Алексей ЯШИН
Тула
Алексей Афанасьевич Яшин родом из Заполярья (Северный флот СССР, г. Полярный).
Выпускник Литературного институ-та им. А. М. Горького Союза писателей СССР. Главный редактор всероссийского литературного журнала "Приокские зори", член правления Академии российской литературы, лауреат международных, российских и белорусских литературных премий. Член Союзов писателей СССР и России, Беллитсоюза "Полоцкая ветвь". Заслуженный деятель науки РФ, доктор технических наук, доктор биологических наук, имеет два ученых звания профессора, лауреат научных премий Комсомола и им. Н. И. Пирогова.
Выпускник Литературного институ-та им. А. М. Горького Союза писателей СССР. Главный редактор всероссийского литературного журнала "Приокские зори", член правления Академии российской литературы, лауреат международных, российских и белорусских литературных премий. Член Союзов писателей СССР и России, Беллитсоюза "Полоцкая ветвь". Заслуженный деятель науки РФ, доктор технических наук, доктор биологических наук, имеет два ученых звания профессора, лауреат научных премий Комсомола и им. Н. И. Пирогова.
Кликов и Недолайкин, или жизнь в цифровом одиночестве
Неустанно вязавши чулки, Перегуд додумался, что "надо изобресть печатание мыслей". Гутенбергово изобретение печатания на бумаге он признавал ничтожным, ибо оно не может бороться с запрещениями. Настоящее изобретение будет то, которому никто не может помешать светить на весь мир.
Н. С. Лесков "Заячий ремиз"
Цыпленок зачинается в яйце тогда, когда оно портится.
Григорий Сковорода
□ Семейства Юрки, по давнему, еще школьному прозвищу Юрец, Клюквина и Макса Недолазова переселились в новопостроенный дом близ городского стадиона одновременно в год, когда Юрец и Макс, тоже в один выпуск, окончили Тулуповский университет, который в городе и области в досужих разговорах упорно именовали политехом, каковым он и являлся со времени основания в первые сталинские пятилетки и до лихих девяностых, когда по всей бывшей 1/6 части земной суши все школы переименовали в гимназии, петеу -в лицеи, училища - в колледжи, а все институты, включая уездные "педы", - в университеты. Ну-у, это "предания старины глубокой". Оба семейства из торгового среднего класса, измучившись в родительских еще хрущобах, поднакопили деньжонок, продали наследованные совмещенки и купили вполне пристойные их доходам квартиры в почти престижном двухподъездном многоэтажном доме фасона "спичечный ко-робок, поставленный на попа". Надо заметить, что никоим образом члены этих семейств, до переезда на новину проживавших в различных, удаленных друг от друга, районах широко раскинувшегося Тулуповска, и не подозревали о существовании друг друга: Клюквины - Недолазовых, соответственно, Недолазовы - Клюквиных. Даже Юрец и Макс, одновременно учившиеся в одном вузе, не были даже шапочно знакомы: встреться на улице - равнодушно пройдут мимо друг друга, как все мы проходим, разминаясь с совершенно незнаемыми людьми. Во-первых, с советских времен в политехе, затем в университете, числилось под двадцать тысяч студентов; во-вторых, сорок корпусов и вспомогательных зданий растянулись в половину района, а Юрец и Макс учились на разных факультетах, чуть ли не в километре друг от друга.
А полупрестижный, то есть без фигурных башенок, эркеров и прочих архитектурных излишеств, дом оказался с занятным сюрпризом. Как-то положено в последние три десятка лет, чтобы не тратиться на всякие коммунальные подводы к зданию, дорогостоящие хлопоты на расселение сносимого жилищного и хозяйственного старья, не осваивать пригородные пустоши и прочее, строительная компания за умеренный бакшин (административные и которые в погонах чиновники и мелочью не брезгуют) при-обрела участок под дом-вставку. Но когда подрядчик руками молодцов-гастарбайтеров скоренько сгоношил коробку, то сообразился архитектурно-привязочный конфуз. Дело в том, что участок выдался этакой узкой, почти в толщину коробки полосой, зажатой между двумя дорогами: уличной и радиальной общегородского значения, тянущейся от центра к окраинному обводу-развязке. Последняя спешно начала строиться одновременно с полупрестижным домом. Поскольку же дорожное и домовое строительства подчиняются различным планирующим городским ведомствам, то и вышел такой архитектурный конфуз. Отыскали и наказали стрелочников из мелких чиновников, которым и без того ни копейки-цента не перепало из домового отката, то есть бакшиша. Известно дело исстари на Руси святой: алтынного вора вешают, а полтинного чествуют.
Радиальная общегородская дорога как раз расположилась вдоль фасада новостроящегося дома, поэтому он из класса почти престижного - по ценам квартир - перешел в разряд полупрестижных, ибо ни о каком, ранее зарекламированном застройщиком, дворе с детскими площадками, грядущими тенистыми тополями и развесистыми конскими каштанами (гордость Тулуповска - почти Париж и Одесса!), даже скромными скамеечками для старушек и столиками для пенсионеров-доминошников, речь уже не шла. И, о ужас! даже обычные подъездные выходы по технике безопасности и всяким там санитарно-пожарным нормам соответствующие инспекции (после скандала и бакшиш из осторожности не брали, себе в убыток инспектировали...) запретили выводить в сторону достраиваемой стахановскими темпами дороги с губернаторским контролем. Архитекторы и застройщик поломали головы и перепланировали оба подъездных выхода: теперь они, изогнувшись внутри здания - один вправо, другой влево, - выходили на улицу из торцов дома в метре от фасадных углов.
Принято сетовать, что в современном мире отчужденности люди, годами проживающие в одном подъезде многоэтажного дома, порой не знают друг друга даже в лицо. В определенной степени это относится и к жителям сконфуженного дома. Но здесь и вовсе случился феномен разобщенности двух его подъездов. Поскольку, ввиду отсутствия двора и тротуаров, даже узеньких пешеходных дорожек вдоль фасадной и тыльной сторон зажатого дорогами злосчастного строения, пройти от одного торцового подъезда к другому невозможно, то связь таких автономий с внешним миром оказалась возможной только в противоположные стороны: выйдя из своего подъезда, гражданин, товарищ (это который с погонами) или господин должен, гуляючи, пройтись метров с полтораста по дикорастущему скверику между дорогами по сгоношенной строителями асфальтовой до-рожке, а дальше для обитателей правого и левого (со стороны фасада глядя) подъездов "выход в люди" существенно различался. "Леваки" под прямым углом поворота улицы сворачивали на ее тротуар и еще метров триста шли до проспекта; свернуть с этого тротуара не было возможности: с одной стороны глухая длинная стена ограждения стадиона, с другой - несколько состыкованных друг с другом оград и стен двух университетских корпусов и вспомогательных служб-зданий. "Праваки" же тоже под углом, но только тупым, огибали здание музыкальной школы и выходили на тротуар переулка, ведшего в противоположную проспекту сторону. Если прикинуть в уме и на пальцах, то попасть из левого подъезда в правый, равно как и наоборот, можно было, после сложных петляний, где-то за тридцать-сорок минут бодрого солдатского шага. Это как на плацу учебного отряда дивизии бравые старшины командуют новобранцами: "левой, левой! Солдатский шаг - пятьдесят сантиметров!"
Таким образом, обычная автономность подъездов многоквартирных домов здесь перешла в абсолютную самостийность и незалежность. По отношению друг к другу подъезды стали анклавами: это как Калининград и Крым для материковой России, но там-то есть поезда и паромы и семнадцатикилометровый мост. Опять же лизинговые "боинги" лётают. Уже не говоря, что свои автомобили среднеклассные обитатели полупрестижного дома, матерясь, размещали где придется вдали от визуального оконного надзора, но для правого и левого подъездов все было различным: "свои" магазины и службы жизнеобеспечения, даже почтовые отделения и операционные филиалы Сбербанка разные. Обычная должность старшего по дому, как нонсенс, не существовала, раздвоившись на старших по подъездам с правами первого для каждого из них. Русский человек ко всему скоро привыкает и уже ничему не удивляется. Поэтому когда житель дома вызывает водопроводчика, электрика, телевизионного или компьютерного чинильщика, увы, и 03-машину, если занедужит, то принимающая заказ диспетчерша уточняет, услышав название улицы и номер дома: "Та-ак, квартира тридцать восемь. Это с какой стороны: от стадиона или от музы-калки?" Люто ненавидели жильцов дома почтальонши из двух отделений связи: адрес-то один по улице! Хорошо, что в век интернета письма бумажные не пишут, телеграммы не посылают и посылки от всеобщей скупости не шлют. И еще момент: по новой строительной моде балконы в доме вовнутрь и отгорожены друг от друга вертикальными, по всей высоте здания, ребрами-выступами. То есть, даже опасно перегнувшись над перилами, соседа не увидишь и не услышишь.
Собственно, для чего мы остановились столь подробно на ляпсусах современного городского строительства? - А просто чтобы сказать: семейства Клюквиных и Недолазовых поселились в различных самостийных подъездах, оба на пятом этаже с видом из окон на достраивающуюся радиальную городскую дорогу. Понятно, что жители различных подъездов, Юрец и Макс друг друга не знали. Только и всего-то. А читатель, не хуже прокурора, смысла доискивается...
□ Макс он и есть Макс: и имя и кликуха. Про Юрца уже сказано. Но они уже выросли в эпоху всеобщего и полномасштабного оцифровывания, поэтому со средних школьных классов уже имели свои интернетовские ники: Люк у Юрца, Дол у Макса - слоги из своих фамилий, удачно получи-лись: и кратко и импортом отдает. Все по-компьютерному, интернетовскому. Но что удачно для интернета, то для него же их фамилии сыграли злую шутку: по созвучию каждый из них получил еще в школе прозвища заглаза, то есть Кликов - для Юрца, Недолайкин - для Макса. Поначалу это обоих злило, но потом оба же махнули руками: зовите, мол, как хотите, только денег в долг не просите.
Поскольку родичи Юрца и Макса выбились в среднедостаточные люди не так уж и давно, то с прибавлением семейств своих по возрасту запоздали, то есть пришлось ограничиться единственными наследниками. В тихой жизни все перемены приходят скопом. Так и у Юрца с Максом по времени совпали переезды в новые квартиры, получение дипломов и официальное трудоустройство, именно - официальное, поскольку по компьютерной части подрабатывали еще с первого курса. По специальности, что в дипломах проставлена, оба, слегка подумав и посомневавшись, работать не пошли, хотя в исторически оружейном Тулуповске в наступившие годы оборонпром частично восстановился. Впервые за последние двадцать лет зарплаты инженеров на серьезных предприятиях, из числа оживившихся, превысили доходы рядовых офисных клерков и торговых манагеров - в основном по причине падения последних в череде всевозможных кризисов. Но ведь превысили! как бы там арифметические пропорции не раскладывались. Это как пресловутая инфляция, которой на самом деле сейчас и вовсе нет, а есть дефляция, попросту говоря, вялотекущее подорожание всего и всея и массовое постепенное обнищание.
Ну-у, неча в высокие категории лезть. У Клюквина-старшего по случайному совпадению - отошли от дел и перешли в разряд предпенсионных рантье сразу два его конкурента - несколько расширился рынок сбыта, потребовался компьютерный системщик по части логистики. И он с удовольствием оформил трудовую книжку на Юрца. "ООО Клюквин и сыновья", - слегка загрустив при множественном числе слова "сыновья", беззлобно сыронизировала мать, когда Юрец с аппетитом ужинал, вернувшись с первого трудодня. В небольшой авторемонтной мастерской Недолазова, в основном перебивавшейся тонировкой стекол и рихтованием умеренно побитых передков, компьютерщики не требовались по определению рода работ. Поэтому Макса отец утроил в офис оптовой торговли к давнему знакомому и собутыльнику по зимней рыбалке.
По странному совпадению матери Юрца и Макса трудились по педагогической линии: первая в школе, другая в коммунально-строительном техникуме. Кстати говоря, единственным в городе и области, который не прельстился на американское обезьянническое название "колледж". Как объясняла Елена Григорьевна Недолазова супругу и сыну причину такого вызывающего анахронизма, на момент массовых переименований в девяностые годы в техникуме директорствовал по отставной разнарядке под-полковник из "компетентных органов", люто ненавидевший америкосов и вообще западников: его карьера в "органах" обнулилась из-за неудачи в выполнении задания по оперативной работе, где его по мелочи, но все же переиграли цэрэушники.
Вот обе-то матери вполне справедливо положили по женской природной категоричности, что новые просторные квартиры и начало трудовой деятельности их лелеемых чад всенепременно должны замкнуться в треугольник (это по определению Елены Григорьевны, обучавшей будущих коммунальных строителей математике) женитьбой. Девиц Юрец и Макс не избегали, но без увлечения - чтобы как все, от этих всех не отставать, но сама мысль о женитьбе в двадцать с мелочью лет им представлялась смешной. Но заботливые и резонные в своих доводах матери, начиная издалека и заканчивая близко, наседали на сыновей по линии замыкания равносторонних треугольников. Более мягкохарактерный и послушный Юрец пару раз даже вяло согласился с убеждениями матери, для очистки совести раз и другой прошелся по сайтам знакомств в городском ареале. Ровесницы по возрасту, образованию и, так сказать, имущественному (из лексикона отца) положению все были на одно инкубаторское лицо: распущенные волосы ближе к блондинистому цвету, умеренный макияж, чуть удлиненное этими волосами и макияжем. Неумелые еще "а ля Голливуд" зубастые улыбочки, обязательно втянутые - для искусственных сексапильных ямочек - при фотографировании щеки. Инкубатор и есть. И не только на фото, но и в стандартности принятых в таком случае резюме: "Веселая, но скромная, понимаю юмор, люблю путешествия, коммуника-бельная. Любимая книга - Дина Рубина* "Синдром Петрушки"; любимый фильм - "Мосты округа Мэдисон". Любимая еда: итальянская паста, чизкейк, смузи, стейк из семги, лазанья". Перестал он искать невест для спокойствия матери в инте, а в жизни реальной когда-то еще наметится?
Макс слушал Елену Григорьевну молча, но когда ему напрочь надоели математические доказательства матери о необходимости замыкания равностороннего треугольника, то он просто привел домой "на ужин" офисную коллегу, которая пробовала ластиться к новому в их коллективе парню. Ей же объяснил - посмотришь как живу. По-своему истолковав такое прямое предложение (про родителей в квартире он умолчал), девица Лиза, называвшая себя Джулией, соответственно нарядилась и наштукатурилась, а при виде строгой училки Елены Григорьевны и почти за ними пришедшего домой Недолазова-старшего потеряла и без того слабый дар речи. После тягостного семейного ужина, который не оживила даже выставленная хозяином бутылочка массандровского хереса, гостья заторопилась домой: "мама будет волноваться". Отец, мать и даже Лиза-Джулия поняли и - каждый по-своему - оценили фортель Макса. Отец при случае похохатывал, Елена Григорьевна на время отстала от сына со своей треугольной геометрией, а в офисе девицы фыркали при утреннем появлении на работе Макса. К его явному удовольствию, ибо еще со дворового своего отрочества он крепко запомнил хулиганскую присказку о нежелательности совмещения места жительства и работы и постельного общения с девицами.
□ Наступила слякотная зима. Юрец и Макс вошли в новый ритм своей жизни без особых изменений в ней. Только нуднятину универа, где соскучившиеся к пенсионному возрасту от ничтожной зарплаты, поменьше дворницкой у гастарбайтеров, и десятилетиями одно и то же произносимо-го на лекциях, преподы одним своим неряшливым видом отбивали интерес к чему-либо, сменила унылость нижних ступеней пресловутого бизнеса. Если Юрец на правах сына босса и сам-один компьютерщика еще как-то ощущал себя человечкиным человеком, то Макс у чужого дядя тупо зарабатывал близкие к смешным деньги. Словом, поденщина для головы, оброк для души.
На глазах Юрца и Макса, от начального школьного детства до сегодняшнего дня, в жизни окрест их произошли такие перемены, которые во флоте соответствуют команде "кораблям поворот всем кругом". В этом самом детстве они еще застали отголоски "лихих девяностых" с пивными брезентовыми палатками на каждом свободном клочке асфальта, круглосуточно торгующими водярой магазинами. По дороге в недалекую школу, у каждого свою, первоклассники Юрец и Макс завистливо поглядывали на старшеклассников обоего пола, что перед началом уроков, воробьиными стайками рассевшись во дворах соседних со школой домов на изгородях и наружных трубах отопления, дымили сигаретами, а то и вовсе пивком освежались. Но страну начли в быстром темпе подтягивать к порядку и дисциплинарному благонравию. По мере перехода из класса в класс, затем с курса на курс, Юрец и Макс наблюдали, как исчезали пивные палатки, общедоступные забегаловки, ночники, а еще советской поры рестораны и кафе перепрофилировались в магазины, порой со странным, невостребованным товаром - явно для отмывки многих тонн черного нала из ближней столицы. Предложение стимулирует спрос - девиз общества потребления, но директивное ограничение предложения ограничивает этот спрос -не спросившись у потенциального потребителя. Все меньше народа наблюдали студенты Юрец и Макс на улицах, даже в длинные и солнечные дни благодатного лета: взрослые горбатились на частный капитал, зарабатывая все большим потом все меньшие деньги для содержания своих семей, раскатавших было нос на легкие деньги девяностых, когда от всеобщего разворовывания страны кой-чего перепадало и мелким лавочникам, порой даже и бюджетникам. О заводах и фабриках тогда забыли и думать. Это еще школьникам Юрцу и Максу объяснили их отцы, мелкие частнособственники. - Под бутылочку горькой в разразившийся в конце двухтысячных, нулевых годов всемирный кризис.
...А младшие поколения тоже стали избегать обычных для их возрастов радостей вольной жизни: от шатанья по улицам и дворового общения для школьников до совсем замечательной студенческой жизни с дружескими посиделками в дешевых заведениях "с подачей", футболом на университетских стадиончиках, знакомствах с девушками в доступных еще клубах - бывших заводских домах культуры, наконец, с всепоглощающей первой серьезной любовью. Все минуло как сон, ушедший в далекое прошлое. Все эти поколения, почище тюремного заключения, заковал в свои цепи интернет, за последние два десятилетия от занимательной игрушки для недорослей и удобного (без зарплаты!) помощника для людей трудящихся превратившийся в гигантский спрут, сделавший человека своим роботом. Это уже студентам Юрцу и Максу объясняли старого закала преподы, порой разговорившись на лекциях сверх политкорректно и толерантно выверенной программы. Но таких все меньше оставалось, отходили по возрасту, а то и по доносам самих же студентов, от дел на заслуженный отдых.
И Юрец с Максом, даже не подозревающие о существовании друг друга, стали придатками интернета.
□ Странная это штука интернет, порой проскальзывала у Юрца и Макса нечаянная мысль. Вроде как ты член всемирного, двух-трех, а может и более миллиардного, сообщества, а с другой, как обычный живой человек, совершенно одинок, почти что изолирован от общения с другими живыми людьми. Вот и Юрец, уже месяц как втянувшийся в новую интернетовскую игру с иерархией в двенадцать уровней, по мере восхождения с уровня на уровень, где каждая такая ступенька, учитывая сложность игры, занимала не менее пяти-шести плотно занятых вечеров, иногда задумывался: а что из себя представляют его коллеги-конкуренты с уже примелькавшимися никами? По условиям игры участники никаких иных сведений друг о друге, кроме ников, знать не должны: полное обезличиванье. Не само по себе, разумеется, но, чтобы минуя контроль диспетчеров игры, не-добросовестные участники не сговаривались друг с другом по иным кана-лам связи. Это как в покере шулеры играют парой. Чтобы не распыляться, Юрец выделил участника с ником Дол, который уверенно переступал уровни вровень с ним. Кто он в своей живой оболочке? Каков собой, из какой страны или города, если соотечественник? Возраст его, характер и все остальное, человеческое. Почему-то Дол вырисовывался - что за игра воображения! - индусом или японцем лет тридцати - тридцати пяти, с университетским образованием, а индус и вовсе в Америке учился. Сложнее с профессией - не обязательно компьютерщик. Например, японец офисный менеджер, а индус перебрался в Австралию (где-то прочел, что там много индусов работают) и трудится в тамошнем филиале компании Hewlet Packard или Googol. И так далее, вплоть до семейного положения и любимого сорта пива.
...И Макс заприметил в числе своих конкурентов участника с ником Люк. Почему-то он представлялся ему подмосковным жителем из бывшего наукограда, работает же в Москве, тратя по два часа дороги туда и столько же обратно, правда, через день - в сетевой компании, ровесник.
По условиям игры для прыжка на предпоследний уровень финалистов (а среди них победитель и два премиальных дипломанта выбирались цифровым лототроном) следовало выбрать участника, который, в свою очередь, и его выберет. Это уже не игра в орлянку, а следовало проанализировать весь ход игры, начиная с нижнего уровня, отслеживая более или менее рядом идущего соперника. Это условие было объявлено диспетчером в четверг, ответ следовало дать до полудня субботы. В четверг и пятницу Юрец и Макс весь вечер и начало ночи, часов до двух, ломали голову. Пришла и финальная суббота. Оба отказались от завтраков, вообще не выходили из своих комнат. Девять часов. Десять часов. Одиннадцать с четвертью. Без четверти двенадцать - роковой час. Все, пропало полтора месяца жизни. Юрец в полном отчаянии вскочил со стула и, не взвидя белого света, со злобой шарахнул тыльной стороной кулака по стене, к которой придвинут его рабочий стол. И Макс в полном отчаянии ударил кулаком по стене, в полнейшем отчаянии спрыгнув со стула. И - о чудо из чудес! - от удара Юрца квадрат, где-то полметра на полметра, стены, разорвав обои, прогнулся вовнутрь чужой квартиры.
В тот же миг ответным ударом разозленного Макса этот же квадрат снизу вогнулся в сторону квартиры Юрца, а затем и вовсе отлетел от стены и грохнулся на его стол. Хорошо недотянул нескольких сантиметров до ноута, иначе бы расшиб его.
Пригнувшись к квадратной пробоине, тот и другой изумленно уставились друг на друга.
— Ты кто?
— Юрец. А ты?
— Макс. Чего это стены ломаешь?
— Да вот с игрой незадача. А ты чего?
— То же самое. Слушай, а какой у тебя ник?
— Люк. А твой?
— Дол. О-о-о, братан, так мы с тобой одну партию ведем. Пять минут до двенадцати осталось, давай срочно сообщаем ники: ты - мой, я - твой.
...Юрец и Макс вышли в финалисты. И хотя цифровой лототрон обошел их обоих своим виртуальным вниманием, но и стать финалистом - большой почет: их имена, настоящие, не ники, навечно теперь внесены на цифровую доску достижений солидной компании компьютерных игр. Юрец с Максом сдружились, что редкость в наше время цифрового одиночества.
□ .Как потом выяснилось в судебном разбирательстве по дознанию и технической экспертизе, застройщик, снизив цены за квартиры, когда выяснилось что из-за строящейся впритык радиальной городской магистрали у дома не будет двора, автостоянки - и вообще ничего, дабы не особо потерять в прибыли, отдал команду прорабу экономить буквально на всем: "Хоть внутренние стены из г. лепите, но чтобы ни одни обломок кирпича, ни единая щепка мимо дела не прошли!" Так получилось, что при разгрузке панелей для некапитальных квартирных стен, в том числе в проемах между кирпичными кладками стен межподъездных - для крайних квартир, неряшливый крановщик так неаккуратно "приземлил" пакет этих панелей, что проломил нижнюю о торчащий булыжник. Когда строители-таджики указали прорабу на бракованную плиту, то последний, еще добротной советской закалки, беззлобно выматерил арийцев* Азии, а затем процитировал известный лозунг Леонида Ильича: "Экономика должна быть эконом-ной". Затем самолично красным карандашом, что обычно держал за ухом, по плотницкой линейке обвел квадратом полметра на полметра, велел самому понятливому гастарбайтеру выпилить квадрат по контуру, изготовить такого же размера из какого-нибудь ненужного обрезка плиты, вставить в отверстие плиты, закрепив клеем. "…Затем зарихтуй заподлицо, а при установке все следы и вовсе исчезнут при известковой обмазке".
Как с видимым удовольствием от проделанной работы доказывал на суде молодцеватый технический эксперт, перемигиваясь с роскошно-длинноногой судебной секретаршей, из той же частнособственнической экономии вместо добротного клея "хенкель" на стройке использовался дешевый китайский эрзац, поэтому-то квадратная вставка и вылетела от двух ударов Юрца и Макса - явно не боксеров или гиревиков.
А в момент происшествия на тройной грохот - кулаками Юрца и Макса и от падения вылетевшего квадрата на стол Юрца - в комнаты финалистов сбежались оба семейства, заодно и познакомились через квадратную пробоину. Как люди деловые, старшие Клюквин и Недолазов тотчас вышли из своих квартир и через двадцать минут уже сидели в равноудаленном от автономных подъездов ресторанчике с интересным названием "Библиотека", каковая здесь же ранее и размещалась. - В архаичную эпоху чтения бумажных книг, точнее, вообще чтения.
Выпив по первой за знакомство, сразу перешли к составлению диспозиции. Сами частнособственники-предприниматели средней руки, они решительно отвергли какие-либо мирные переговоры с застройщиком. "Хрен возьмешь с тарелки деньги у попа", - приговорил Клюквин, в первом поколении городской житель, помнящий едкие деревенские присказки. "Только суд и суд показательный! - согласился Недолазов, - главное, иск выставить на предельно разумную цифру, всякий там моральный ущерб.".
С понедельника сражение началось. Клюквин понес в районный суд коллективное, от двух квартирохозяев, исковое заявление, а Недолазов позвонил в популярнейшую в городе и в области желтую газету "Толока". Там восхитились скандалезностью происшествия и тотчас прислали молодого, но уже ловкого корреспондента Дениса Коротина, подписывающего свои материалы в газете как Дэн Корвин, и фотокора. Вошедшие в апофеоз сражения Клюквин с Недолазовым выкупили прямо в редакции "Толоки" две пачки очередного номера, а Юрец и Макс, тоже почувствовавшие вкус охоты, пользуясь стенным отверстием, распределили номера и самолично отоварили ими почтовые ящики обоих подъездов. Весь дом хохотал: ядовитейше написанная Дэном статья-фельетон сопровождалась почти десятком фотографий, на которых в стенном проломе весело помахивали руч-ками обитатели злосчастных квартир, здоровались также за руку в отверстие, на столе Юрца лежал, прислонившись под углом к стене, выпавший кусок. Венчали фотосессию два снимка: Юрец и Макс, обнявшись, позировали в качестве финалистов новомодной компьютерной игры, а на другой - панорамный вид на дом, стиснутый двумя дорогами. Не только огороженный дом, но и весь город с областью целую неделю хохотали. Говорили, что и сам губернатор с интересом читал. Но судья, принимая исковое заявление, с сомнением покачал головой, дескать, такие дела тянутся годами, а там и с застройщиком что-либо чудесное случится по коммерческой, например, части.
Но подмога пришла откуда не ждали. В одной из квартир Клюквинского подъезда проживала пожилая пара, у которых имелась какая-то досадливая недоделка, а главное, их старший сын, проживавший в столице, был известен как модный, блестящий адвокат, глава своей конторы "Совестливов и партнеры". Уважая обиженных родителей и для создания себе имиджа в родном городе - Москва большая, но и окрестные места надо к своей практике приобщать! - он и взялся бесплатно поддержать иск Клюквина и Недолазова. На заседании суда он произнес такую великолепную речь, что в освещавшей процесс "Толоке" ее сравнили разве что с хрестоматийными русскими дореволюционными адвокатами А. Ф. Кони и Плевако.
Истцы процесс выиграли. Из обладминистраии нажали на застройщика. Компенсацию Клюквины и Недолазовы получили по пристойному максимуму. Однако возвращаться к прежней автономности подъездов, здраво рассудив, квартиросъемщики не захотели: а вдруг сотовая связь и интернет пропадут? Совсем не общаться что ли подъездам? Ведь живем в эпоху глобализма как на вулкане. Словом, в стенной квадрат вставили что-то навроде непрозрачной форточки, открывающейся в обоих направлениях. Но только при одновременном повороте запорных рычажков.
Н. С. Лесков "Заячий ремиз"
Цыпленок зачинается в яйце тогда, когда оно портится.
Григорий Сковорода
□ Семейства Юрки, по давнему, еще школьному прозвищу Юрец, Клюквина и Макса Недолазова переселились в новопостроенный дом близ городского стадиона одновременно в год, когда Юрец и Макс, тоже в один выпуск, окончили Тулуповский университет, который в городе и области в досужих разговорах упорно именовали политехом, каковым он и являлся со времени основания в первые сталинские пятилетки и до лихих девяностых, когда по всей бывшей 1/6 части земной суши все школы переименовали в гимназии, петеу -в лицеи, училища - в колледжи, а все институты, включая уездные "педы", - в университеты. Ну-у, это "предания старины глубокой". Оба семейства из торгового среднего класса, измучившись в родительских еще хрущобах, поднакопили деньжонок, продали наследованные совмещенки и купили вполне пристойные их доходам квартиры в почти престижном двухподъездном многоэтажном доме фасона "спичечный ко-робок, поставленный на попа". Надо заметить, что никоим образом члены этих семейств, до переезда на новину проживавших в различных, удаленных друг от друга, районах широко раскинувшегося Тулуповска, и не подозревали о существовании друг друга: Клюквины - Недолазовых, соответственно, Недолазовы - Клюквиных. Даже Юрец и Макс, одновременно учившиеся в одном вузе, не были даже шапочно знакомы: встреться на улице - равнодушно пройдут мимо друг друга, как все мы проходим, разминаясь с совершенно незнаемыми людьми. Во-первых, с советских времен в политехе, затем в университете, числилось под двадцать тысяч студентов; во-вторых, сорок корпусов и вспомогательных зданий растянулись в половину района, а Юрец и Макс учились на разных факультетах, чуть ли не в километре друг от друга.
А полупрестижный, то есть без фигурных башенок, эркеров и прочих архитектурных излишеств, дом оказался с занятным сюрпризом. Как-то положено в последние три десятка лет, чтобы не тратиться на всякие коммунальные подводы к зданию, дорогостоящие хлопоты на расселение сносимого жилищного и хозяйственного старья, не осваивать пригородные пустоши и прочее, строительная компания за умеренный бакшин (административные и которые в погонах чиновники и мелочью не брезгуют) при-обрела участок под дом-вставку. Но когда подрядчик руками молодцов-гастарбайтеров скоренько сгоношил коробку, то сообразился архитектурно-привязочный конфуз. Дело в том, что участок выдался этакой узкой, почти в толщину коробки полосой, зажатой между двумя дорогами: уличной и радиальной общегородского значения, тянущейся от центра к окраинному обводу-развязке. Последняя спешно начала строиться одновременно с полупрестижным домом. Поскольку же дорожное и домовое строительства подчиняются различным планирующим городским ведомствам, то и вышел такой архитектурный конфуз. Отыскали и наказали стрелочников из мелких чиновников, которым и без того ни копейки-цента не перепало из домового отката, то есть бакшиша. Известно дело исстари на Руси святой: алтынного вора вешают, а полтинного чествуют.
Радиальная общегородская дорога как раз расположилась вдоль фасада новостроящегося дома, поэтому он из класса почти престижного - по ценам квартир - перешел в разряд полупрестижных, ибо ни о каком, ранее зарекламированном застройщиком, дворе с детскими площадками, грядущими тенистыми тополями и развесистыми конскими каштанами (гордость Тулуповска - почти Париж и Одесса!), даже скромными скамеечками для старушек и столиками для пенсионеров-доминошников, речь уже не шла. И, о ужас! даже обычные подъездные выходы по технике безопасности и всяким там санитарно-пожарным нормам соответствующие инспекции (после скандала и бакшиш из осторожности не брали, себе в убыток инспектировали...) запретили выводить в сторону достраиваемой стахановскими темпами дороги с губернаторским контролем. Архитекторы и застройщик поломали головы и перепланировали оба подъездных выхода: теперь они, изогнувшись внутри здания - один вправо, другой влево, - выходили на улицу из торцов дома в метре от фасадных углов.
Принято сетовать, что в современном мире отчужденности люди, годами проживающие в одном подъезде многоэтажного дома, порой не знают друг друга даже в лицо. В определенной степени это относится и к жителям сконфуженного дома. Но здесь и вовсе случился феномен разобщенности двух его подъездов. Поскольку, ввиду отсутствия двора и тротуаров, даже узеньких пешеходных дорожек вдоль фасадной и тыльной сторон зажатого дорогами злосчастного строения, пройти от одного торцового подъезда к другому невозможно, то связь таких автономий с внешним миром оказалась возможной только в противоположные стороны: выйдя из своего подъезда, гражданин, товарищ (это который с погонами) или господин должен, гуляючи, пройтись метров с полтораста по дикорастущему скверику между дорогами по сгоношенной строителями асфальтовой до-рожке, а дальше для обитателей правого и левого (со стороны фасада глядя) подъездов "выход в люди" существенно различался. "Леваки" под прямым углом поворота улицы сворачивали на ее тротуар и еще метров триста шли до проспекта; свернуть с этого тротуара не было возможности: с одной стороны глухая длинная стена ограждения стадиона, с другой - несколько состыкованных друг с другом оград и стен двух университетских корпусов и вспомогательных служб-зданий. "Праваки" же тоже под углом, но только тупым, огибали здание музыкальной школы и выходили на тротуар переулка, ведшего в противоположную проспекту сторону. Если прикинуть в уме и на пальцах, то попасть из левого подъезда в правый, равно как и наоборот, можно было, после сложных петляний, где-то за тридцать-сорок минут бодрого солдатского шага. Это как на плацу учебного отряда дивизии бравые старшины командуют новобранцами: "левой, левой! Солдатский шаг - пятьдесят сантиметров!"
Таким образом, обычная автономность подъездов многоквартирных домов здесь перешла в абсолютную самостийность и незалежность. По отношению друг к другу подъезды стали анклавами: это как Калининград и Крым для материковой России, но там-то есть поезда и паромы и семнадцатикилометровый мост. Опять же лизинговые "боинги" лётают. Уже не говоря, что свои автомобили среднеклассные обитатели полупрестижного дома, матерясь, размещали где придется вдали от визуального оконного надзора, но для правого и левого подъездов все было различным: "свои" магазины и службы жизнеобеспечения, даже почтовые отделения и операционные филиалы Сбербанка разные. Обычная должность старшего по дому, как нонсенс, не существовала, раздвоившись на старших по подъездам с правами первого для каждого из них. Русский человек ко всему скоро привыкает и уже ничему не удивляется. Поэтому когда житель дома вызывает водопроводчика, электрика, телевизионного или компьютерного чинильщика, увы, и 03-машину, если занедужит, то принимающая заказ диспетчерша уточняет, услышав название улицы и номер дома: "Та-ак, квартира тридцать восемь. Это с какой стороны: от стадиона или от музы-калки?" Люто ненавидели жильцов дома почтальонши из двух отделений связи: адрес-то один по улице! Хорошо, что в век интернета письма бумажные не пишут, телеграммы не посылают и посылки от всеобщей скупости не шлют. И еще момент: по новой строительной моде балконы в доме вовнутрь и отгорожены друг от друга вертикальными, по всей высоте здания, ребрами-выступами. То есть, даже опасно перегнувшись над перилами, соседа не увидишь и не услышишь.
Собственно, для чего мы остановились столь подробно на ляпсусах современного городского строительства? - А просто чтобы сказать: семейства Клюквиных и Недолазовых поселились в различных самостийных подъездах, оба на пятом этаже с видом из окон на достраивающуюся радиальную городскую дорогу. Понятно, что жители различных подъездов, Юрец и Макс друг друга не знали. Только и всего-то. А читатель, не хуже прокурора, смысла доискивается...
□ Макс он и есть Макс: и имя и кликуха. Про Юрца уже сказано. Но они уже выросли в эпоху всеобщего и полномасштабного оцифровывания, поэтому со средних школьных классов уже имели свои интернетовские ники: Люк у Юрца, Дол у Макса - слоги из своих фамилий, удачно получи-лись: и кратко и импортом отдает. Все по-компьютерному, интернетовскому. Но что удачно для интернета, то для него же их фамилии сыграли злую шутку: по созвучию каждый из них получил еще в школе прозвища заглаза, то есть Кликов - для Юрца, Недолайкин - для Макса. Поначалу это обоих злило, но потом оба же махнули руками: зовите, мол, как хотите, только денег в долг не просите.
Поскольку родичи Юрца и Макса выбились в среднедостаточные люди не так уж и давно, то с прибавлением семейств своих по возрасту запоздали, то есть пришлось ограничиться единственными наследниками. В тихой жизни все перемены приходят скопом. Так и у Юрца с Максом по времени совпали переезды в новые квартиры, получение дипломов и официальное трудоустройство, именно - официальное, поскольку по компьютерной части подрабатывали еще с первого курса. По специальности, что в дипломах проставлена, оба, слегка подумав и посомневавшись, работать не пошли, хотя в исторически оружейном Тулуповске в наступившие годы оборонпром частично восстановился. Впервые за последние двадцать лет зарплаты инженеров на серьезных предприятиях, из числа оживившихся, превысили доходы рядовых офисных клерков и торговых манагеров - в основном по причине падения последних в череде всевозможных кризисов. Но ведь превысили! как бы там арифметические пропорции не раскладывались. Это как пресловутая инфляция, которой на самом деле сейчас и вовсе нет, а есть дефляция, попросту говоря, вялотекущее подорожание всего и всея и массовое постепенное обнищание.
Ну-у, неча в высокие категории лезть. У Клюквина-старшего по случайному совпадению - отошли от дел и перешли в разряд предпенсионных рантье сразу два его конкурента - несколько расширился рынок сбыта, потребовался компьютерный системщик по части логистики. И он с удовольствием оформил трудовую книжку на Юрца. "ООО Клюквин и сыновья", - слегка загрустив при множественном числе слова "сыновья", беззлобно сыронизировала мать, когда Юрец с аппетитом ужинал, вернувшись с первого трудодня. В небольшой авторемонтной мастерской Недолазова, в основном перебивавшейся тонировкой стекол и рихтованием умеренно побитых передков, компьютерщики не требовались по определению рода работ. Поэтому Макса отец утроил в офис оптовой торговли к давнему знакомому и собутыльнику по зимней рыбалке.
По странному совпадению матери Юрца и Макса трудились по педагогической линии: первая в школе, другая в коммунально-строительном техникуме. Кстати говоря, единственным в городе и области, который не прельстился на американское обезьянническое название "колледж". Как объясняла Елена Григорьевна Недолазова супругу и сыну причину такого вызывающего анахронизма, на момент массовых переименований в девяностые годы в техникуме директорствовал по отставной разнарядке под-полковник из "компетентных органов", люто ненавидевший америкосов и вообще западников: его карьера в "органах" обнулилась из-за неудачи в выполнении задания по оперативной работе, где его по мелочи, но все же переиграли цэрэушники.
Вот обе-то матери вполне справедливо положили по женской природной категоричности, что новые просторные квартиры и начало трудовой деятельности их лелеемых чад всенепременно должны замкнуться в треугольник (это по определению Елены Григорьевны, обучавшей будущих коммунальных строителей математике) женитьбой. Девиц Юрец и Макс не избегали, но без увлечения - чтобы как все, от этих всех не отставать, но сама мысль о женитьбе в двадцать с мелочью лет им представлялась смешной. Но заботливые и резонные в своих доводах матери, начиная издалека и заканчивая близко, наседали на сыновей по линии замыкания равносторонних треугольников. Более мягкохарактерный и послушный Юрец пару раз даже вяло согласился с убеждениями матери, для очистки совести раз и другой прошелся по сайтам знакомств в городском ареале. Ровесницы по возрасту, образованию и, так сказать, имущественному (из лексикона отца) положению все были на одно инкубаторское лицо: распущенные волосы ближе к блондинистому цвету, умеренный макияж, чуть удлиненное этими волосами и макияжем. Неумелые еще "а ля Голливуд" зубастые улыбочки, обязательно втянутые - для искусственных сексапильных ямочек - при фотографировании щеки. Инкубатор и есть. И не только на фото, но и в стандартности принятых в таком случае резюме: "Веселая, но скромная, понимаю юмор, люблю путешествия, коммуника-бельная. Любимая книга - Дина Рубина* "Синдром Петрушки"; любимый фильм - "Мосты округа Мэдисон". Любимая еда: итальянская паста, чизкейк, смузи, стейк из семги, лазанья". Перестал он искать невест для спокойствия матери в инте, а в жизни реальной когда-то еще наметится?
Макс слушал Елену Григорьевну молча, но когда ему напрочь надоели математические доказательства матери о необходимости замыкания равностороннего треугольника, то он просто привел домой "на ужин" офисную коллегу, которая пробовала ластиться к новому в их коллективе парню. Ей же объяснил - посмотришь как живу. По-своему истолковав такое прямое предложение (про родителей в квартире он умолчал), девица Лиза, называвшая себя Джулией, соответственно нарядилась и наштукатурилась, а при виде строгой училки Елены Григорьевны и почти за ними пришедшего домой Недолазова-старшего потеряла и без того слабый дар речи. После тягостного семейного ужина, который не оживила даже выставленная хозяином бутылочка массандровского хереса, гостья заторопилась домой: "мама будет волноваться". Отец, мать и даже Лиза-Джулия поняли и - каждый по-своему - оценили фортель Макса. Отец при случае похохатывал, Елена Григорьевна на время отстала от сына со своей треугольной геометрией, а в офисе девицы фыркали при утреннем появлении на работе Макса. К его явному удовольствию, ибо еще со дворового своего отрочества он крепко запомнил хулиганскую присказку о нежелательности совмещения места жительства и работы и постельного общения с девицами.
□ Наступила слякотная зима. Юрец и Макс вошли в новый ритм своей жизни без особых изменений в ней. Только нуднятину универа, где соскучившиеся к пенсионному возрасту от ничтожной зарплаты, поменьше дворницкой у гастарбайтеров, и десятилетиями одно и то же произносимо-го на лекциях, преподы одним своим неряшливым видом отбивали интерес к чему-либо, сменила унылость нижних ступеней пресловутого бизнеса. Если Юрец на правах сына босса и сам-один компьютерщика еще как-то ощущал себя человечкиным человеком, то Макс у чужого дядя тупо зарабатывал близкие к смешным деньги. Словом, поденщина для головы, оброк для души.
На глазах Юрца и Макса, от начального школьного детства до сегодняшнего дня, в жизни окрест их произошли такие перемены, которые во флоте соответствуют команде "кораблям поворот всем кругом". В этом самом детстве они еще застали отголоски "лихих девяностых" с пивными брезентовыми палатками на каждом свободном клочке асфальта, круглосуточно торгующими водярой магазинами. По дороге в недалекую школу, у каждого свою, первоклассники Юрец и Макс завистливо поглядывали на старшеклассников обоего пола, что перед началом уроков, воробьиными стайками рассевшись во дворах соседних со школой домов на изгородях и наружных трубах отопления, дымили сигаретами, а то и вовсе пивком освежались. Но страну начли в быстром темпе подтягивать к порядку и дисциплинарному благонравию. По мере перехода из класса в класс, затем с курса на курс, Юрец и Макс наблюдали, как исчезали пивные палатки, общедоступные забегаловки, ночники, а еще советской поры рестораны и кафе перепрофилировались в магазины, порой со странным, невостребованным товаром - явно для отмывки многих тонн черного нала из ближней столицы. Предложение стимулирует спрос - девиз общества потребления, но директивное ограничение предложения ограничивает этот спрос -не спросившись у потенциального потребителя. Все меньше народа наблюдали студенты Юрец и Макс на улицах, даже в длинные и солнечные дни благодатного лета: взрослые горбатились на частный капитал, зарабатывая все большим потом все меньшие деньги для содержания своих семей, раскатавших было нос на легкие деньги девяностых, когда от всеобщего разворовывания страны кой-чего перепадало и мелким лавочникам, порой даже и бюджетникам. О заводах и фабриках тогда забыли и думать. Это еще школьникам Юрцу и Максу объяснили их отцы, мелкие частнособственники. - Под бутылочку горькой в разразившийся в конце двухтысячных, нулевых годов всемирный кризис.
...А младшие поколения тоже стали избегать обычных для их возрастов радостей вольной жизни: от шатанья по улицам и дворового общения для школьников до совсем замечательной студенческой жизни с дружескими посиделками в дешевых заведениях "с подачей", футболом на университетских стадиончиках, знакомствах с девушками в доступных еще клубах - бывших заводских домах культуры, наконец, с всепоглощающей первой серьезной любовью. Все минуло как сон, ушедший в далекое прошлое. Все эти поколения, почище тюремного заключения, заковал в свои цепи интернет, за последние два десятилетия от занимательной игрушки для недорослей и удобного (без зарплаты!) помощника для людей трудящихся превратившийся в гигантский спрут, сделавший человека своим роботом. Это уже студентам Юрцу и Максу объясняли старого закала преподы, порой разговорившись на лекциях сверх политкорректно и толерантно выверенной программы. Но таких все меньше оставалось, отходили по возрасту, а то и по доносам самих же студентов, от дел на заслуженный отдых.
И Юрец с Максом, даже не подозревающие о существовании друг друга, стали придатками интернета.
□ Странная это штука интернет, порой проскальзывала у Юрца и Макса нечаянная мысль. Вроде как ты член всемирного, двух-трех, а может и более миллиардного, сообщества, а с другой, как обычный живой человек, совершенно одинок, почти что изолирован от общения с другими живыми людьми. Вот и Юрец, уже месяц как втянувшийся в новую интернетовскую игру с иерархией в двенадцать уровней, по мере восхождения с уровня на уровень, где каждая такая ступенька, учитывая сложность игры, занимала не менее пяти-шести плотно занятых вечеров, иногда задумывался: а что из себя представляют его коллеги-конкуренты с уже примелькавшимися никами? По условиям игры участники никаких иных сведений друг о друге, кроме ников, знать не должны: полное обезличиванье. Не само по себе, разумеется, но, чтобы минуя контроль диспетчеров игры, не-добросовестные участники не сговаривались друг с другом по иным кана-лам связи. Это как в покере шулеры играют парой. Чтобы не распыляться, Юрец выделил участника с ником Дол, который уверенно переступал уровни вровень с ним. Кто он в своей живой оболочке? Каков собой, из какой страны или города, если соотечественник? Возраст его, характер и все остальное, человеческое. Почему-то Дол вырисовывался - что за игра воображения! - индусом или японцем лет тридцати - тридцати пяти, с университетским образованием, а индус и вовсе в Америке учился. Сложнее с профессией - не обязательно компьютерщик. Например, японец офисный менеджер, а индус перебрался в Австралию (где-то прочел, что там много индусов работают) и трудится в тамошнем филиале компании Hewlet Packard или Googol. И так далее, вплоть до семейного положения и любимого сорта пива.
...И Макс заприметил в числе своих конкурентов участника с ником Люк. Почему-то он представлялся ему подмосковным жителем из бывшего наукограда, работает же в Москве, тратя по два часа дороги туда и столько же обратно, правда, через день - в сетевой компании, ровесник.
По условиям игры для прыжка на предпоследний уровень финалистов (а среди них победитель и два премиальных дипломанта выбирались цифровым лототроном) следовало выбрать участника, который, в свою очередь, и его выберет. Это уже не игра в орлянку, а следовало проанализировать весь ход игры, начиная с нижнего уровня, отслеживая более или менее рядом идущего соперника. Это условие было объявлено диспетчером в четверг, ответ следовало дать до полудня субботы. В четверг и пятницу Юрец и Макс весь вечер и начало ночи, часов до двух, ломали голову. Пришла и финальная суббота. Оба отказались от завтраков, вообще не выходили из своих комнат. Девять часов. Десять часов. Одиннадцать с четвертью. Без четверти двенадцать - роковой час. Все, пропало полтора месяца жизни. Юрец в полном отчаянии вскочил со стула и, не взвидя белого света, со злобой шарахнул тыльной стороной кулака по стене, к которой придвинут его рабочий стол. И Макс в полном отчаянии ударил кулаком по стене, в полнейшем отчаянии спрыгнув со стула. И - о чудо из чудес! - от удара Юрца квадрат, где-то полметра на полметра, стены, разорвав обои, прогнулся вовнутрь чужой квартиры.
В тот же миг ответным ударом разозленного Макса этот же квадрат снизу вогнулся в сторону квартиры Юрца, а затем и вовсе отлетел от стены и грохнулся на его стол. Хорошо недотянул нескольких сантиметров до ноута, иначе бы расшиб его.
Пригнувшись к квадратной пробоине, тот и другой изумленно уставились друг на друга.
— Ты кто?
— Юрец. А ты?
— Макс. Чего это стены ломаешь?
— Да вот с игрой незадача. А ты чего?
— То же самое. Слушай, а какой у тебя ник?
— Люк. А твой?
— Дол. О-о-о, братан, так мы с тобой одну партию ведем. Пять минут до двенадцати осталось, давай срочно сообщаем ники: ты - мой, я - твой.
...Юрец и Макс вышли в финалисты. И хотя цифровой лототрон обошел их обоих своим виртуальным вниманием, но и стать финалистом - большой почет: их имена, настоящие, не ники, навечно теперь внесены на цифровую доску достижений солидной компании компьютерных игр. Юрец с Максом сдружились, что редкость в наше время цифрового одиночества.
□ .Как потом выяснилось в судебном разбирательстве по дознанию и технической экспертизе, застройщик, снизив цены за квартиры, когда выяснилось что из-за строящейся впритык радиальной городской магистрали у дома не будет двора, автостоянки - и вообще ничего, дабы не особо потерять в прибыли, отдал команду прорабу экономить буквально на всем: "Хоть внутренние стены из г. лепите, но чтобы ни одни обломок кирпича, ни единая щепка мимо дела не прошли!" Так получилось, что при разгрузке панелей для некапитальных квартирных стен, в том числе в проемах между кирпичными кладками стен межподъездных - для крайних квартир, неряшливый крановщик так неаккуратно "приземлил" пакет этих панелей, что проломил нижнюю о торчащий булыжник. Когда строители-таджики указали прорабу на бракованную плиту, то последний, еще добротной советской закалки, беззлобно выматерил арийцев* Азии, а затем процитировал известный лозунг Леонида Ильича: "Экономика должна быть эконом-ной". Затем самолично красным карандашом, что обычно держал за ухом, по плотницкой линейке обвел квадратом полметра на полметра, велел самому понятливому гастарбайтеру выпилить квадрат по контуру, изготовить такого же размера из какого-нибудь ненужного обрезка плиты, вставить в отверстие плиты, закрепив клеем. "…Затем зарихтуй заподлицо, а при установке все следы и вовсе исчезнут при известковой обмазке".
Как с видимым удовольствием от проделанной работы доказывал на суде молодцеватый технический эксперт, перемигиваясь с роскошно-длинноногой судебной секретаршей, из той же частнособственнической экономии вместо добротного клея "хенкель" на стройке использовался дешевый китайский эрзац, поэтому-то квадратная вставка и вылетела от двух ударов Юрца и Макса - явно не боксеров или гиревиков.
А в момент происшествия на тройной грохот - кулаками Юрца и Макса и от падения вылетевшего квадрата на стол Юрца - в комнаты финалистов сбежались оба семейства, заодно и познакомились через квадратную пробоину. Как люди деловые, старшие Клюквин и Недолазов тотчас вышли из своих квартир и через двадцать минут уже сидели в равноудаленном от автономных подъездов ресторанчике с интересным названием "Библиотека", каковая здесь же ранее и размещалась. - В архаичную эпоху чтения бумажных книг, точнее, вообще чтения.
Выпив по первой за знакомство, сразу перешли к составлению диспозиции. Сами частнособственники-предприниматели средней руки, они решительно отвергли какие-либо мирные переговоры с застройщиком. "Хрен возьмешь с тарелки деньги у попа", - приговорил Клюквин, в первом поколении городской житель, помнящий едкие деревенские присказки. "Только суд и суд показательный! - согласился Недолазов, - главное, иск выставить на предельно разумную цифру, всякий там моральный ущерб.".
С понедельника сражение началось. Клюквин понес в районный суд коллективное, от двух квартирохозяев, исковое заявление, а Недолазов позвонил в популярнейшую в городе и в области желтую газету "Толока". Там восхитились скандалезностью происшествия и тотчас прислали молодого, но уже ловкого корреспондента Дениса Коротина, подписывающего свои материалы в газете как Дэн Корвин, и фотокора. Вошедшие в апофеоз сражения Клюквин с Недолазовым выкупили прямо в редакции "Толоки" две пачки очередного номера, а Юрец и Макс, тоже почувствовавшие вкус охоты, пользуясь стенным отверстием, распределили номера и самолично отоварили ими почтовые ящики обоих подъездов. Весь дом хохотал: ядовитейше написанная Дэном статья-фельетон сопровождалась почти десятком фотографий, на которых в стенном проломе весело помахивали руч-ками обитатели злосчастных квартир, здоровались также за руку в отверстие, на столе Юрца лежал, прислонившись под углом к стене, выпавший кусок. Венчали фотосессию два снимка: Юрец и Макс, обнявшись, позировали в качестве финалистов новомодной компьютерной игры, а на другой - панорамный вид на дом, стиснутый двумя дорогами. Не только огороженный дом, но и весь город с областью целую неделю хохотали. Говорили, что и сам губернатор с интересом читал. Но судья, принимая исковое заявление, с сомнением покачал головой, дескать, такие дела тянутся годами, а там и с застройщиком что-либо чудесное случится по коммерческой, например, части.
Но подмога пришла откуда не ждали. В одной из квартир Клюквинского подъезда проживала пожилая пара, у которых имелась какая-то досадливая недоделка, а главное, их старший сын, проживавший в столице, был известен как модный, блестящий адвокат, глава своей конторы "Совестливов и партнеры". Уважая обиженных родителей и для создания себе имиджа в родном городе - Москва большая, но и окрестные места надо к своей практике приобщать! - он и взялся бесплатно поддержать иск Клюквина и Недолазова. На заседании суда он произнес такую великолепную речь, что в освещавшей процесс "Толоке" ее сравнили разве что с хрестоматийными русскими дореволюционными адвокатами А. Ф. Кони и Плевако.
Истцы процесс выиграли. Из обладминистраии нажали на застройщика. Компенсацию Клюквины и Недолазовы получили по пристойному максимуму. Однако возвращаться к прежней автономности подъездов, здраво рассудив, квартиросъемщики не захотели: а вдруг сотовая связь и интернет пропадут? Совсем не общаться что ли подъездам? Ведь живем в эпоху глобализма как на вулкане. Словом, в стенной квадрат вставили что-то навроде непрозрачной форточки, открывающейся в обоих направлениях. Но только при одновременном повороте запорных рычажков.