешь о любви.

Мне тяжело смотреть в твои глаза.
И видеть их сверкающий огонь.
Я каждый вечер провожу в слезах
И тщетно призываю ночью сон.

Я помню все, но логика, увы,
На этот раз бессильна мне помочь.
Я точно знаю: ты меня любил,
Но, ах, зачем ты чувства гонишь прочь?

Глаза твои, как омуты,
Глядели когда-то в ноты
И пальцы сжимали смычок —
А теперь на бумаги клочок

Мы оба смотрим — сейчас…
Нам глаз не поднять — пусть ты ручкой
Обводишь одну все строчку
Мне выплеснув целый рассказ
О том, что было с тобою
Когда-то, давно, до нас.

Все пусто — отвел лишь душу.
Ты знаешь — уеду я вскоре.
Останешься ты на море,
А я возвращусь на сушу.

И в сером московском тумане
Лишь вспомню я с легкой грустью
О том, кто играл на баяне
В испанском морском захолустье.

И тихий споткнувшийся голос,
И русый, как сено волос,
Печально-задумчивый образ,
Когда ты прошел в двух шагах

И я повернулась к полету,
Всю душу оставив в горах
И в карих твоих глазах

Вот Новый год,
Мы все чего-то ждем,
И каждый загадает пусть желанье,
Бокал наполнив игристым вином
Под бой часов и музыки звучанье.

Мы до вершин мечтания дойдем,
Пусть самые несбыточные планы
Исполнятся, задуманные нами
Под бой часов, под золотым дождем.

И пусть, лишь стоит руку протянуть,
Посыплются серебряные звезды
И нам осветят в дымке скрытый путь.

А искры льдинок в нежном хрустале
Пока их отражают на земле!