ОБЗОР АЛЬМАНАХА «МИРАЖИСТЫ» («НЕ СЕКРЕТ»), КРАСНОЯРСК, 2022
Не секрет, что сущность поэзии — секрет; даже великий поэт и тончайший критик Иннокентий Анненский начал статью «Что такое поэзия?» фразой — этого я не знаю…
Тем не менее, существование поэзии, пускай и не процветание, говорит о духовном и интеллектуальном градусе социума — в не меньшей мере, чем пресловутый валовый продукт (сильно напоминающий среднюю температуру по больнице); и новый альманах, выпущенный Николаем Ерёминым, как нельзя лучше доказывает это.
Он называется «Не секрет» и приурочен ко всемирному Дню поэзии 21 марта, празднику, проходящему, как правило, слабеньким фоном в мире прагматики и тотального потребления.
…Интеллектуальные зигзаги Константина Кедрова-Челищева отмечены космическими мерцаниями: фиалковый космос Циолковского проступает сквозь них нежными и мудрыми разводами:
Тем не менее, существование поэзии, пускай и не процветание, говорит о духовном и интеллектуальном градусе социума — в не меньшей мере, чем пресловутый валовый продукт (сильно напоминающий среднюю температуру по больнице); и новый альманах, выпущенный Николаем Ерёминым, как нельзя лучше доказывает это.
Он называется «Не секрет» и приурочен ко всемирному Дню поэзии 21 марта, празднику, проходящему, как правило, слабеньким фоном в мире прагматики и тотального потребления.
…Интеллектуальные зигзаги Константина Кедрова-Челищева отмечены космическими мерцаниями: фиалковый космос Циолковского проступает сквозь них нежными и мудрыми разводами:
Я — дирижер тишины
Оркестр — звуковая рама
Ноты — запретные плоды на древе познания
Все инструменты — варианты скрипичного ключа
Нотный стан — звуковая клетка для птиц
Птицы — ускользающие ноты
Симфония — стая птиц
Опера — готика голосов
Оркестр — звуковая рама
Ноты — запретные плоды на древе познания
Все инструменты — варианты скрипичного ключа
Нотный стан — звуковая клетка для птиц
Птицы — ускользающие ноты
Симфония — стая птиц
Опера — готика голосов
Поэт тонко чувствует, где требуется рифма, а где — была бы бременящей гирей; в частности, в этом музыкально-метафизическом стихотворении она явно не нужна…
Распускаются фантастические цветы, зреют феноменальные, отсутствующие в каталогах ботаники плоды, и цветет, играет звук, всегда особенный у Кедрова-Челищева, и вспыхивают звезды и звездочки мыслей, остро играя гранями лучей:
Распускаются фантастические цветы, зреют феноменальные, отсутствующие в каталогах ботаники плоды, и цветет, играет звук, всегда особенный у Кедрова-Челищева, и вспыхивают звезды и звездочки мыслей, остро играя гранями лучей:
…Шахматы знают
белый ритм клавиш:
ход конем — ЛЯ
партия ферзя — ДО
белые начинают — СИ
черные заканчивают — РЕ
Можно сыграть
шахматную партию
на рояле:
«Концерт-турнир
черно-белых рыцарей
ладьи и рояля!»
белый ритм клавиш:
ход конем — ЛЯ
партия ферзя — ДО
белые начинают — СИ
черные заканчивают — РЕ
Можно сыграть
шахматную партию
на рояле:
«Концерт-турнир
черно-белых рыцарей
ладьи и рояля!»
Звучит, одолевая праздные шумы жизни, шахматный рояль…
Поэзия Николая Ерёмина — главного миражиста и неустанного издателя — обладает великолепным козырем (если вообразить жизнь как глобальную игру, чего — по правде говоря — делать не следует, ибо в смерть сыграть не удастся, и с нею тоже — если только попав в «Пятую печать» И. Бергмана…) — она не требует подписи, узнается по звуку и ритму, по веревочно-закрученному, виртуозно сделанному стиху, по смеси иронии и метафизики…
Поэзия Николая Ерёмина — главного миражиста и неустанного издателя — обладает великолепным козырем (если вообразить жизнь как глобальную игру, чего — по правде говоря — делать не следует, ибо в смерть сыграть не удастся, и с нею тоже — если только попав в «Пятую печать» И. Бергмана…) — она не требует подписи, узнается по звуку и ритму, по веревочно-закрученному, виртуозно сделанному стиху, по смеси иронии и метафизики…
Куда идут
В конце концов,
Стихи свои даря?
Рубцов, Есенин, Кузнецов —
Как три
Богатыря…
Они идут
В пыли дорог –
По звездам лет — туда,
Где всем
Назначил встречу Бог,
И рад гостям всегда…
Идут,
Признание ценя,
И излучают свет…
И за собой
Ведут меня…
И нам преграды нет.
В конце концов,
Стихи свои даря?
Рубцов, Есенин, Кузнецов —
Как три
Богатыря…
Они идут
В пыли дорог –
По звездам лет — туда,
Где всем
Назначил встречу Бог,
И рад гостям всегда…
Идут,
Признание ценя,
И излучают свет…
И за собой
Ведут меня…
И нам преграды нет.
Ясность озерной воды, вектор веры в правду поэтического слова, тонкое изящество аскетичных внешне и таких богатых внутренне строк…
И, кажется, поэт проникает зорким оком в потустороннее, ибо уверен:
И, кажется, поэт проникает зорким оком в потустороннее, ибо уверен:
О, юридические козни!
Диалектическая рознь…
Я помню утро после казни…
И приглашение на казнь…
Чтоб после смерти жить да жить
И словом — каждым — дорожить…
Диалектическая рознь…
Я помню утро после казни…
И приглашение на казнь…
Чтоб после смерти жить да жить
И словом — каждым — дорожить…
Дальше мы входим в обширное поэтическое пространство Евгения Степанова, поэта и филолога, издателя и прозаика…
Впрочем, все творческие ипостаси Степанова не перечислить, достаточно сказать, что во всех — он высок…
…Мудрость должна быть краткой — велеречивость ей не подходит; мудрость тонко организует, совмещая опыт и красоту, мысли — что подтверждает четверостишие Евгения Степанова:
Впрочем, все творческие ипостаси Степанова не перечислить, достаточно сказать, что во всех — он высок…
…Мудрость должна быть краткой — велеречивость ей не подходит; мудрость тонко организует, совмещая опыт и красоту, мысли — что подтверждает четверостишие Евгения Степанова:
Жизнь одна.
Жена одна.
Смерть одна.
Судьба одна.
Жена одна.
Смерть одна.
Судьба одна.
Трагедия, прорастающая в действительность, невыносима: трагедия, порожденная уходом любимого человека — туда, в запредельность, контакты с которой слишком слабы у нас; но эстетическая сила стихов… если не примиряет со случившимся, то слегка притупляет постоянно режущие грани:
Чем дальше — тем больней.
Трагедия. О ней
Я думаю, страдая.
Покоя никогда я
Теперь не обрету.
Нет сил. Невмоготу.
Боль. Не видать ни зги.
Я отключить мозги
Пытаюсь хоть на время.
Мечтаю, чтобы семя
Надежды проросло,
Всем горестям назло.
Трагедия. О ней
Я думаю, страдая.
Покоя никогда я
Теперь не обрету.
Нет сил. Невмоготу.
Боль. Не видать ни зги.
Я отключить мозги
Пытаюсь хоть на время.
Мечтаю, чтобы семя
Надежды проросло,
Всем горестям назло.
Многое открывается в поэтическом пространстве Евгения Степанова чуткому сердцу и развитой душе…
…Волхвования Эльвиры Частиковой в равной мере таинственны и совершенны, строчки сплетаются в интересный орнамент мысли, используя образный строй, черпая из мира предложенного, подразумевая свет миров запредельных:
…Волхвования Эльвиры Частиковой в равной мере таинственны и совершенны, строчки сплетаются в интересный орнамент мысли, используя образный строй, черпая из мира предложенного, подразумевая свет миров запредельных:
Цифрами с нами Господь говорит.
Вылепив жизнь мою с точной восьмерки,
Небо с землею в ней свел, что на вид
Не усомнишься: два шара, две норки.
Или — бинокль, бесконечность — торцом,
Даже оса с узкой талией, дева,
Но с непрописанным, скрытым лицом…
Бабочка, ангел-хранитель мой, Ева…
Вылепив жизнь мою с точной восьмерки,
Небо с землею в ней свел, что на вид
Не усомнишься: два шара, две норки.
Или — бинокль, бесконечность — торцом,
Даже оса с узкой талией, дева,
Но с непрописанным, скрытым лицом…
Бабочка, ангел-хранитель мой, Ева…
Стих Частиковой густ и насыщен, как свежесобранный мед; тут пиршество слов; и то, что бинокль и бесконечность поставлены рядом, говорит о своеобразной оптике поэта, передающейся сквозь своеобычие поэтической ткани.
Владимир Монахов интересно исследует стихом феномены времени и памяти, в чем-то схожие механизмы, хотя и по-разному работающие: без первого не было бы второй:
Владимир Монахов интересно исследует стихом феномены времени и памяти, в чем-то схожие механизмы, хотя и по-разному работающие: без первого не было бы второй:
Гладь вязкой пустоты, где камушком по водам
Бегут секунды, вечность раскрошив,
И памяти птенец под звездным небосводом
Глотает жадно зернышко души.
Собою белый свет наелся до отрыжки.
На флейте крысолов ведет весь день игру.
Армяк небытия жмет бытию подмышкой,
И смерть бросает в жизнь спасенья легкий круг.
Бегут секунды, вечность раскрошив,
И памяти птенец под звездным небосводом
Глотает жадно зернышко души.
Собою белый свет наелся до отрыжки.
На флейте крысолов ведет весь день игру.
Армяк небытия жмет бытию подмышкой,
И смерть бросает в жизнь спасенья легкий круг.
Парадоксальность мышления поэта, размах культурологических ассоциаций превращают чтение стихов Монахова в увлекательное занятие, питательное к тому же для сердца и ума.
Энзе Фойгт совершает поэтические путешествия по городам, сжато давая их портреты, метафизические, поэтические, вот так, например, прорисован и живописан Амстердам:
Энзе Фойгт совершает поэтические путешествия по городам, сжато давая их портреты, метафизические, поэтические, вот так, например, прорисован и живописан Амстердам:
Прямые улочки, град меж каналами –
После трассы скоростной под землей.
Окна в «цоколях», будто перед залами,
Настежь — а ты — не хочешь не смотри!
Голландцы улыбаются миру усталому…
После трассы скоростной под землей.
Окна в «цоколях», будто перед залами,
Настежь — а ты — не хочешь не смотри!
Голландцы улыбаются миру усталому…
Поэтическая пьеса Виктора Болгова «Юбилей в аду»… не страшная: нет-нет, ироническая, забавная, мешающая житейские реалии с фантазией, дающая хорошей выделки стих:
— «Как заманить на праздник Бога нам?» –
(Гадают черти:) — «может дать сначала
Сверх адских угольков из поддувала.
Или людишек на земле привлечь –
Чтобы при них толкнуть для Бога речь».
(Гадают черти:) — «может дать сначала
Сверх адских угольков из поддувала.
Или людишек на земле привлечь –
Чтобы при них толкнуть для Бога речь».
Игра с высшими реалиями может быть чревата, но, думается, Болгов нигде не переходит границ дозволенного…
Два стихотворения Германа Виноградова подкупают открытой интонацией и естественностью современной речи, реалиями дня и тем многим, что через них просвечивает:
Два стихотворения Германа Виноградова подкупают открытой интонацией и естественностью современной речи, реалиями дня и тем многим, что через них просвечивает:
Я бросил мопед у горы Карадаг
И с сердцем нелегким побрел на Фили я.
Кто ждет меня там — может друг, может враг?
Мопедофилия, мопедофилия.
В степи под Херсоном решил я поесть,
Хотя не так долго еще пропилил я.
Хозяин степи дал обед в мою честь –
Обедофилия, обедофилия.
И с сердцем нелегким побрел на Фили я.
Кто ждет меня там — может друг, может враг?
Мопедофилия, мопедофилия.
В степи под Херсоном решил я поесть,
Хотя не так долго еще пропилил я.
Хозяин степи дал обед в мою честь –
Обедофилия, обедофилия.
Жизнь, нарезающая разные виражи, хорошо вибрирует в стихах Виноградова.
Вова Рыжий, чьи стихи завершают альманах «Не секрет», предлагает сферы и поля чувств, на которых произрастают растения мысли, и совет, который дается в первом стихотворение, не лишен, увы, печальной уместности:
Вова Рыжий, чьи стихи завершают альманах «Не секрет», предлагает сферы и поля чувств, на которых произрастают растения мысли, и совет, который дается в первом стихотворение, не лишен, увы, печальной уместности:
Мне претили всячески советы,
Но сегодня сам я не сдержусь:
Не живите в городах, поэты,
Забирайтесь в болдинскую глушь.
Вспоминайте чаще, что издревле
Лишь природа вдохновляет нас.
Музы — обитатели деревни,
Городов чурается Парнас.
Но сегодня сам я не сдержусь:
Не живите в городах, поэты,
Забирайтесь в болдинскую глушь.
Вспоминайте чаще, что издревле
Лишь природа вдохновляет нас.
Музы — обитатели деревни,
Городов чурается Парнас.
Действительно — поэзия дело одинокое…
Однако альманах Николая Ерёмина «Миражисты» («Не секрет») представил хороший, праздничный, поэтический фейерверк, прекрасно демонстрирующий, сколь много интересного происходит в нынешней поэзии.
Однако альманах Николая Ерёмина «Миражисты» («Не секрет») представил хороший, праздничный, поэтический фейерверк, прекрасно демонстрирующий, сколь много интересного происходит в нынешней поэзии.
Александр БАЛТИН