можно подумать, что у нас есть еще восемь жизней,
                                                                                    чтобы переиграть одну,
сотни поющих жарких сердец, чтобы остановить одно,
тысячи душ — в доме общей души;
можно подумать, что жизнь обрывается за спиной,
                                                                              чтобы настолько спешить
против хода событий, логике вопреки,
обозначая точки окружности как множественные центры живой земли;
но земля на нас смотрит через геологические пласты,
через линии судеб, пересечения и решетки, бугры левой руки,
где кулон «жизнь прекрасна» и жучок в янтаре —
многослойный компост,
где ушедшее в прах входит в новый змеящийся рост,
но земля на нас смотрит через кольца каштанов, тополей, осин и секвой
через птичий гвалт, волчьей стаи строй
как на цепь химерических, но вполне допустимых
                                                                                    природных свойств —
прорицание Сирин воплотила в стихах Алконост, —
наделенных временем жизни
и даже свободой
метаморфоз.

Одуванчики и осы,
что вам снится?
— Колесница;
большелицые колеса
на износе
вопрошают о покосе,
да земля молчит...

Ветер вспыхнул раз
и в траве погас.

Белощекие синицы,
как вам спится,
когда сон ушел,
когда звон ушел,
только шум один,
то ли форм распад,
то ли общий гвалт?

— Как обычно, как обычно
суетливо и синично.

Койот любит Америку хопи и дине,
густонаселенные Великие Равнины,
обширное плоскогорье Чёрной Мезы;
койот зовет поименно овцеводов,
выгнанных в отравленное забвение:
Макки — ребенок корней, Кел — воробей,
Вихо — глава, Керук — медведь и Мэза,
белый — Ска, Шиай — сын мой, сын,
Оханзи — тень и суть — как вас вернуть?

И стелется ковер мира Чёрной Мезы,
зияя ранами рытвин и угольных шахт;
пастухи, ткачихи и гончары обречены
безвестно спиваться и медленно чахнуть
на загрязненном едким ураном участке.

Где ваши разнолицые овцы?
— Разбрелись по слоям тканной Вселенной.
Где ваши притчи и заклинания?
— Остались в сердце Мезы, в ее дыхании.
Где ваше мужество, где древние силы?
— Трехверием разбиты.

Но койот любит хопи и любит дине
больше порядка линейки и циркуля;
он бежит-бежит по одинокой равнине,
рассвет и закат между лап мелькают,
он бежит, времена под себя подминая, —
и распрямляется скрученная спираль
в золотую стрелу и змеящийся посох;
он шаманит; в танце огня его женские косы —
первые лучи восходящего солнца.

— Аяша! Муна — переполненная весной,
Иси — лань, предсказательница — Онейда,
дочь Телула — льющаяся по отлогам вода,
Ута — звезда, ведающая Пово да Нэша — сова!
За дело, за дело — ткать новый мир,
новую Вселенную.

Оставь все как есть ______________ что и станет отменой
гипнотических дней в многолюдных снах.
Ни одно лицо не желает быть узнанным
в смутной динамике ___________ в смещении нарративов.

Нейтральная активность телеграфирует пульсацию места:
некое «я здесь»____________________ завсегдатай «здесь».

Оставь все — как выхолощенный план приватных событий,
гоголь-моголь постправды _________ исповедальный треш.
Но когда чужими руками таскают из костра каштаны
__________ чужими ампутированными руками __________
пара жертв _________ чтобы взболтать в чреслах страсть...
Оставь все: модели, расчеты, схемы, язык описаний — как есть.

Дальше — в неузнавание _______ дальше — в переименование:
расстановка акцентов есть расстановка мест.
От порыва к росту до его консервации на экране —
помехи, повторы ____________________ картинка «Воскрес».

Прочь от сакрализации убиений — прочь от истин «с плеча»;
если новая норма чертит мертвую зону
_____________  норма норм в норме форм _____________
прочь от нормы конца.