Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Юлия Март. «Варя. Хаос».
Москва: ЛитРес, 2021

Остросюжетные романы, любовные романы, психологические романы… Жанровый веер современного книгоиздания разворачивается все пышнее и многослойнее. А порою бывает так, что все эти жанры смешиваются в крепком, невероятном коктейле, и невозможно разделить, разграничить в тексте признаки психологического русского романа, напряженного экшна в голливудском духе и любовного текста, который издавна принято считать сугубо женским чтением.
Вот и роман «Варя. Хаос» свободно сочетает три этих контрастных пространства.
Этот жанровый ансамбль сначала может и оттолкнуть стремительным развитием сюжета слабонервного читателя, настроенного на приличия, на комильфо: подружка главной героини Вари, Лика, подбивает ее на то, чтобы Варя оказывала клиентам услуги эскортницы, а попросту, стала «ночной бабочкой» для богатых и даже очень богатых заказчиков. Воронка событий и переживаний затягивает, и здесь надо отдать должное умению автора выстроить пресловутую остросюжетную композицию, где главный двигатель — саспенс, эмоциональное и сюжетное напряжение.
Быт в романе переслаивается мифом; дьяволиада — чистой лирикой; приключения — погружениями в психологические глубины, медитацией, ретритом, разветвленным диалогом, раздумьями вслух.
Кому-то может показаться, что такой компот, такая пестрая ткань будет неубедительна в своей калейдоскопичности. Однако автор ухитряется держать цельность чувства, единую стилистическую интонацию, единую атмосферу загадки и тревоги.
Да, деньги девушке очень нужны: оплата учебы, жилья… Кстати, история Вари, вернее, ситуация, в которую она попала, более чем реалистична: такие случаи не редкость. Другой вопрос, почему она пошла на такое драматическое изменение судьбы, на подобную жертву, и почему другие девушки, ее однокурсницы, возможно, не ломают так грубо свою жизнь.
Появляется хозяин, заказчик Айк. Варе двадцать один, Айку пятьдесят четыре. Разница в возрасте говорит о многом; время, разделяющее людей, это и волшебство, и рок. Впервые испытанный Варей бесконтактный секс — то ли под внушением клиента, то ли оттого, что на волю вырвались собственные тайные желания; впервые испытанный дикий страх при падении с парапета на крыше многоэтажки, а падение не состоялось, и смерть не явилась, потому что предусмотрительный и хитрый Айк пристегнул девушку ремнями… Кто такой Айк? Он развлекается, пьет чужую энергетику, глумится, наслаждается сам? И, главное, какова цель всех его манипуляций с девушкой?
Он признается Варе в том, что она вошла с ним в некий чувственный, эмоциональный резонанс. «Есть частицы одного вещества, которые, даже если их разделить химической реакцией, стараются вернуться друг к другу и слиться в одно целое. Ты и я — мы из одного вещества. Я пока сам не очень понимаю, что происходит, но знаю одно: я хочу побыть с тобой подольше. Понимаешь, о чем я?» Давать человеку ощутить смерть, почувствовать на губах ее вкус — зачем? Только лишь потому, что наблюдатель испытывает при этом необъяснимый восторг?
«Человек быстро ко всему привыкает, даже к угрозе жизни…
— Играешь с моей смертью?
Губы Айка тронула кривая усмешка».
Красавица и чудовище — древний архетип. Эта ситуация в литературе, и в фольклоре, и в произведениях разных авторов позднейших эпох достаточно лейтмотивна. Но не все чудовища в древних сказках мучили своих красавиц. Айк — загадка, и читатель слишком хорошо начинает подозревать довольно быстро, что окраска этой загадки — инфернальная. Брат он, друг он Мефистофелю, Воланду, черту Томаса Манна, что приходит к композитору Адриану Леверкюну, дьяволу, что у Достоевского является Ивану Карамазову?
Начавшись как привычный, классический сентиментальный, любовный роман, текст внезапно приобретает эти инфернальные черты, погружающие в атмосферу девяти кругов Дантова Ада; возможно, Айк — современный его представитель, современный Люцифер, наделенный таким же неоспоримым могуществом, как и его мифологический собрат.
Айк за рулем — и он чуть не разбивает машину вдребезги, демонстрируя Варе снова ужас близкой смерти. Эрос и Танатос пребывают в нерасторжимой связке, так надо читать эти незримые образные формулы. Недаром Варя спрашивает Айка о его учительнице литературы: «Ты ее убил?» Айк поселяет девушку у себя, она общается с пожилой женщиной — няней Айка; загадки водят хороводы вокруг Вари, и вознаградит ли автор читателей вереницей разгадок?
Может быть, самое большое очарование романа как жанра именно в том, чтобы погружаться, нырять в его пучину, захлебываться в его волнах, переплывать его бури и тихие заводи — священно стремление человека УЗНАТЬ, что же там будет вдали, что будет завтра.

Завтра… Вчера… Нынче…
Возможно, роман «Варя. Хаос» — не столько о людях, сколько о Времени.
Время трудно описать, воссоздать, изобразить. Тем не менее художник только и делает, что изображает Время.
Чем-то неуловимым роман напоминает знаменитый цикл Эрики Леонард Джеймс, начавшийся с романа «Пятьдесят оттенков серого». Только горький привкус дьяволиады, не только сладость эротики, у Юлии Март — совершенно русский и совершенно мистический. Эротические фантазии Эрики Джеймс меркнут перед пропастями, которые разверзаются под ногами у наших героев. В этом смысле «Варя. Хаос» — абсолютно русский роман, изобилующий не столько сюжетными неожиданностями, сколько экскурсами в непознаваемость, провалами в потусторонний мир. Мифология рядом, и она вечна, как сама смерть, которой все время Айк пугает Варю. Да и сама жизнь, зацикленная на смерти, закодированная ею. В большой степени смерть — змея, что гипнотизирует жизнь, не дает человеку почувствовать сполна и наслаждение, и отчаяние. Важно полюбить смерть и не бояться ее. Айк учит этому искусству Варю. Она сначала с неохотой и сопротивлением, потом все более старательно учится. Или ей только кажется?
А может, это… ему только кажется?
Варя говорит себе: «Все это бесконечно, безнадежно странно. Я будто еду на спине огромного серого волка, готового съесть меня в любой момент. Но вместо страха испытываю странное удовольствие, вместо опасности — чувствую защиту. И вместо паники и желания сбежать — остаюсь». Айк пытается объяснить Варе, что в отношениях мужчины и женщины главное — tension (напряжение). А потом уже идут passion, страсть, и satisfaction, удовлетворение. Судя по всему, он апологет именно напряжения, возбуждения, желания, как величайшей драгоценности соединения людей.
И назревает вопрос: неужели человек не может существовать без всепоглощающего экстаза, который так напрямую граничит с тьмой? Что же такого ущербного, адского в этом преуспевающем бизнесмене, в Айке, который на самом деле так же, как и герой Эрики Джеймс Кристиан Грей, безмерно одинок?
И, как водится в романе-миксте, где налицо смешение жанровых начал, Айк в одно прекрасное время откровенничает с Варей. Он говорит ей о своем прошлом.
Прошедшее в жизни всякого человека — это сакральная вещь. Память безжалостна, и одновременно память благословенна. Она — сундук с драгоценностями, их показывают не каждому. А ведь у каждого человека в прежней жизни — набор достаточно сходных ситуаций и положений. Греция, куда они оба летят отдохнуть, становится землей обетованной для их сближения на ином уровне — в пространстве той самой исповедальной откровенности, за которой действительно стоят бездны судьбы. Айк разрезает горлышком разбитой бутылки руку Вари; у нее вспыхивает подозрение, что он маньяк, вампир, но из его исповеди ясно, что мистика крови в его детстве и юности присутствовала вполне реально. Он общался с женщиной легкого поведения, которую клиенты изрезали ножами; и кровь стала для Айка с тех пор символом-знаком, неким страшным магнитом — не только биологическим, но и психологическим, мистическим.
Боль и кровь — да, это древние путеводные звезды любви; но такая любовь, слишком близко стоящая к жестокости и гибели, знает только темную сторону бытия.
Однако от психологических омутов, от океанских бездн Достоевского русский роман докатился за полтора столетия до изображения БДСМ; и это тенденциозно. Русский мир повторяет, отражает не только событийные, но и нравственные изменения в современном мире; Айк и Варя зеркалят целый ряд современных романных пар, которые изображены авторами для того, чтобы заглянуть в бездонные колодцы и разверзающиеся вселенные человеческих отношений, в вихри и галактики познанной лишь на ничтожный процент психики, а на самом деле существуют уже внутри гораздо более ориентированного на расчет, нежели на страсти, но не менее мучительного социума. Даже то, что Айк веско, спокойно, подробно рассказывает Варе про свою жизнь, про пережитое, говорит нам о том, что ему далеко до «достоевских безумств».
И все же «достоевские безумства» оказываются не лишними. Варя, чтобы раздразнить и привлечь к себе Айка, с юности «зацикленного» на виде человеческой крови, ранит себе руку. Кровь льется и на охоте, где кабаном ранен компаньон Айка Станислав. Кровь — архетип бытия, она везде и всюду.
Сцена охоты на кабанов в романе большая, контрастная и напряженная. И, думаю, акцентная, смысловая — здесь видны характеры компаньонов Айка, здесь Варя стреляет впервые — и не промахивается; именно после охоты между Варей и Айком происходит болезненное и откровенное объяснение. Девушка плачет и кричит Айку в лицо: хочу быть с тобой, а ты меня мучишь, отталкиваешь, жестоко играешь со мной! Айк мрачно сообщает ей: «Ты будешь жалеть».
Но… о чем, скажите, будет жалеть девушка, наконец-то оказавшаяся в объятиях любимого человека? Вот они вдвоем, вот их первая настоящая, не виртуальная, как у даосов, а полноценно-страстная ночь; вот рана девушки кровит, и она ищет зажимы, чтобы остановить кровь, и в секретной аптечке натыкается сначала на острый скальпель, подарок неизвестной (или неизвестного), а потом вытаскивает из ящика фотографию молодой женщины. Потрясение, шок: сначала Варя думает, что это она сама. Так разительно они похожи с матерью Айка.
«— Ты поэтому меня выбрал? Потому что я копия твоей матери?
Уголки губ Айка опустились вниз:
— Сейчас мне кажется, что это она выбрала тебя».
Роман обрывается, словно провисает, повисает в невесомости, и образной, и сюжетной.
Мы остаемся в неведении, почему Айк много раз повторяет Варе: «бойся меня», «ко мне нельзя приближаться», «ты будешь жалеть». И остается загадкой, почему сходство двух женщин, матери Айка и Вари, может играть такую роковую роль в их жизни.
Может, нечто страшное и притягивающее еще впереди? Читатель ждет продолжения.
А может, они оба, мужчина и женщина, застывают на краю пропасти, на обрыве Времени.
И что Время с ними сделает, порадует их или казнит, сделает их счастливыми или низвергнет в Марианскую впадину отчаяния, — это уже за кадром, за бортом корабля.
Наверное, здесь и таится разгадка: Время — главный враг, Время — хирург, лекарь, Время — убийца и палач.
И Время — невидимый бестелесный священник, который прощает своим бедным людям все грехи, все ошибки, все жестокости и глупости. Именно оно безжалостно наносит раны и заботливо зашивает их. В этом смысле Айк — герой-символ Времени; несмотря на то, что в романе изображен портрет человека Айка, он играет тут скрытую, латентную роль дьявола. Но, как и у Булгакова и у Гёте, это дьявол «с человеческим лицом».
А может, просто человек так устроен, что в нем, опять же по-достоевски, прячутся и Бог, и дьявол, и все сугубо человеческое, слабое, отчаянное, необъяснимое, и наивно-детское, и умудренно-старческое. Все возрасты и времена — в одном человеке. Вся любовь — в одном сердце. И вся ненависть.
Разве ЭТО можно понять? Или простить?
И, главное, — кому; кто способен на такое прощение?
Поэтому роман и обрывается на полуслове.

«Варя. Хаос» Юлии Март — попытка соединить любовный роман, мистику, авантюру, психологический триллер. Удалось ли автору создать убедительную вещь? Она опасно балансирует между трагическим художеством и сугубо развлекательным литературным пространством. Может быть, таков и был замысел автора. С этой точки зрения «Варя. Хаос» — эксперимент. И это прекрасно. Любой тревожащий душу и воображение текст — шаг вперед, в неизведанное. Любой взгляд туда, куда глядеть запрещено, — взгляд моряка, открывающего новый материк.

Елена КРЮКОВА